Лучше подавать холодным — страница 35 из 128

Спина Трясучки покрылась холодом, когда он произнёс это имя. - Девять Смертей.

- Ты про них слышал?

- Я там был. Прямо в гуще. Я держал щит на краю круга.

- Превосходно! Значит, ты способен привнести в представление атмосферу исторической достоверности.

- Атмосферу?

- Немножко правды, - проворчала Витари.

- Тогда почему бы, нахрен, просто не сказать "немножко правды"?

Но Коска был слишком занят, радуясь собственной задумке. - Струя насилия! Джентльмены Арио будут жадно её лакать! И что лучше объяснит появление оружия в пределах видимости?

Трясучка смотрел на это без особого пыла. Переодеться в человека, который убил его брата, в того кого чуть не убил он сам и разыграть поединок. Одно в его пользу - ему по крайней мере не придётся тренькать на лютне.

- Что он сказал? - прогрохотал Седовлас на северном.

- Мы с тобой прикинемся, что у нас поединок в Круге.

- Прикинемся?

- Всё понимаю, просто здесь, внизу, у них принято изображать всякую херню. Мы притворимся на показ, для зрителей. Ну, типа, разыграем. Увеселение.

- Круг - не то над чем смеются, - и большой человек нисколько не выглядел весёлым.

- Здесь, внизу - то. Сперва мы притворимся, а потом скорее всего нам придётся биться с другими взаправду. Сорок монет, если справишься с делом.

- Тогда ладно. Сперва мы притворяемся. Потом мы бьёмся взаправду. Понял.

Седовлас окинул Трясучку долгим, неспешным взглядом, затем неуклюже погромыхал прочь.

- Следующий! - рявкнул Коска. В дверь запрыгнул тощий мужчина в оранжевых рейтузах и ярко-красном камзоле, в руке большая сумка. - Ваше имя?

- Я ни кто иной как - он отвесил изящный поклон - Невероятный Ронко!

Брови старого наёмника взлетели вверх столь же мгновенно, как рухнуло вниз сердце Трясучки. - И чем вы владеете, как артист и как боец?

- Одним и тем же, сэры! - Кивая Коске с Трясучкой. - Миледи! - Затем Витари. Он плавно развернулся, закрываясь, дотянулся до сумки, а затем крутанулся обратно и держа руку у лица, сдул щёки...

Был шелест и из губ Ронко взметнулся всплеск ослепительного пламени, такой длинный, что щёки Трясучки защипало от жара. Он бы нырнул с кресла вниз, если бы не упустил момент, но вместо этого застыл на месте - моргая и таращась, задышав часто-часто, как только его глаза снова привыкли к темноте склада. Пара огненных лужиц осталась на столе - одна совсем рядом с кончиками дрожащих пальцев Коски. Пламя зашипело в тишине и погасло, оставив за собой запах, от которого Трясучке захотелось блевать.

Невероятный Ронко прочистил горло. - Ах. Чуть более... наглядный показ, чем я рассчитывал.

- Но чертовски впечатляющий! - Коска отгонял дым от лица. - Безусловно увлекательный и безусловно смертельный. Вы приняты, сэр, с окладом сорок серебренников за ночь.

Мужчина просиял. - Счастлив вам услужить! - На этот раз он поклонился ещё ниже прежнего. - Сэры! Миледи! Я вас... покидаю!

- Ты думаешь, стоит? - спросил Трясучка, когда Ронко напыщенно прошествовал к двери. - Малость стрёмно, нет? Огонь в деревянном доме?

Коска снова взглянул на него поверх носа. - Думал вы, северяне, сплошь вспыльчивость и гнилые зубы. Если придётся делать мокрое дело, то огонь в деревянном доме и будет тот балансир, который нам нужен.

- Кто-кто нам нужен?

- Уравнитель, - сказала Витари.

Зря она выбрала это слово. Наверху, на холмах Севера, Великим Уравнителем называют смерть. - Огонь в помещении может полностью уравнять многих из нас, а, на случай, если ты не заметил, тот мудозвон не очень-то меткий. Огонь опасен.

- Огонь прекрасен. Он принят.

- Но не будет ли он...

- А. - Коска пренебрежительным жестом призвал к молчанию.

- Нам надо...

- А.

- Не говори мне...

- А, я сказал! В твоей стране, что, нету слова "а"? Муркатто доверила мне ответственность за увеселителей и, с величайшим из уважений, это означает, что это я говорю, кто принят. Мы не проводим голосований. Сосредотачивайся на постановке представления, чтобы вельможи Арио рукоплескали. В моих руках - планирование. Как тебе такой расклад?

- Прямиком в беду, - сказал Трясучка.

- А, в беду! - Коска усмехнулся. - Не могу дождаться. Чья теперь очередь?

Витари навострила рыжую бровь на свой список. - Барти и Куммель - вертуны, акробаты, метатели ножей и канатоходцы.

Коска ткнул Трясучку локтем в рёбра. - Вот видишь - канатоходцы. Как же такое может плохо закончиться?


Миротворцы


В Городе Туманов выдался на редкость ясный денёк. Свежий и чистый воздух, голубое безоблачное небо и мирные переговоры короля Союза должны были вот-вот открыть свой благородный регламент. Изломы скатов крыш, грязные окна, обшарпанные дверные проёмы - всё было забито зеваками, нетерпеливо ожидающими появления великих мужей Стирии. Они выстроились внизу, по обеим обочинам широкого проспекта - разноцветная неразбериха, напирающая на мрачные серые цепи солдат, развёрнутых для удержания толпы. Народный гул заполонил пространство. Ропот тысяч голосов, сквозь которые там и сям пробивались осаживающие рычания, визг восторга, выкрики уличных торговцев. Так звучит армия перед битвой.

