- Прекрасно. Или ты согласен на что-то ещё, за пятьдесят серебренников?
- Пятьдесят? - Голос Трясучки каркнул. - Это шутка?
- Видишь, как мне смешно? Да, пятьдесят, и если тебе так захочется рыбу, купишь собственную шаланду, да переоденешься во что-то приличного пошива, как тебе такое?
Трясучка стыдливо потянул за изношенные полы куртки. С такой суммой он смог бы успеть следующим судном назад в Уффрис, пнуть сморщенную задницу Воссулы так, чтоб тот пролетел от одного конца города до другого. Эта мечта уже некоторое время была его единственным источником наслаждения. - Чего ты хочешь за пятьдесят?
- Ничего особенного. Ты зайдёшь в курильню и спросишь человека по имени Саджаам. Скажешь, что Никомо требует его присутствия в обычном месте. Приведёшь его ко мне. - На мгновение она замолкла. - Потом поможешь мне убить человека.
Если уж начистоту, то его это не обескуражило. Существовал лишь единственный вид работы, в котором он на самом деле был хорош. Определённо единственный из тех, за которые кто-то пожаловал бы ему пятьдесят серебренников. Он приехал сюда чтобы начать новую жизнь. Но вышло как раз так, как говорил Ищейка. Раз уж твои руки в крови, не так-то просто их отчистить.
Что-то уткнулось под столом ему в ляжку и он чуть не слетел со стула. Между его ног оказался эфес длинного ножа. Боевой кинжал, стальная гарда светится оранжевым, клинок в ножнах, которые женщина держит затянутой в перчатку рукой.
- Будет лучше его взять.
- Я не сказал, что кого-то убью.
- Я в курсе, что ты сказал. Кинжал только для того чтобы подтвердить Саджааму, что ты настроен без дураков.
Приходится признать, что его не так уж и привлекает женщина, всовывающая ему кинжал между коленей. - Я не сказал, что кого-то убью.
- Я не сказала, что ты сказал.
- Ну ладно. Просто, чтобы ты знала. - Он перехватил кинжал и засунул его вглубь под куртку.
Он поднимался и кинжал давил на грудь, прильнув, как вернувшаяся былая возлюбленная. Трясучка знал, что гордиться тут нечем. Любой дурак способен носить нож. И всё же не сказать, что ему неприятна тяжесть стали у рёбер. Он будто снова стал кем-то.
Он прибыл в Стирию в поисках исключительно честного труда. Но когда кошелёк пуст, приходится браться и за бесчестный. Трясучка не знал, бывал ли когда в более бесчестном на вид месте. Тяжёлая дверь в грязной, голой стене без окон, громилы стоят на страже по бокам. По их стойке Трясучка понимал, что они наверняка вооружены и готовы пустить своё оружие в дело. Один был темнокожий южанин - чёрные волосы болтались вокруг лица.
- Надо чё? - спросил он, пока другой таращился на Трясучку.
- Повидать Саджаама.
- Оружие есть? - Трясучка вытащил кинжал, протянул вперёд рукояткой и охранник забрал его. - Пошли со мной. - Скрипнули петли, дверь распахнулась.
С той стороны воздух был густым, затуманенным сладким дымом. Дым влез в трясучкино горло, и ему захотелось кашлять, щипал глаза и исторг из них влагу. Тишина и полумрак, чрезмерно приторная жара после заморозков снаружи. Светильники из разноцветного стекла отбрасывали узоры на покрытые пятнами стены - зелёные, и красные, и жёлтые вспышки во мгле. Это место было похоже на дурной сон.
Сверху свисали занавески, грязный шёлк шуршал во мраке. На подушках раскинулись люди - полусонные и полуодетые. С широко открытым ртом на спине лежал мужчина, в его руке покачивалась трубка - клубы дыма продолжали виться из её чашечки. Лёжа на боку, к нему прижималась женщина. Усыпанные каплями пота лица обоих обвисли, как у трупов. Похоже, что только тонкая грань отделяла наслажденье от безнадёжности, неуклонно сдвигаясь к последнему.
- Сюда. - Трясучка проследовал за своим проводником сквозь кумар и далее вниз по затемнённому коридору. О дверной косяк облокачивалась женщина, наблюдавшая за проходившим мимо Трясучкой безжизненными глазами, не произнося ни слова. Кто-то где-то, вроде бы устало, хрипел - О, о, о...
Сквозь завесу из цокающего бисера в другую большую комнату, менее прокуренную, но более тревожную. В ней разместились люди всех цветов кожи и телосложений. Судя по их виду, не чужды насилия. Восемь сидело за столом с разбросанными стаканами, бутылками и мелочью, играя в карты. Ещё больше развалившись, отдыхало в тени по сторонам. Взгляд Трясучки сразу упал на отвратно выглядевший тесак под рукой одного из них - уж наверно не единственное здешнее оружие. К стене приколочены часы, шестеренки крутились туда-сюда, тик, так, тик. Вполне громко, чтобы ещё больше разбередить его нервы.
Крупный мужчина сидел во главе стола - на месте вождя, если б дело происходило на Севере. Пожилой, с лицом мятым и сморщенным, как далеко не новая кожа. Сам цвета тёмного масла, борода и короткие волосы запорошены металлической сединой. У него была золотая монета, и он ею играл, перемещая костяшками пальцев с одной стороны перевёрнутой ладони на другую. Провожатый наклонился, что-то шепнул ему на ухо, а затем вручил кинжал. Глаза старика, как и глаза остальных теперь обратились к Трясучке. Внезапно, серебренник начал казаться слишком маленькой платой за задание.
