Вплотную около Трясучки к выступлению готовилась вторая волна. Чиркая в последний раз оселками по лезвиям, затягивая ремни на броне, обмениваясь последней парой шуток и надеясь, что это не последние вообще произнесённые ими слова. Трясучка лыбился, наблюдая за их вознёй. За ритуалами, которые он видел уже куда больше дюжины раз. Чувствуя себя почти как дома.
- У тебя никогда не возникало чувства, что ты не на том месте? - спросил он. - Что если бы только перебраться за тот холм, пересечь ту реку, заглянуть в ту долину, всё стало бы... как надо. Правильно.
Монза сощурила глаза на стены внутренней крепости. - Примерно всю мою жизнь.
- Всю жизнь ты стремилась дальше. Я же взобрался на кучу холмов. Я пересёк кучу рек. Даже море пересёк. Оставил всё, что знал, и приехал в Стирию. Но здесь уже был я, и когда я сходил с корабля, я уже ждал себя в порту. Тот же самый человек, та же самая жизнь. Та долина ничем не отличается от этой. Во всяком случае, ничем не лучше. По-моему я выучил лишь одно... надо просто делать что должно, там где я есть. Просто быть тем, кто я есть.
- И кто ты?
Он опустил взгляд на секиру на коленях. - По-моему, убийца.
- И всё?
- Честно? В общем-то да. - Он пожал плечами. - Поэтому ты меня и наняла, не так ли?
- Может когда-то и да. А теперь я не знаю. Может вообще всё это брехня, которую мы себе твердим, чтобы жить дальше с тем, что мы натворили.
Трясучка не сумел сдержаться. Он взорвался хохотом.
- Что смешного?
- Мне не нужны оправданья, вождь, вот что я хочу тебе сказать. Как называется, когда какая-нибудь штука обязана произойти? Есть же такое слово, когда нечто нельзя остановить? Нельзя увернуться, чтобы ты не пытался делать?
- Неотвратимость, - произнесла Монза.
- Точно. Неотвратимость. - Трясучка со вкусом посмаковал слово, будто кусок доброго мяса. - Я рад тому, что сделано. Я рад тому, что ещё предстоит.
Пронзительный свист прорезал воздух. Первая волна, разбитая на отряды-дюжины, всем скопом, грохоча доспехами, преклонила колени и взялась за длинные лестницы. Они начали продвижение трусцой, херовейшим, если Трясучка мог называть вещи своими именами, строем, скользя и вихляя по склизской жиже садов. Другие отправились следом, ретивости не проявлял никто, стрелки-снайперы с арбалетами старались держать лучников на стенах. Было несколько хрипов, несколько окриков "куда прёшь!" и тому подобных, но в целом марш-бросок был тихим. В самом деле, нет смысла издавать боевой клич пока бежишь к стенам. Что же ты потом станешь делать, когда туда заберёшься? Продолжать орать весь подъём не выдержит никто.
- Вот они, идут. - Трясучка встал, поднял секиру и потряс ею над головой. - Давайте! Жмите, сволочи!
Они наполовину перебрались через сад, прежде чем Трясучка услышал протяжный вопль - Пли! - Мгновением позже шквал щелчков со стен. В нападающих устремились арбалетные заряды. Была пара криков, всхлипов, несколько парней упали, но большинство продолжали пробиваться вперёд, только ещё быстрее. Наёмники с луками опустились на колено и послали ответный залп стрел, что отскочили от бойниц, либо пролетели над ними.
Снова донёсся свист, и тронулась следующая волна, люди, которым досталась приятная задача вскарабкаться наверх. В основном легкодоспешные, чтобы двигаться проворно и ловко. Первый отряд добрался до стены, они начали поднимать лестницу. Один упал с арбалетным зарядом в шее, но остальные справились, продвинув эту штуку до конца. Трясучка глядел, как она описала дугу и стукнулась об ограждение. Начали подниматься и другие лестницы. Наверху на стенах шевеление усилилось, люди подносили камни, перегибались через край, сталкивая их вниз. Стрелы падали среди второй волны, но большинство бойцов уже подошло к стенам, сгрудилось, начинало взбираться. Вот стояли шесть лестниц, а вот уже десять. Следующая раскололась на части, когда ударилась о бойницу, обломки дерева полетели на обалдевших парней, что её поднимали. Трясучку разобрал смешок.
Посыпалось больше камней. Человека сшибло с половины лестницы, ноги сложились под неестественными углами, он начал визжать. Со всех сторон вокруг доносилась уйма криков, но его нельзя было спутать. Несколько защитников на крыше башни перевернули большой чан кипятка на отряд, пытавшийся поставить под ними лестницу. Солдаты адски завыли, опрокинули лестницу, схватились за головы и носились кругами, как сумасшедшие.
Стрелы с болтами свистели вверх-вниз во всех направлениях. Отскакивая, катились камни. Люди падали со стен или с пути на них. Иные отползали назад через грязь, иных оттаскивали, взвалив руки на плечи товарищей, довольных предлогу убраться. Добравшиеся до верха лестниц наёмники отчаянно секли во все стороны, не один и не два, получив тычка от поджидающих копейщиков быстро спроваживался в обратный путь вниз.
