В тот же миг её руку рубанул меч - острие чуть было не зацепило плечо Трясучки, заставив одёрнуться. Белое лицо Монзы с разъезжающимися глазами. Женщина завыла, пытаясь освободиться. Очередной неточный удар мечом плашмя заехал ей по макушке и пошатнул. При этом Монза повалилась на стену, навернувшись об кровать, чуть не зарезав сама себя, когда меч из её руки загремел на пол. Трясучка выкрутил кинжал из ослабевшей хватки женщины и всадил лезвие ей под подбородок. По самую рукоять, брызжа кровью на стену и на рубаху Монзы.
Суча ногами, он разорвал переплетенье конечностей, поднял булаву, вытащил свой нож из спины мёртвого мечника и засунул за пояс. Спотыкаясь, выглянул за дверь. Снаружи коридор был пуст. Он схватил запястье Монзы и рывком вздёрнул её на ноги. Она вылупилась на себя, перемазанную кровью женщины. - Шт... Што...
Он закинул её искривлённую руку себе на плечо и поволок за дверь. Спешно выпихнул на лестницу. По ступеням застучали её сапоги. На улицу, на солнце, через открытый чёрный ход. Она проковыляла один шаг и обдала ближайшую стену струйкой рвоты. Застонала и снова стала тужиться. Он затолкал древко булавы в рукав, зажав в кулаке окровавленную головку, готовый выбросить её наружу, если понадобится.
И осознал, что захихикал снова. От чего - неизвестно. По-прежнему тут не было ничего смешного. По его мнению - в точности наоборот. Тем не менее, он ржал. Монза, пройдя пару пьяных шагов, сложилась пополам. - Завязываю с куревом. - пробормотала она, сплёвывая желчь.
- Само собой. Сразу, как только мой глаз вырастет обратно. - Он взял её под локоть и потянул за собой в направлении конца переулка, где на залитой солнцем улице ходили люди. На углу он притормозил, быстро глянул в обе стороны, затем снова взвалил на плечо её руку и двинулся прочь.
* * *
Не считая трёх трупов, в комнате никого. Шенкт подкрался к окну, осторожно обходя лужи крови на половицах, и выглянул наружу. Ни следа: ни Муркатто, ни её одноглазого северянина. Но пусть уж лучше они убегут, чем кто-нибудь отыщет их до него. Такого он не допускал. Когда Шенкт брался за дело, то всегда доводил всё до конца. Он присел на корточки, сложил руки на коленях, покачивая кистями. Едва ли он размолотил Мальта и семерых его друзей лучше, чем Муркатто со своим северянином обошлась с этими тремя. Стены, пол, потолок, кровать - всё испачкано и перемазано алым. Один мужчина лежал у очага, с круглым раздутым черепом. Другой лицом вниз, рубашка на спине порвана от ножевых ран и пропитана кровью. На шее женщины зияющее отверстие. Видимо, Везучая Ним. Похоже, везенье её покинуло.
- Стало быть, просто Ним.
Что-то блеснуло в углу, у плинтуса. Он нагнулся и поднял, поднося на свет. Золотое кольцо с крупным, кроваво-красным рубином. Слишком изящное, что бы его носил любой из этих подонков. Значит тогда кольцо Муркатто? Ещё тёплое от её пальца? Он надел его на собственный палец, затем взялся за щиколотку Ним и перетащил тело на кровать, напевая про себя, пока догола её раздевал.
По бедру правой ноги шла проплешина шелушащейся сыпи - поэтому он взялся за левую. Отделил от тела - ягодицу и всё остальное, тремя выверенными движениями своего мясницкого серпа. Резко крутанув запястьями, выдернул с треском кость из бедренного сустава. Двумя взмахами кривого лезвия отсёк ступню. Её же поясом обвязал безукоризненно разделанную ногу, чтоб та не разгибалась, и засунул в торбу.
Вот и отбивная, нарезанная толстыми ломтями и обжаренная. Он всегда носил с собой специальную смесь четырёх сульджукских пряностей, перемолотых по его вкусу. А у масла из окрестностей Пуранти чудесный ореховый аромат. Затем соль и молотый перец. Приготовленье мяса целиком зависит от приправы. В серединке розовое, но без крови. Шенкт никогда не понимал людей, которые любят мясо сырым. Аж от одной мысли воротит. Поджарить с лучком. А потом можно нашинковать голень и приготовить жаркое с грибами и кореньями, взять бульон из костей и чуточку того выдержанного мурисского уксуса, чтобы вдохнуть...
- Жар.
Он кивнул самому себе, бережно вытер насухо серп, взвалил на плечи торбу, повернулся к двери и... замер.
С утра он проходил мимо пекарни и думал до чего прекрасные, хрустящие, свежеиспечённые буханки стоят у них в окне. Запах свежего хлеба. Тот самый дух искренности и простой человеческой доброты. Ему бы очень-очень хотелось стать пекарем, не будь он... тем, кем был. Не предстань он в своё время перед прежним наставником. Не пойди он по открывшемуся перед ним пути и не восстань он против него. Каким бы вкусным, думал он, был бы тот хлеб - тонко нарезанный и густо намазанный крупнозернистым паштетом. Возможно с кислым айвовым желе или чем-то подобным, и добрым бокалом вина. Он снова вынул нож и взрезал спину Везучей Ним, чтобы добраться до печени.
В конце концов, ей она уже без надобности.
