Виктус и Эндике ответили в унисон, прямо как раньше, прежде чем она села в кресло. - Никогда не сражайся на стороне проигравших!
Усмешка Коски вытянулась шире. - У Орсо на руках все козыри. Осилишь раздать себе хороший расклад - мои ушки всегда на макушке. Но пока что мы с Орсо.
- Как прикажете, генерал, - заявил Эндике.
- Как прикажете, - эхом откликнулся Виктус. - Здорово, что вы вернулись.
Сезария наклонился, что-то бормоча на ухо Коске. Новый генерал-капитан отшатнулся, как ужаленный. - Выдать их герцогу Орсо? Ни в коем случае! Сегодня счастливый денёк! Радостное событие для всех и каждого! Никаких убийств, не здесь, не сейчас. - Он вскинул руку в отгоняющем жесте, словно шуганул кошку вон из кухни. - Ступайте. Всё же завтра лучше не появляйтесь. В дальнейшем мы можем оказаться не такими радушными.
Монза сделала шаг ему навстречу, изо рта уже начало вылетать проклятие. Был стук и лязг металла, когда разносортица капитанов потянула своё оружие. Дружелюбный заступил ей дорогу, расправляя плечи, опуская руки вдоль тела, ничего не выражающее лицо повернулось к ней. Она остановилась и замерла. - Я должна убить Орсо!
- И если у тебя получится, брат снова будет жить? - Коска вызывающе вздёрнул голову. - У тебя исцелится рука? Или нет?
Её всю бросило в холод, по коже ползли мурашки. - Он должен получить по заслугам!
- А, так ведь и большинство из нас. И, безотносительно, все мы получим. А тем временем, скольких иных ты ещё затянешь в водоворотик своей кровавой резни?
- Ради Бенны...
- Нет. Ради себя. Не забывай, я тебя знаю. Я стоял там, где ты стоишь сейчас, побитый, преданый, оплёванный, и без гроша в кармане. Пока у тебя остаются те, кого надо убить, ты прежняя Монцкарро Муркатто, великая и ужасная! Без них, да кто ты такая? - Коска свернул губы в трубочку. - Одинокая калека с дурным прошлым.
Слова душили её. - Пожалуйста, Коска, ты обязан...
- Я не обязан ни хрена. У нас всё ровно, помнишь? Более чем, скажу я. С глаз моих долой, гадюка, пока я не отправил тебя в кувшине герцогу Орсо. Ищешь работу, северянин?
Трясучкин целый глаз пополз по Монзе, и на миг она уверилась, что он скажет да. А затем он медленно покачал головой. - Я останусь с тем вождём, который у меня есть.
- Преданность, ого? - Коска фыркнул. - Ты с такими глупостями завязывай, с ними долго не живут. - Раскат хохота. - Тысяча Мечей - не место для преданности, да, пацаны? У нас таким ребячеством не страдают! - Снова хохот, пара десятков суровых усмешек нацелились на Монзу.
Её замутило. В шатре стало одновременно и слишком ярко и слишком темно. Нос уловил какую-то струю запаха - потных тел, или крепкой выпивки, или отвратной стряпни, или вырытых слишком близко к командирской ставке выгребных ям - и желудок перевернулся, отрыжка плеснула в рот. Покурить, о, пожалуйста, покурить. Она как-то нетвёрдо повернулась на каблуке, протолкнулась между парой хихикавших мужиков и вышла за полог прочь из палатки, в яркое утро.
Снаружи стало намного хуже. Солнечный свет резал. Хари, дюжины их, сплылись воедино в глазастое месиво, напряжённо глядящее на неё. Суд отбросов. Она пыталась смотреть вперёд, всегда вперёд, но заставить веки не колыхаться мелкой дрожью не могла. Она пыталась идти с поднятой головой, как раньше, но колени так тряслись, что все наверняка слышат, как они хлопают об изнанку штанов. Всё так, будто она сняла с себя весь свой страх, свою слабость и боль. Сняла, сложила высокой стопкой, а теперь всё это рухнуло ей на голову и накрыло её, беспомощную, единой огромной волной. Кожа заледенела от стылого пота. Руку ломило до самой шеи. Они увидели, кто она на самом деле. Увидели, что она пропащая. Одинокая калека с дурным прошлым, в точности как выразился Коска. Внутренности свело, и она подавилась, горло запершило от желчи. Мир пошатнулся.
Держаться так долго помогала лишь ненависть.
- Не могу, - прошептала она. - Не могу. - Ей было не важно, что дальше, лишь бы её не сдвигали с места. Нога зацепилась, она начала заваливаться и почувствовала, как Трясучка поймал её руку, обхватил и поставил на ноги.
- Иди, - прошипел он на ухо.
- Не могу...
Его кулак тяжело ткнулся ей в подмышку, и от боли мир на миг прекратил вращаться. - Иди, или нам пиздец.
Хватило сил, чтобы с трясучкиной помощью добраться до лошадей. Хватило, чтобы сунуть в стремя сапог. Хватило, чтобы стеная от боли, залезть в седло, развернуть лошадь и направить её морду в нужную сторону. Как они уезжали из лагеря, она не помнила. Великий генерал-капитан, звезда-по-идее-смерти герцога Орсо, болталась в седле, как кусок дохлятины.
Ты закаляешь себя, становясь чересчур твёрдой, и одновременно становишься хрупкой. Чуть треснет - и всё на куски.
Часть VI. ОСПРИЯ
Мне нравится агония, взаправду ведь она. Эмили Дикинсон.
