- Да ты мне вовсе не нравишься.
- До сих пор надеюсь, что ты ко мне потеплеешь.
- А не приходило в голову, что скорее всего у меня просто свербит?
В зареве с улицы она заметила его ухмылку. - Пускаешь меня в свою постель. Пускаешь Фёрли с толпой в свой дом. Если б я тебя не знал, то подумал бы, что в конце концов впарил тебе чутка сострадания.
Она потянулась. - Может под этой грубой, но прекрасной оболочкой я действительно осталась сердобольной дочерью землепашца, с мечтами о добре? Не думал об этом?
- Не сказать, что думал.
- В любом случае, что мне остаётся? Выкинь их на улицу, так они начнут трепаться. Безопасней когда они под боком, и вдобавок нам обязаны.
- Самое безопасное для них место - в грязи.
- Тогда чего б тебе не спуститься и не избавить нас от всех хлопот, убивец? Делов-то - для героя, которому привычно таскать поклажу за Чёрным Ноу.
- Доу.
- Без разницы. Только штаны сперва надень, угу?
- Я не говорю, что мы должны их порешить и всё тут. Просто указываю на очевидное. Кто-то говорил, что пощада и трусость - одно и то же.
- Я делаю то, что нужно. Не переживай. Всегда делала. Но я не Морвеер. Я не убью одиннадцать крестьян просто ради удобства.
- Что ж, коли так, приятно слышать. По-моему когда помирали те людишки в банке, ты не долго-то горевала - ведь среди них оказался Мофис.
Она нахмурилась. - Такого я не хотела.
- Равно как и у Кардотти.
- У Кардотти всё пошло не совсем так, как я рассчитывала, на тот случай, если ты не заметил.
- Вполне себе заметил. Мясник Каприла, так тебя называют? Что произошло там?
- То, что нужно. - Ей вспомнилась скачка на закате, укол тревоги при виде дымки над городом. - Делать и любить то, что делаешь - разные вещи.
- С одним и тем же итогом?
- Какого чёрта тебе об этом знать? Не припоминаю тебя там. - Она стряхнула воспоминания и соскочила с кровати. Беззаботное тепло последней затяжки подистрепалось и она чувствовала себя странно неловко в собственной покрытой шрамами шкуре, пересекая комнату под его взглядом, нагая как перст, но по-прежнему с перчаткой на правой руке. Город, с его башнями, с его разгорающимся за окном пожаром, расплывался в закрытой половинке пузырчатого стекла. - Я тебя впустила сюда не для напоминаний о моих ошибках. Я этой херни натворила достаточно.
- А кто нет? Зачем ты взяла меня к себе наверх?
- Затем, что я ужасно млею от больших мужчин с крохотными мозгами, а ты что подумал?
- О, я стараюсь поменьше думать, чтобы не заболели мои крохотные мозги. Но у меня начинает возникать ощущение, что ты, может быть вовсе и не такая суровая, как делаешь вид.
- А кто такой? - Она потянулась и дотронулась до шрама на его груди. Провела кончиками пальцев сквозь волосы по жёсткой, морщинистой коже.
- Что ж, полагаю, у нас у всех свои раны. - Его рука скользнула вдоль длинного шрама на её бедре, и её живот туго сжался. Той самой азартной смесью восторга и страха, с добавкой щепотки раздражения.
- У некоторых хуже других. - Слова горчили во рту.
- Просто отметины. - Его большой палец скользнул вдоль шрамов на её рёбрах, одного за другим. - Они меня не смущают.
Она стянула перчатку со скрюченной правой ладони и сунула ему в лицо. - Нет?
- Нет. - Его громадные лапы осторожно сомкнулись вокруг изувеченной руки - тепло и крепко. Она сначала напряглась, чуть было не одёрнула её обратно, от неожиданности перехватило дыхание, будто бы она застукала его ласкающим труп. Затем его пальцы стали тереться об её искривлённую кисть, о ноющее основание большого пальца, об остальные, изогнутые - до самых кончиков. На удивление нежно. На удивление приятно. Она расслабленно закрыла глаза и раскрыла рот, растопыривая пальцы настолько широко, насколько они могли, и выдохнула.
Она почувствовала, как он придвинулся ближе - его тепло, дыхание на её лице. Последнее время помыться выпадало нечасто и от него пахло - потом, и кожей, и слегка тухлым мясом. Резко, но не так уж неприятно. Понимала - от неё самой тоже идёт запах. Его лицо потёрлось об её - колючие щёки, твёрдая челюсть - ткнулось носом в её нос, зарылось в её шею. Она полуулыбалась, кожу холодило сквозняком от окна, знакомо щекочущим нос гарью горящих зданий.
В одной руке он всё ещё держал её ладонь, теперь отведя в сторону, другая зашла с фланга, скользнула вверх по бедру через поясницу, нырнула под груди, большой палец елозил туда-сюда на соске, отчасти приятно и несколько неумело. Её свободная рука потёрлась об его член, уже затвердевший и готовый, вверх, вниз, влажной липкой кожей на ладони. Он подняла ногу, обдирая пяткой сыпучую штукатурку со стены, уперев её в подоконник широко раскинула бёдра. Его палец задвигался вперёд-назад между ними, мягко, хлюп, хлюп.
Её правая рука уже прижималась к его подбородку, кривые пальцы тянули за ухо, поворачивая голову вбок, большой палец раздвигал рот, так, чтобы она смогла протолкнуть туда свой язык. Его рот оказался с привкусом дешёвого вина, что они пили, но её, очевидно, тоже и в конце-то концов - кому не похер?
