- У тебя нет друзей, отравитель, - промурлыкала она ему. Её длинный бурый плащ висел нараспашку. Под ним её тело, похоже, было обмотано белыми бинтами.
- Кто ты? - спросила Дэй. - И откуда ты, нахрен, взялась?
- Прежде меня называли Восточным Ветром. - Женщина выставила два ряда ослепительно совершенных, белых зубов, грациозно вращая пальцем. - Но теперь меня зовут Ишри. Я с выбеленного солнцем Юга.
- Магия, - пробормотал Трясучка, единственный из компании, кто остался сидеть. Он невозмутимо поднял ложку и отхлебнул ещё один могучий глоток супа. - Передай хлеб, ладно?
- В пень твой хлеб, - огрызнулся он в ответ. - Вместе с твоей магией! Как ты сюда пробралась?
- Она из этих. - У Витари в руке оказался кухонный нож, а глаза сузились в прорези-бойницы, в то время как остатки супа капали со стола и мерно стучали об пол. - Едок.
Гурчанка ткнула в пролитый суп и обвила языком свой палец. - Всем нам надо что-то есть, разве нет?
- Я всё равно не собираюсь попадать в меню.
- Не стоит беспокоиться. В еде я очень разборчива.
- С вашей породой я уже схлёстывалась раньше, в Дагоске. - Морвеер не до конца понимал о чём идёт речь, сам факт чего был неслыханно неприятен, но Витари казалась встревоженной, и от этого тревожился он сам. Та ни в коей мере не была барышней, склонной раздувать страхи. - Какую сделку ты заключила, Муркатто?
- Ту, которая, потребовалась. Она работает на Рогонта.
Ишри уронила голову набок, так низко, что та легла почти-то горизонтально. - Или быть может, он работает на меня.
- Мне всё равно, кто из вас мул, а кто погонщик, - отрезала Муркатто, - лишь бы один из вас предоставил мне людей.
- Пришлёт. Четыре десятка самых отборных.
- Вовремя?
- Если только Тысяча Мечей не прибудут пораньше, а такого не произойдёт. Их главные силы до сих пор стоят лагерем в шести милях. Их задержала необходимость выпотрошить деревню. А потом им надо будет всё там сжечь. Опустошительные негодяйчики. - Её взор пал на Морвеера. От этих чёрных глаз он необъяснимо занервничал. Ему не нравилось, что она вся обёрнута бинтами. Он счёл любопытным, почему...
- В них мне спокойно и прохладно, - произнесла она. Он моргнул, гадая, неужели сумел проговорить вопрос вслух.
- Не сумел. - Его бросило в холод до самых корней волос. Прямо как в тот раз, когда сёстры обнаружили в приюте его секретные принадлежности и догадались об их назначении. Не получалось отделаться от беспричинной догадки, что эта гуркская чертовка каким-то образом знает его тайные мысли. Знает, то, что он натворил, что, как он думал, вообще не узнает никто и никогда...
- Я буду в сарае! - визгливо скрежетнул он, гораздо более тонко, чем намеревался. Он с трудом понизил голос. - Нужно подготовиться, раз завтра у нас будут посетители. Идём, Дэй!
- Я только тут закончу. - Она быстро приспособилась к их гостье и трудилась, намазывая маслом сразу три куска хлеба.
- Ах... да... вижу. - Он, покачиваясь, на мгновение замер - но оставаясь здесь, кроме пущего позора ничего не добиться. Он шагнул за дверь.
- Вы возьмёте ваш камзол? - спросила Дэй.
- Мне и так будет жарко.
Только когда он сошёл во тьму с крыльца усадьбы, и ветер дохнул холодом с пшеничных полей прямо ему под рубашку, тогда он прочувствовал, что одной силой воображения ему не согреться. Вернуться и не выглядеть полным болваном уже поздно, и он напрочь отверг такое решение.
- Не собираюсь. - Особенно страшными проклятьями он сыпал, пока торил путь через тёмный двор, обхватив себя руками и уже начиная трястись. Он позволил выбить себя из колеи какой-то гуркской шарлатанке с помощью простых скоморошьих уловок.
- Забинтованная сука. - Что ж, они всё увидят. - О, да. - В итоге он взял верх над приютскими сестрами, за все свои порки. - Поглядим, кто кого будет пороть на этот раз. - Он оглянулся через плечо, удостовериться, что за ним никто не подсматривает.
- Магия, - усмехнулся он. - Я покажу тебе фокус, не...
- И-и-и! - Его сапог хлюпнул, заскользил и отравитель опрокинулся спиной в лужу грязи. - Ё! Вот падла, твоя сучья жопа! - Хорош уже геройских усилий, с новыми начинаниями вместе.
Предатель.
Трясучка счёл, что до рассвета ещё час или два. Дождь только что иссяк, но вода по-прежнему кап-капала с молодой листвы, узорчатой в обрамлении грязи. Воздух насыщен прохладной сыростью. Журчанье разлившегося возле тропы ручейка сглаживало шлепки копыт его коня. Он знал, что уже близко, и мог уловить слабенький отблеск красноты костра по краям мокрых стволов. Тёмное время самое оно для тёмных дел, любил повторять Чёрный Доу, а уж кому знать, как не ему.
Трясучка слегка понукал коня сквозь ночную морось, надеясь что какой-нибудь пьяный часовой не перенервничает и не угостит его стрелою в брюхо. От неё может будет и не так больно, как когда тебе выжигают глаз, но нарываться не стоит.
По счастью он заметил первого стража, то того, как страж заметил его. Тот привалился к дереву, на плече покоилось копьё. На голову он натянул дождевик и ничего б не увидел, даже если бы бодрствовал.