- Ты Саджаам? - Громче чем было на уме у Трясучки, голос от дыма скрипучий.
Улыбка пожилого прорезалась жёлтым шрамом на тёмном лице. - Все мои добрые друзья подтвердят, что Саджаам это моё имя. Знаешь, можно ужасно много сказать о человеке по оружию, что он носит.
- И что же?
Саджаам вытащил кинжал из ножен и приподнял его, свет свечей заиграл на стали. - Не дешевый клинок, но и не дорогой. Удобный для дела, и без вычурной ерунды. Острый и прочный, и означает, что ты пришёл не базарить. Я попал в цель?
- Где-то рядом с ней. - Было ясно, что он один из тех, кто любит потрепаться, поэтому Трясучка не стал упоминать, что это даже не его кинжал. Чем меньше слов, тем скорее он будет в пути.
- Как же тебя звать, друг? - Однако его дружеские манеры не вызывали доверия.
- Коль Трясучка.
- Брррр. - Саджаам потряс громадными плечищами, как будто ему стало холодно, чем вызвал у своих людей хихиканье. Словно слегка их пощекотал. - Ты проделал далёкий путь. Далеко, далеко от дома, дорогой мой.
- А-то я, блядь, не знаю. У меня послание. Никомо требует твоего присутствия.
Шутливый настрой вытекал из комнаты. Стремительно, как кровь из перерезанного горла. - Где?
- В обычном месте.
- Он требует? - Пара людей Саджаама отделились от стен, скрытые тенями руки зашевелились. - Ужасно смело. И почему это мой старый друг Никомо послал поговорить со мной большого белого северянина с ножом? - Трясучке пришло на ум, что женщина, по неизвестным причинам, пожалуй, подставила его жопой кверху. Дураку ясно, что она вовсе не этот Никомо. Но он уже сожрал свою долю презрения за последние несколько недель и пусть его заберут мёртвые, нежели он пригубит ещё.
- Спроси его сам. Я пришёл сюда не перебрасываться вопросами, старик. Никомо требует твоего присутствия в обычном месте, и это всё. А теперь двигай своей жирной чёрной жопой, пока я не потерял выдержку.
Пока все размышляли над этими словами, настало длинное, некрасивое молчание.
- Мне по душе, - хрюкнул Саджаам. - Как тебе? - спросил он одного из своих головорезов.
- Если такое в твоём вкусе - неплохо.
- Время от времени. Громкие слова, бахвальство и мужественно волосатая грудь. Перебор моментально вгоняет в тоску, а чуток порой может помочь улыбнуться. Итак, Никомо требует моего присутствия?
- Требует, - выпалил сходу Трясучка, позволив течению тащить себя куда вздумается, и надеясь, что его прибьёт к берегу невредимым.
- Тогда ладно. - пожилой бросил карты на стол и медленно встал. - Да не скажет никто, что старый Саджаам изменил своему долгу. Если Никомо зовёт... пусть будет обычное место. - Он просунул принесённый Трясучкой кинжал за пояс. - Я всё же придержу его, хммм? Всего минутку.
Уже припозднилось, когда они добрались до места, которое ему показала женщина, и в прогнившем саду было темно, как в погребе. И также, насколько мог понять Трясучка, пусто. Лишь ночной ветерок колыхал рваные бумажки - старые, свисающие со скользких кирпичей новости.
- Ну? - грубо произнёс Саджаам. - Где Коска?
- Сказала, что она будет здесь, - пробормотал Трясучка, в основном самому себе.
- Она? - Его рука оказалась на рукояти кинжала. - Какого чёрта ты...
- Здесь околачиваешься, старый хрен. - Она скользнула из-за дерева в полоску света, откидывая капюшон. Сейчас Трясучка отчётливо её увидел - она оказалась даже красивее, чем он представлял и ещё более суровой на вид. Очень красивая и очень суровая, с красной линией сбоку шеи, будто шрам, что увидишь на висельнике. У неё был такой хмурый вид - твёрдо сдвинутые брови, плотно сжатые губы, прищуренные, глядящие прямо глаза. Как будто решила головой пробить дверь и хер клала на последствия.
Лицо Саджаама сморщилось как потная рубашка. - Ты жива.
- Всё такой же проницательный, а?
- Но я слышал...
- Нет.
Собраться с мыслями не заняло у старика много времени. - Тебе нельзя быть в Талинсе, Муркатто. Тебе нельзя быть в сотне миль от Талинса. А самое главное - тебе нельзя быть в сотне миль от меня. - он выругался на каком-то незнакомом Трясучке наречии, затем запрокинул лицо к тёмному небу. - Боже, Боже, отчего же ты не вывел меня к честной жизни?
Женщина фыркнула. - Потому что тебя от неё воротит, вот почему. А ещё ты слишком любишь деньги.
- Каюсь, всё это правда. - Может они и разговаривали как старые друзья, но рука Саджаама всё никак не оставляла нож. - Что тебе нужно?
- Чтоб ты помог кое-кого убить.
- Мяснику Каприла требуется моя помощь в убийстве, а? Ну, поскольку среди них нет приближённых герцога Орсо...
- Он будет последним.
- Да ты охерела. - Саджаам медленно покачал головой. - Как же ты любишь испытывать меня, Монцкарро. Как же ты всегда любила нас всех испытывать. Ты же так не поступишь. Никогда, даже если ждать до гибели солнца.