Она притянула его к себе, прижалась к нему, плоть тёрлась о плоть. Не думая о погибшем брате, не думая об искалеченной руке, не думая ни о войне снаружи, ни о потребности затянуться, ни о людях, которых предстояло убить. Только его пальцы и её пальцы, его хуй и её пизда. Возможно, не так уж и много, но кое-что - ведь ей необходимо было хоть что-то.
- Выеби меня как следует, - прошелестела она ему на ухо.
- Понял, - прохрипел он, подцепил её под колено, поднял на кровать и опрокинул на спину, заскрипела рама. Она изогнулась, освобождая место, и он опустился между её раздвинутых коленей, проталкиваясь вперёд, бросая вниз свирепую ухмылку. Такую же как у неё, страстно спешащую продолжить. Она почувствовала, как его залупа проскользнула между её бёдер, с одной стороны, потом с другой. - Где же, блядь...
- Северяне хреновы, вы бы свою жопу на стуле не нашли.
- Моя жопа - не та дырка, которую я ищу.
- Вот. - Она макнула пальцы в слюну на языке, приподнялась, подпираясь локтем, дотянулась до него и взяла дело в свои руки, направляя член, пока не обнаружилось искомое место.
- Ах.
- Ах, - проурчала она в ответ. - Вот так.
- Айе. - Он вращал бёдрами, протискиваясь глубже с каждым взмахом. - Вот... так... вот. - Руки перебрались выше по ляжкам, касаясь коротких волос. Он начал теребить её большим пальцем.
- Тише! - Она шлепком убрала его руку и просунула на её место свою собственную, медленно обводя средним пальцем по кругу. - Ты же не орехи щёлкаешь, балда.
- Ладно, твой орех в твоих руках. - Его член выскочил, когда он продвинулся вперёд, падая на руки сверху, но она с лёгкостью засунула его обратно. Они вместе отыскивали нужный ритм, терпеливо, но раз за разом всё интенсивнее.
Она не закрывала глаз, глядя ему в лицо, и насколько сумела разобрать во тьме, он глядел в ответ. Оба тяжело дышали, оскалив зубы. Он открывал рот, приглашая её, затем резко убирал голову, когда она вытягивала шею, чтобы поцеловать его, всегда едва за пределы досягаемости, до тех пор пока она не откинулась плашмя со вздохом, от которого её охватила теплая дрожь.
Она положила правую руку на его зад, впиваясь в ягодицу, пока та сжималась и расслаблялась, сжималась и расслаблялась. Теперь уже быстрее, влажная кожа шлёп-шлёпала и она проталкивала перекрученную руку дальше, круговыми движениями подбираясь к щели его задницы. Она снова оторвала голову от кровати, кусая его губы, его зубы, а он вгрызался в неё, с рычанием в глотке, и она рычала в ответ.
Скрип-скрип-скрип - и её ноги были не на кровати, а в воздухе, его рука запуталась в её волосах, пальцы тёрлись о монеты под кожей, отклоняя назад её голову. Её лицо было прямо напротив него, и она всасывала его язык, из его рта в свой, кусая, облизывая. Сильные, слюнявые, голодные, рычащие поцелуи. Навряд ли поцелуи вовсе. Она протокнула ему в очко палец по первую косточку.
- Чё за нахуй? - Он выскочил из неё, будто она влепила ему пощёчину, остановился и замер, напряжённо нависая сверху. Она одёрнула правую руку обратно, левой продолжая трудиться у себя между ног.
- Лады, - шепнула она. - Сам знаешь, от этого ты меньше мужиком не стал. Твоя жопа в твоих руках. Буду держаться от неё в стороне при...
- Да я не про то. Ты чё-нибудь слышала?
Монза ни за что не услышала бы ничего, помимо собственного частого дыхания и неопределённого звука мокрых пальцев, продолжающих скользить вверх и вниз. Она приподняла бёдра, снова прижимаясь к нему. - Давай. Нет там ни...
С грохотом вылетела дверь, взметнулись щепки выдранного с мясом замка. Трясучка на четвереньках слетел с кровати, путаясь в одеяле. Перед ослеплённой светом факелов Монзой промелькнул блеск яркого металла, чьи-то доспехи, окрик и взмах меча.
Был металлический стук, Трясучка издал короткий вопль и тяжело опустился на половицы. Монза почувствовала на щеке капельки крови. Рукоять Кальвеса оказалась в её руке. В правой руке - как глупо, в силу привычки. Пара дюймов клинка уже выдвинулась наружу.- Не смей. - Через ошмётки двери, ободрав волосы над круглым, с виду мягким, лицом, ворвалась женщина, наводя заряженный арбалет. Мужчина перестал нависать над Трясучкой и повернулся к Монзе с мечом в руке. У неё едва ли вышло рассмотреть его - лишь очертания доспехов и шлема. Внутрь протопал ещё один солдат, в одной руке лампа, в другой - боевой топор, блеснуло загнутое лезвие. Монза разжала корявые пальцы, и полувынутый из ножен Кальвес стукнулся об пол у кровати.
- Так-то лучше, - произнесла женщина.
Трясучка издал стон, пытаясь подтянуться, зрачки сузились против света, кровь просачивалась на лицо из пореза среди волос. Должно быть, оглоушили ударом плашмя. Тот, с топором выступил вперёд и вмазал ему сапогом по рёбрам, бух, бух, от чего северянин захрипел, свернулся, голым вжимаясь в стену. Вошёл четвёртый солдат, с какой-то тёмной тканью, перекинутой через руку.