Взволнованная ожиданием кровопролития.

Пять добавочных точек, засевших на крыше ветхого склада, не стоили ничьего внимания. Трясучка глазел вниз, свесив за парапет большие ладони. Коска, почёсывая шелудивую шею, беспечно водрузил сапог на треснутую каменную кладку. Витари опёрлась спиной о стену, сложила длинные руки. Дружелюбный, стоя поодаль прямой как стрела, казался потерявшимся в своём собственном мире. То, что Морвеер и его ученица ушли по своим делам, дарило Монзе маловато спокойствия. После первой встречи с отравителем, она не верила ему вовсе. После Вестпорта она стала верить ему ещё меньше. А ведь это её войско. Она втянула долгий, горький вдох, облизала зубы и сплюнула вниз на толпу.

Когда Бог хочет наказать человека, гласит кантийская поговорка, он посылает ему глупых друзей и умных врагов.

- Уйма народу, - сказал Трясучка, сузив глаза от холодного яркого света.

Одно из ожидаемых Монзой от этого человека убойных откровений. - Просто прорва.

- Да. - Глаза Дружелюбного пробежались вдоль толп, губы беззвучно двигались, создавая у Монзы тревожное впечатление, что он пытается всех их пересчитать.

- Да это ни о чём. - Коска мановением руки отбросил половину Сипани. - Вам бы увидеть полчища, забившие улицы Осприи после моей победы в Островной битве! Всё усыпано дождём из цветов! Народу больше, по крайней мере, вдвое. Вам бы там побывать!

- Я побывала, - сказала Витари, - и там, самое большее, набралась бы половина от этого.

- Мочиться мне в душу доставляет тебе некое нездоровое удовольствие?

- Чуть-чуть. - Витари подмигнула Монзе, но та не рассмеялась. Она думала об устроенном для неё в Талинсе триумфальном шествии после падения Каприла. Или резни в Каприле, смотря кого об этом спросишь. Она вспомнила улыбающегося Бенну - она хмурилась, а он стоял в стременах и посылал балконам воздушные поцелуи.

Люди скандировали её имя, несмотря на то, что здесь же в задумчивом молчании ехал Орсо, плечом к плечу вместе с Арио. Надо было ей разглядеть, что надвигалось следом...

- Вот они! - Коска отгородил глаза ладонью, слишком опасно высунувшись за перила. - Славьтесь, наши великие предводители!

Шум толпы всплеснулся, как только показалось шествие. Семеро конных знаменосцев выступали впереди - флаги на пиках, наклонённых в точности под одним и тем же углом - иллюзия равенства, сочтённая необходимой для разговора о мире. Раковина Сипани. Белая башня Осприи. Три пчелы Виссерина. Чёрный крест Талинса. Вместе с ними на ветру неторопливо колыхались эмблемы Пуранти, Аффойи и Никанте. Позади, ехал человек в позолоченных доспехах, золотое солнце Союза понуро свисало с его чёрного копья.

Соториус, канцлер Сипани, был первым, кто показался из великих и благородных. Или порочных и подлых - смотря кого об этом спросишь. Он был настоящим ископаемым, с белыми волосами и бородой, согбенный под тяжёлой цепью занимаемой должности, которую носил ещё задолго до рождения Монзы. Он упорно ковылял с помощью трости и старшего из сыновей - тому самому было уже примерно под шестьдесят. За ним следовали несколько колонн выдающихся граждан Сипани, солнце сверкало на драгоценных камнях и навощенной коже, ярких шелках и парче.

- Канцлер Соториус, - громко объяснял Трясучке Коска. - Согласно традиции хозяин идёт пешком. Ещё жив, старая сволочь.

- С виду ему пора полежать, - пробормотала Монза. - Кто-то уже готовит ему гроб.

- Думаю, рановато. Он может и полуослеп, но видит яснее большинства остальных. Давний хозяин срединных земель. Тем или иным путём он хранил Сипани нейтральным два десятка лет. Сквозь Кровавые Годы. Как раз с тех пор, как я расквасил ему нос в Островной битве!

Витари фыркнула. - Насколько я помню, это не помешало тебе взять его монету, когда у тебя с Сефелиной Осприйской всё скисло.

- Чем же должно было мешать? Платные солдаты не бывают особо разборчивыми в выборе нанимателей. В делах надо держать нос по ветру. Верность для наёмника, всё равно что для пловца доспехи. - Монза покосилась, гадая, не её ли он имел в виду, но Коска продолжал трепаться, точно всем было безразлично.

- Он никогда мне особо не нравился, этот старый Соториус. У нас с ним была женитьба по расчёту, несчастный брак и, когда одержали победу, развод, на который мы оба радостно согласились. У мирных людей маловато работы для наёмников, а богатая и славная карьера старого канцлера Сипани вся соткана из мира.

Витари усмехнулась на топочучих внизу богатых граждан. – Похоже, он надеется наладить его поставки за границу.

Монза покачала головой. - Единственный товар, что никогда не купит Орсо.

Следом приближались вожди Лиги Восьми. Злейшие враги Орсо, стало быть и Монзы, до её падения с горы. Их сопровождал полк прихлебателей, разодетых в сотню не сочетаемых нарядов. Герцог Рогонт ехал первым на великом чёрном боевом жеребце, поводья в твёрдой руке, периодически отвешивая кивок толпе, когда кто-либо выкрикивал его имя. Он пользовался успехом и его призывали кивать часто, словно специально, чтобы его голова болталась как у индейки. Сальера каким-то образом втиснули в седло коренастого чалого коня рядом с Рогонтом, обвислые розовые щёки оттопыривали золочёный ворот мундира, свисая, то с одной стороны, то с другой, в такт движению тяжело ступающего животного.