Трясучка увидел, как кто-то на забороле перевернул горшок над лестницей с лезущими вверх людьми. Кто-то другой подоспел с факелом, поджёг, и всю верхнюю половину лестницы охватило пламя. Стало быть, масло. Трясучка глядел, как горело дерево, горело вместе с воинами. Трясучка сунул секиру в петлю за плечом. Лучшее для неё место, если собираешься карабкаться. Если конечно не поскользнёшься и не отрубишь ею себе голову. От этой мысли он захихикал снова. Парочка солдат возле него насупилась - он чересчур много смеялся, но ему было пофиг, в нём уже ярилась кровь. От их кислого вида он захихикал только сильнее.
Кажись, кто-то из наёмников перебрался через ограждение справа. Он заметил, как у бойниц замелькали клинки. Сзади напирали новые люди. Лестницу, усыпанную солдатами, шестами оттолкнули от стены. Мгновение она шаталась, стоя торчком, словно лучший в мире скоморох на ходулях. Бедолаги повыше, корчились, хватались за пустоту. Затем она медленно опрокинулась, размазывая их всех о булыжники.
Они уже наверху и слева, как раз у привратной постройки. Трясучка видел, как люди с боем отвоёвывают несколько шагов её крыши. Пять или шесть лестниц свалили, две всё ещё горели у стен, чадя клубами чёрного дыма, зато большинство остальных сверху донизу кишело ползущими солдатами. Много народа у защищавшихся быть не могло, и вот, начало сказываться численное превосходство.
Снова раздался свист, и с места тронулась третья волна, тяжело бронированных бойцов, которые вслед за первыми подымутся по лестницам и проломятся в крепость.
- Пошли, - сказала Монза.
- Так точно, вождь. - Трясучка перевёл дыхание и пустился рысью.
Луки уже более-менее стихли, лишь несколько болтов всё ещё долетали со стрельниц на башне. Значит, путь пройдёт повеселее, чем у предыдущего народа - обычная утренняя прогулка по раскиданным по выжженному саду трупам к одной из лестниц посередине. У подножия пара бойцов и сержант упирались сапогами в нижнюю перекладину, крепко держа лестницу. Сержант хлопал по плечу каждого, кто начинал взбираться.
- Наверх, парни, шустрей, наверх! Быстро, но думайте башкой! Не рассусоливать! Залазь и мочи блядюг! Эй! А ты, мудило... Ох, простите, ваша... ээ... светлость?
- Ты, давай, держи крепче. - И Монза начала подниматься.
Трясучка следом, руки скользили по грубым стойкам, сапоги скребли по древесине, дыхание сипело сквозь улыбку и мышцы работали до боли. Он неотрывно смотрел на стену перед собой. Нет смысла поворачивать голову ещё куда-то. А если стрела? Всё равно ничего не сделаешь. А вдруг, какой мудак швырнёт в тебя камнем, или свалит котелок с кипятком? Всё равно ничего не сделаешь. Если они столкнут лестницу? Херовое счастье, это да, но глазеть по сторонам лишь замедлит тебя и увеличит вероятность такого исхода. Поэтому он продолжал лезть, тяжело дыша сквозь стиснутые зубы.
Очень скоро он оказался наверху и переволокся через ограждение. Монза была там, на забороле, уже с мечом наголо глядела вниз на внутренний двор. Он слышал сражение, но не прямо здесь. Тут были несколько покойников, раскиданные по обеим сторонам заборола. Наёмник с отсечённой у локтя рукой прижался к каменной кладке, вокруг локтя обмотана верёвка, чтобы остановить кровь. Он стонал. - Она упала за край, она упала за край, - снова и снова. Трясучка решил, что тот не протянет до полдника, но прикинул, что это значит, что другим полдника достанется больше. Надо глядеть на светлые стороны событий, ведь так? Именно это и значит быть оптимистом.
Он стянул со спины щит и сунул руку в перевязь. Извлёк секиру, повращал кистью, сжимая рукоять. Настроение улучшилось. Будто кузнец достал кувалду и готов на совесть потрудиться. Внизу располагались высаженные на ступенях-ярусах, вырезанных из самой горы, новые сады, совершенно не искорёженные, как те, что снаружи. С трёх сторон над зелёным насаждением высились здания. Мешанина блестящих окон и искусной кладки - сверху торчали купола и башенки, обнесённые блестящими зубцами и статуями. Не надо обладать великим умом, чтоб опознать дворец Орсо. Оно и к счастью, так как Трясучка великим умом не обладал. Только жаждущим крови.
- Пошли, - сказала Монза.
Трясучка ухмыльнулся. - За тобой, вождь.
* * *
Траншеи, очерчивающие пыльные склоны, опустели. Солдаты, занимавшие их, рассосались, разойдясь по домам, либо играть собственные эпизодические роли в мелочной борьбе за власть, запущенной скоропостижной смертью короля Рогонта и его союзников. Осталась лишь Тысяча Мечей, голодно облепившие дворец герцога Орсо, как опарыши труп. Шенкт всё это видел и прежде. Достоинство, верность, долг - в целом неустойчивые побуждения. При хорошей погоде они поддерживают людей в счастливо-самодовольном состоянии, но быстро выветрятся, когда соберётся шторм. Однако жадность? На жадность всегда можно положиться.
Он поднялся по обдуваемой ветрами тропе, пересёк изрытую битвой площадку у стен. Перешёл через мост, неумолимо приближаясь к чёткой на фоне неба надвратной башне Фонтезармо. Одинокий наёмник сгорбленно сидел на раскладном стуле у открытых створок, прислонив копьё к стене рядом с собой.