– Зачем ты ее привез? – спросил Ахмат.
– Не обращай внимания. У меня не было времени отвозить ее домой. Возил к следователю.
– Опять допрашивали? – Ахмат искоса взглянул на Лену. Та сидела, как школьница на экзамене – сложив руки на коленях, замерев, глядя в пол. – Что им надо от нее?
– Спрашивали о муже.
– Об…
– Не называй по имени! – перебил Мухамед.
– Она нас не понимает?
– Нет. Ее таскают из-за подруги.
– Надо было сразу поселить ее у себя. Из-за этой подруги вышли на девчонку.
– Да будь все проклято, я не мог ее заставить! Еле переманил!
– Она не догадывается?
– Нет.
– А Фатиха ей ничего не могла разболтать?
– Не называй имен! – Мухамед тоже посмотрел на Лену, но та глубоко ушла в свои мысли.
– Как раз о ней я хотел с тобой поговорить… – пробормотал Ахмат. – Она приходила ко мне.
– Когда? – изумился Мухамед. – Разве вы знакомы?
– Попробуй это объяснить. Пришла и купила у меня коробку духов. Их отвез Али. В магазин. Где-то в Бибирево.
– Что это значит?
– Я сам не знаю, – нервничал Ахмат. – Она появилась неожиданно, сказала, что ее направил Гамат. Значит, была на том складе. Ей там нечего делать. Но я ничего не подозревал, думал, ей нужны духи для магазина. Сказала, что берет для подруги. Осталась мне должна четыреста долларов за товар, взяла коробку со скидкой. Я ей поверил в долг, как твоей родственнице.
– Интересно… – протянул Мухамед. – Об этом я ничего не знаю.
– На другой день я закрыл склад, Али остался сторожить. Жена Сафара потащила меня к себе домой.
– Зачем? – усмехнулся Мухамед. – Ты никак не мог удержаться?
– Ты знаешь этих баб, – Ахмат выругался. – Заявилась ко мне, просила денег. Я сказал, что ничем помочь не могу. Предложил подвезти ее домой. Приехали к ней, по дороге посидели в кафе… Она вдруг говорит – сумочку на складе забыла. Я думал – отмазаться хочет. Но вижу – чуть не плачет. Дети, говорит, дома заперты. Поехали обратно на склад. Я ее послал наверх, сам сижу в машине, злюсь – думаю, что она крутит. Возвращается – Али не отпирает. Я думал, он куда-то ушел. Парень молодой… Поднялся с нею наверх, открыл. Зашли в комнату, где у меня стол с документами. А он сидит за столом, горло перерезано! – Ахмат провел ребром ладони по жирной шее. – Вокруг кровь, на столе, на полу, везде. Она давай кричать. Я вижу – мертв, ничего не сделаешь. Пришлось звонить в милицию. Просидели здесь до ночи.
– Это все? – спросил Мухамед. Он напряженно выслушал историю, не переводя дыхания. Сунул спичку в гнилые зубы, посмотрел на Лену. Та курила и оглядывалась по сторонам в поисках пепельницы. – А что милиция сказала?
– Зарезали! – горестно ответил тот. – Я ничего не понимаю.
– Комнату опечатали?
– Да, там все документы остались, накладные, сертификаты. Не могу работать, и какая сейчас работа!
– Кто это, как думаешь? – Мухамед присел на подоконник, продолжая ковырять в зубах спичкой. – Кто-то из наших? Не украли ничего?
– Ничего. А деньги были.
– Значит, наши.
– Думаешь? – испугался Ахмат. – Да кто это мог сделать? Али, сам знаешь…
– Знаю, хороший был парень… Его мать жалко. Он единственный сын?
– Да, сестра от горя с ума сойдет… Не знаю, как ей сообщить, – подтвердил Ахмат. – Но за что его? На столе сверточек лежал, а в нем – часы. Их забрали. И еще – он письмо писал сестре в Дамаск.
– Письмо писал? – переспросил Мухамед. Выплюнул спичку, сунул в зубы сигарету. – Ну и что здесь такого?
– Никогда он писем не писал. Только по телефону говорил.
– И что это значит?
– Не знаю. Кому он мог дорогу перейти? – причитал Ахмат. – Я всю ночь не спал, думал. Тут ночевал. И знаешь, все мне почему-то в голову лезет…
– Фатиха? – одними губами спросил Мухамед, и тот кивнул:
– Она. Сам говоришь – никакого магазина у нее нет, духи не нужны. Зачем девушке коробка духов? Почему ко мне пришла? Что делала у Гамата на складе?
– А ты ему звонил?
– Ночью по телефону разговаривал. Она туда пришла поговорить, старое вспомнить. Так он говорит. А про мой склад, правда, он ей рассказал.
– А зачем?
– Не знаю. Гамат не говорит.
– Надо его тряхнуть, – покачал головой Мухамед. – Что она стала по складам ходить? Она там была один раз, когда Сафар работал. Вещи ей не нужны. Духи твои тоже. Она пользуется французскими.
– Я волнуюсь… – Ахмат стал хрустеть короткими толстыми пальцами, оглядываясь на Лену. Та словно окаменела на стуле в ученической позе. – Ты видишь, что происходит? Али работал с Сафаром. Потом эта история. Перевелся ко мне. Она сперва побывала на том складе, потом ко мне пришла. На другой день Али горло перерезали.
– Она этого сделать не могла, – нахмурился Мухамед.
– Они с Сафаром не родственники?