- Ой! - Мужик встрепенулся, роняя копьё в жижу. Трясучка ухмыляясь и расслабленно сложив руки на луке седла, смотрел как тот ощупью искал оружие в темноте.
- Хочешь вызвать меня на бой или я просто проеду дальше и оставлю тебя заниматься своим делом?
- Кто идёт? - прорычал тот, выдёргивая копьё вместе с пучком мокрой травы.
- Моё имя Коль Трясучка, и Верный Карпи скоро захочет со мной поговорить.
Лагерь Тысячи Мечей выглядел точно также как положено любому военному лагерю. Люди, холстина, металл и грязь. В особенности грязь. Палатки раскиданы во всех направлениях. К деревьям привязаны лошади, в темноте поднимался пар их дыхания. Одно на другое навалены копья. Костры, некоторые горят, некоторые тлеют угольками, от дыма резало глаз. Некоторые до сих пор не спали, в основном завернувшись в одеяла на посту, либо до сих пор пьянствовали, хмурясь на проезжающего мимо Трясучку.
Напоминая ему разом все холодные, сырые ночи которые он провёл на привалах в переходах через весь Север и обратно. Сгорбившись у огня. Моля мёртвых, чтоб не усилился дождь. Поджаривая мясо на копьях убитых. Свернувшись в комок, дрожа в снегу под всеми одеялами, какие только удавалось достать. Затачивая клинки для завтрашних тёмных дел. Он видел лица мёртвых, вернувшихся в грязь. Тех, с кем он делил смех и выпивку. Брат. Отец. Тул Дуру, по прозвищу Грозовая Туча. Рудда Тридуба, Скала Уффриса. Хардинг Молчун, более тихий, чем ночь. Такие воспоминания вызвали в нём прилив неожиданной гордости. Затем прилив неожиданного стыда за то дело, которым он занялся сейчас. Гораздо сильнее, чем возникало у него с тех пор, как он лишился глаза. Чем, по его мнению, могло возникнуть снова.
Он принюхался, лицо под бинтами защипало, и мгновение слабости ушло, оставив его снова холодным и равнодушным. Они остановились у здорового как дом шатра, по краям входного полога в ночь просачивался свет ламп.
- А теперь веди себя прилично, мудило северное. - Страж ткнул Трясучку его собственной секирой. - Или я...
- Съебись ты, идиот. - Трясучка одной рукой оттёр его с дороги и протолкнулся туда. Внутри пахло прокисшим вином, заплесневелыми тряпками, немытыми телами. Тускло отсвечивали мигающие светильники, развешенные по углам с порезанными и разлохмаченными знамёнами, трофеями старых битв.
Кресло тёмного дерева, инкрустированное слоновой костью, заскорузлое, исцарапанное и обтёртое долгим использованием, располагалось в дальнем конце поднятое на пару деревянных ящиков. Кресло генерал-капитана, догадался он. То самое, однажды принадлежавшее Коске, затем Монзе, а теперь Верному Карпи. Выглядит не внушительней обычного потрёпанного обеденного кресла какого-нибудь богатея. Уж точно не так, чтоб ради него убивать кучу народу, но ведь для этого часто особых причин и не требуется.
Посередине стоял длинный стол, по обеим сторонам восседали мужчины. Капитаны Тысячи Мечей. На вид грубые, поцарапанные, заскорузлые и потрёпанные, как кресло, и само собой, с полными наборами всевозможного оружия. Но Трясучка улыбался и в более суровом обществе. Улыбался он и сейчас. Странная штука, в этом сборище он сильнее, чем за последние месяцы чувствовал себя как дома. Получалось, будто здешний уклад ему ближе и понятней, чем у Монзы. Похоже, они приступили к выработке какого-то плана, судя по расстеленным на столешнице картам, но как-то вдруг посреди ночи стратегия обернулась игрой в кости. Теперь на картах россыпью лежал груз монет, вместе с полупустыми бутылками, старыми кубками, треснутыми стаканами. Одна грандиозная батальная расстановка совсем покраснела от пролитого вина.
Здоровый мужик стоял во главе стола - всё лицо в шрамах, короткие волосы поседели, обнажая залысины. Под носом кустистые усы, и все скулы покрыты белой щетиной. Сам Верный Карпи, судя по разговорам Монзы. В горсти одной ладони он перемешивал кости. - Давайте, бляди, давайте. Девятку мне, девятку! - Они выдали три и один, к паре вздохов и кое чьему хохоту. - Падла! - Он швырнул монеты на стол, высокому свинорылому типу с носом крючком и уродливым сочетаньем длинных чёрных волос и огромной плеши. - Настанет день, я раскрою твой трюк, Эндике.
- Без трюков. Я рождён под счастливой звездой. - Эндике мрачно взглянул на Трясучку, примерно так же дружественно, как лиса уделяет внимание цыплёнку. - Что это, нахрен, за очко забинтованное?
Стражник ввалился следом за Трясучкой, злобно косясь на него сбоку. - Генерал Карпи, сэр, этот северянин заявил, что вы будете с ним говорить.
- В самом деле? - Верный окинул Трясучку быстрым взглядом, затем вернулся к штабелеванию монет. - И с чего бы мне захотелось говорить с таким как он? Бросай сюда кости, Виктус, я не закончил.
- Вот в чём проблема с генералами. - Виктус оказался лысым как яйцо и тощим как сам голод, ни гроздья колец на пальцах, ни цепи на шее не делали его и чуточки краше. - Всегда-то им мало. - И он бросил кости назад на стол, под смешки пары своих спутников.Стражник сглотнул. - Он сказал, что знает, кто убил принца Арио!