Геройские усилия, новые начинания
Дождь перестал, и над пашней выглянуло солнце, с серых небес спустилась тусклая радуга. Монза задумалась, а вдруг на том конце, что касается земли, эльфова поляна. Такая, про которые ей отец рассказывал. Либо самое обычное говно, как во всех других местах. Она свесилась с седла и сплюнула в пшеницу. Может, эльфово говно.
Она откинула влажный капюшон и мрачно взглянула на запад, видя, как ливни откатываются в сторону Пуранти. По справедливости, им бы залить потопом Верного Карпи и Тысячу Мечей, чьи разведчики наверное не более чем в дне езды позади. Но справедливости нет, и это Монза знала. Тучи мочатся, где им хочется.
Сырую озимую пшеницу усеивали лоскутки алых цветов, будто подтёки крови на охристом ландшафте. Им бы пора готовиться к жатве, если только здесь кто-нибудь остался для сбора урожая. Рогонт отрабатывал то, в чём был лучшим - откатывался назад, и крестьяне брали с собой всё, что могли унести и откатывались вместе с ним в Осприю. Они знали что Тысяча Мечей на подходе, и знали слишком хорошо, чтобы не оставаться тут, когда те подойдут. Не было пользующихся более дурной славой фуражиров, чем люди, которыми раньше командовала Монза.
Фуражировка, писал Фаранс, есть грабёж столь масштабный, что выходит за пределы обычного преступления - на политическую арену.
Она потеряла кольцо Бенны. Теребила большим пальцем средний, огорчалась несчётное число раз, не обнаружив его там. Прелестный кусочек камня пусть не менял того, что Бенны больше нет. Но всё же, похоже, будто она лишилась некой его последней частички, за которую ей удавалось держаться. Одной из последних частичек самой себя, которые стоило беречь.
Хотя ей и так повезло, что она лишилась в Пуранти одного лишь кольца. Потеряла осторожность, и чуть было не голову. Пора ей было завязывать с куревом. Сподвигнуться на новые начинания. Пора, и тем не менее она дымила всё чаще. Каждый раз, пробуждаясь из сладкого забытья, она твердила себе - это должно стать последним разом, но проходило несколько часов, и она уже покрывалась потом отчаяния. Волны болезненной тяги, как восходящий прилив - каждая выше предыдущей. Выдержать хоть одну являлось геройским усилием, а героем Монза не была. Несмотря на народ Талинса, некогда воздававший ей хвалу. Она даже выбросила трубку, но затем в приступе вязкой паники купила другую. Она потеряла счёт, сколько раз прятала уменьшающуюся банку с шелухой на дно этой или другой котомки. Но осознала в чём главная проблема, когда ты сама прячешь вещь.
Ты всегда знаешь, где она лежит.
- Не нравится мне эта природа. - Морвеер привстал с раскачивающегося сиденья и окинул взглядом плоскую равнину. - Хорошая местность для засады.
- Вот поэтому мы и здесь, - буркнула в ответ Монза. Межевые кустарники, разрозненные полосы деревьев, скопления бурых домиков между полей и одинокие сараи - полно мест, где спрятаться. Ни проблеска движения. Ни звука, лишь вороны, ветер хлопает холстиной повозки, да дребезжат колёса, расплёскивая лужи на пути.
- Ты уверена, что благоразумно возлагать надежды на Рогонта?
- Благоразумием битву не выиграешь.
- Нет, с его помощью планируют убийства. Рогонт, даже для великого герцога, крайне ненадёжен, и вдобавок он твой старый враг.
- Я полагаюсь на него настолько, насколько заходит его собственный интерес. - Вопрос ещё пуще раздражал тем, что она задавала его себе с тех самых пор, как они покинули Пуранти. - Он ничем не рискует покушаясь на Верного Карпи, но получит чёртову прорву выгоды, если я приведу ему Тысячу Мечей.
- Наврядли это стало бы твоей первой ошибкой в расчётах. Что если нас вынесет на путь целой армии? Ты велела убивать мне по одному за раз, а не воевать в одиночку...
- Я заплатила, чтоб ты убил одного в Вестпорте, а ты порешил сразу пятьдесят. Не тебе меня учить осторожности.
- Вряд ли больше сорока, и только из-за избытка старания, чтобы добраться до твоего одного, а вовсе не недостатка! Твой список убиенных в Доме Удовольствий Кардотти короче? Или может во дворце герцога Сальера? Или в Каприле, если уж на то пошло? Прости, пожалуйста, если у меня маловато веры в твоё умение сдерживать насилие!
- Хорош! - Рявкнула она на него. - Ты как баран, всё блеешь и блеешь! Делай то, за что я тебе плачу и хватит об этом!
Морвеер неожиданно затормозил повозку, натянув поводья, и Дэй ойкнула, едва не выронив яблоко. - Значит вот, оно, спасибо за то, что я спешил тебе на выручку в Виссерине? После того как ты столь недвусмысленно послала подальше мой мудрый совет?
Витари, разлёгшись среди припасов в хвосте повозки, вытянула длинную руку. - Та выручка дело моих рук не меньше, чем его. Мне никто спасибо не сказал.
Её Морвеер проигнорировал. - Наверно мне стоит найти более благодарного работодателя!
- Наверно мне стоит найти более, блядь, послушного отравителя!
- Наверно...! Но постой. - Морвеер воздел палец, зажмуривая глаза. - Постой. - Он вытянул губы и, причмокивая, набрал полную грудь воздуха, на мгновенье задержал дыхание, затем медленно его выпустил. И снова. Трясучка подъехал, и вопросительно поднял на Монзу единственную бровь. Ещё один вдох и открылись глаза Морвеера, и издал он отвратительный фальшивый смешок. - Наверно... мне стоит искренне извиниться.