Похоже, немножко золота может избавить от моря крови.
Мусселию нельзя взять без долгой, затяжной осады, это знали все. Некогда великая твердыня Новой Империи впитала в свои древние стены гордость прежних, некогда великих обитателей. В стенах гордости может, и хоть отбавляй, да в карманах их защитников золотишка-то маловато. За ничтожную сумму Бенна договорился о том, что воротца с узкой стороны крепости оставят незапертыми. Ещё перед тем как Верный со своими людьми взял укрепления, и задолго до того, как остальная Тысяча Мечей хлынула грабить город, Бенна вёл Монзу по затемнённым улочкам. То, что в этот раз ведёт он - необычно уже само по себе.
- Зачем тебе надо идти впереди?
- Увидишь.
- Куда мы идём?
- Вернуть наши деньги. С процентом.
Монза угрюмо поспешала за ним. В сюрпризах брата всё время таилось жало. Под узкой аркой в узкий переулок. Во двор, вымощенный булыжниками, освещаемый двумя мигающими факелами. Кантиец в простой дорожной одежде стоял подле накрытой холстиной повозки, лошади запряжены и готовы ехать.
Монза его не знала, зато он явно знал Бенну, раз выступил вперёд с протянутыми руками, сияя в темноте улыбкой.
- Бенна, Бенна. Рад видеть тебя! - Они обнялись как старые товарищи.
- И я, друг мой. Это моя сестра, Монцкарро.
Человек поклонился. - Знаменитая и грозная. Большая честь.
- Сомену Хермон, - произнёс Бенна, широко улыбаясь. - Крупнейший мусселийский купец.
- Не более чем скромный торговец, как и все прочие. Осталось перевезти лишь несколько... вещей. Жена с детьми уже уехала.
- Отлично. Существенно облегчает дело.
Монза нахмурилась, глядя на брата. - Что происходит...
Бенна сдёрнул с её пояса кинжал и, вынося руку вверх, ударил Хермона в лицо. Так быстро, что купец всё ещё улыбался, пока падал.
Монза инстинктивно обнажила меч, вглядываясь в тени на дворе и улице. Было тихо.
- Какого чёрта ты натворил? - накинулась она на него. Он уже взгромоздился на телегу, срывая холщовую ткань, на лице усмешка бодрого безумия. Он нашарил и откинул крышку короба, зачерпнул, и не спеша, с тонким дзыньканьем, рассыпал монеты.
Золото.
Она подскочила к нему. Больше золота, чем всё виденное ей в жизни. Расширив ослабевшие глаза, она поняла, что коробов больше одного. Дрожащими руками откинула холст. Намного больше.
- Мы богаты! - взвизгнул Бенна. - Мы богаты!
- Мы и так были богаты. - Она взглянула на свой, торчащий из глаза Хермона нож. В факельном свете чернела кровь. - Обязательно надо было убивать?
Он вытаращился, будто у неё поехала крыша. - Ограбить, и оставить его в живых? Он бы всем рассказал, что деньги у нас. А так мы в безопасности.
- В безопасности? Такая гора золота исключает безопасность, Бенна!
Он помрачнел, будто она его ударила. - Я думал, ты будешь рада. Ты же из тех, кто батрачил в грязи ни за что. - Будто она его разочаровала. - Оно наше. Наше, понимаешь? - Будто она его подвела. - Пощада и трусость - одно и то же, Монза! Я думал, ты выучила.
Что ей ещё оставалось делать? Заштопать обратно лицо Хермона?
Похоже, немножко золота может обернуться морем крови.
Его план наступления
Самый южный отрог Урвальских гор, великого станового хребта Стирии - всё сплошь тенистые низины и грандиозные пики, омытые золотым вечерним светом, отважно марширующие на юг - оканчивался роскошным великаном, в ком и была взрезана сама Осприя.
Глубокую зеленеющую долину меж городом и возвышенностью, на которую взгромоздился штаб Тысячи Мечей, сотнями расцветок покрывали полевые цветы. По дну долины петляла Сульва, устремляясь к далёкому морю, превращаясь в рыжее расплавленное железо под прикосновением закатного солнца. В древних оливковых рощах щебетали птицы, в высоких волнистых травах стрекотали кузнечики, ветер ласкал лицо Коски, и перо на шляпе в его руке по-геройски трепетало и билось. В предгорьях севернее города высадили виноградники, зелёные ряды виноградной лозы на пыльных склонах холмов болезненным устремлением притягивали коскин глаз и исходили слюной во рту. Именно там давили лучшие марочные урожаи на Земном Круге...
- О, сжальтесь, лишь глоток, - беззвучно пошевелил губами он.
- Восхитительно, - выдохнул принц Фоскар.
- Прежде вам ни разу не открывался вид на прекрасную Осприю, ваше высочество?
- Я слышал рассказы, но...
- Дух захватывает, не правда ли? - Город возвели на четырёх громадных, врезавшихся в кремового цвета скалу, полках пологого горного склона. Каждая, окружённая собственной ровной стеной, переполнена горделивыми сооружениями, набита хитросплетениями крыш, куполов и башен. С гор до самого крайнего бастиона изящно спускался древний имперский акведук, свыше пятидесяти арок. Высочайшие из них раз в двадцать выше человеческого роста. К верхнему утёсу невозможным образом цеплялась цитадель, четыре огромных башни вытянулись в темнеющую лазурь небес. Солнце садилось, и в окнах загорались огни, очертания города припорошило булавочными остриями света. - Подобного сему другого места нет.