– Даже отдаленного родства нет. Я с ней сегодня поговорю. Все это очень некстати! Ведь идет следствие.
– Я, наверное, спать не буду… – пожаловался Ахмат. – Кто-то отомстил за Сафара, это ясно. Больше парень ничего в Москве не сделал. Зачем его убивать?
Мухамед посмотрел на Лену, сказал ей по-русски:
– Сейчас уйдем.
– Ты поговоришь с Фатихой? – умоляюще спросил его Ахмат. – Я не говорю, что это она, слабая девушка, а у Али почти голова отрезана. Он же сильный парень. Но его зарезали сзади…
– Как он допустил, чтобы ему зашли за спину? – поразился Мухамед.
– В том-то и дело. Я думаю, он доверял этому человеку. Его убили, когда он писал письмо.
– Друзей у него здесь много?
– Никого нет.
– Почему?
– Он застенчивый был… И с кем ему дружить? Его ровесников тут мало.
– Ладно, – Мухамед спрыгнул с подоконника, отряхнул брюки. – Ты возьми на себя Гамата, а я поговорю с Фатихой.
Он кивнул Лене: «Пойдем!» Та послушно встала, попрощалась с Ахматом, и пошла к двери. Хозяин смотрел ей вслед. У девушки была походка живого трупа – безвольная, безжизненная. Он знал такую походку. В детстве его сестра – мать Али, тоже на некоторое время стала заложницей. Она знала об этом и не противилась. Потом все обошлось, девочка осталась жива, и как же он этому радовался! Ахмат очень любил сестру. В те дни у нее была такая же точно походка. Она ходила, как животное по двору бойни, животное, которое собираются принести в жертву. По этой походке он всегда мог узнать людей, приговоренных к смерти.
Вечером того дня, когда вызывали на допрос Лену, группа проверяла сеть арабских ресторанов в Останкино. Один из ресторанов оказался сирийским. Сирийцами были повара, кассиры, официанты и, конечно, вся администрация. Осмотру не обрадовались, но и противиться не стали. Персонал собрали в одной комнате, предъявили фоторобот. Среди персонала не было никого похожего, но возможно, этот человек посещал ресторан.
– Все ваши служащие в сборе, или кто-то еще не пришел? – спросил помощник следователя директора – толстого, хорошо одетого сирийца с маслеными глазами. Тот сказал, что здесь все, кроме мясника. Тот рубит мясо в подсобном помещении.
– Почему его не позвали?
– Очень срочная работа, не успеем приготовить блюда… – забормотал директор. – Сейчас вы отпустите кого-нибудь, его заменят, тогда он придет.
– Где подсобка?
Директор сам повел неприятного посетителя в подсобку. Там было темновато, только большой, обитый жестью разделочный стол был освещен лампочкой без абажура. В углу человек, согнутый в три погибели, рубил мясо на деревянной доске. Мясник распрямился. Его белый клеенчатый фартук был заляпан мелкими ошметками баранины. Он равнодушно посмотрел на фоторобот, указал на дверь, ведущую в следующую подсобку.
– Что такое? – напрягся помощник следователя.
– Там спит. Только что пришел.
Больше он мясника не расспрашивал. Рванул дверь, увидел маленькую комнатку с растрескавшимися, давно не беленными стенами. На кровати без всяких признаков постельного белья спал человек, точно соответствовавший изображению на фотороботе.
Он не сопротивлялся, когда его брали, надевали наручники, мотал головой и сонно смотрел наглыми черными глазами. Директор ресторана от ужаса побелел, шептал еле слышно по-арабски и пытался поговорить с помощником следователя. Задержанного спешными темпами доставили в управление. Оказалось, что тот прекрасно говорит по-русски. Для опознания никого не пришлось звать. Он утвердительно отвечал на все вопросы следователя. Назвал свое имя, страну, из которой прибыл в Москву. Оказался сирийцем. В ресторане не работал, провел две ночи. Никто об этом не знал, он договорился с мясником, тот пустил его спать в подсобку за хорошие деньги. Но мясник ни при чем. Назвал адрес квартиры, которую снимал, сказал, что машины у него нет, продал недавно. На вопросы отвечал нагло и в то же время равнодушно. Да, он увез девочку.
– Где она?
– Ищите, – небрежно бросил он.
– Что значит, ищите? – побелел следователь. – Ты со мной шутки шутишь? Где ребенок? Зачем ты ее увез?
– Нужна она мне была.
– Зачем?!
Ибрагим промолчал, не отводя своих красивых миндалевидных глаз. Следователь хотел разбить в кровь это лицо, но сдержался, спросил:
– Скажи, она жива?
Молчание.
– Тебе деньги нужны?
– Мне ничего не нужно.
– Зачем ребенка увез?
– Нужно было.
– Кому?
– Мне.
– Зачем она тебе? Что ты с ней сделал?
Молчание. Потом Ибрагим сказал:
– Ладно, пишите. Я ее мать убил, посадил в свою машину и задушил. Труп спрятал в парке, положил в воду, ветками накрыл. – Он говорил так спокойно, что у следователя, человека ко всему привычного, волосы на голове зашевелились. – Меня эта девчонка оскорбила. Спать со мною не захотела.
– Ты с нею был знаком?
– Нет. Я в машине предложил ей денег, она отказалась. Тогда я ее задушил.
– Как в квартиру попал? Откуда адрес узнал?
– Она сказала, куда ее везти. Разговорились.
– Кто тебе девочку отдал?
– Женщина, рыжая. Я ей денег дал, она мне девочку отдала.