- Думала, может ты уже отправился на Север.
- Без тех денег, что ты мне должна? - Его единственный глаз переместился на равнину. - Ни разу не поворачивался к бою спиной.
- Здорово. Рада, что ты здесь. - Это было правдой, на сей момент. Как бы то ни было, у него есть полезная привычка спасать ей жизнь. Она уже повернулась вперёд, как вдруг почувствовала его взгляд. И как раз настало время выступать.
Рогонт поднял меч, поймал на зеркально-ярком лезвии луч полуденного солнца и блеснул огненной вспышкой. Прямо как в сказках.
- Вперёд!
Языки щёлкнули, каблуки стукнули, поводья хлестнули. Одновременно, словно все кони были единым животным, громадная линия рыцарей пришла в движение. Сначала шагом, лошади волновались, фыркали, мотались в стороны. Ряды искривились и растянулись, когда полные сил люди и кони рванули вперёд. Истошно ревели офицеры, возвращая их в строй.
Они двигались всё быстрей и быстрей, стучали доспехи и сбруя, и у Монзы всё быстрее билось сердце. Той звенящей смесью страха и радости, что приходит, когда раздумьям конец и остаётся лишь действовать. Баолийцы заметили их, и постарались образовать некое подобие строя. Монза ненадолго разглядела их лица, когда мир замер - длинноволосые мужчины, с бранью на устах, в тусклых кольчугах и лохматых шкурах.
Копья всадников возле неё начали опускаться, сверкая остриями. Конница перешла на рысь. Дыхание сипело и холодило в носу, першило в пересохшем горле, жгло грудь огнём. Не думая о боли и о шелухе, чтоб её утолить. Не думая о содеянном, и о том, чего сделать не удалось. Не думая о мёртвом брате и людях, которые его убили. Просто изо всех сил держась за меч и за лошадь. Просто не сводя глаз с простиравшихся перед ней на склоне баолийцев, уже поколебавшихся. Их потрепала и вымотала схватка у берега, пробежка наверх, на холм. А пара сотен тонн конской плоти несущейся вниз, способна истощить выдержку и в лучшее время.
Их недосформированная линия начала разрушаться.
- Бей! - заревел Рогонт. Монза заорала с ним вместе, услышала, как рядом завыл Трясучка. Каждый воин в ряду вопил и кричал. Она с силой вдавила каблуки, и лошадь отклонилась в сторону, выправилась и ринулась вниз по склону – галопом, от которого затрещали кости. Копыта бухали по земле, мелькали, взлетали клочья травы и грязь. В голову Монзы отдавал зубовный стук. Долина содрогалась и подпрыгивала вокруг неё, ослепительная река бросилась ей навстречу. Глаза наполнил ветер, она сморгнула слёзы, мир превратился в переливающуюся, сверкающую зыбь, и вдруг неожиданно и безжалостно снова стал отчётливо резким. Она увидела, как баолийцы разбегаются, как спасаясь, бросают оружие на землю. Затем конница оказалась среди них.
Коня во главе отряда проткнули копьём, древко согнулось, сломалось. Конь, увлёкая за собой и всадника и копейщика, кувырнулся вниз под уклон, в воздухе болтались ремни и сбруя.
Она увидела, как пика поймала бегущего человека сзади, распорола его от задницы до плечей, переворачивая тело. Удирающих баолийцев рубили, закалывали, затаптывали и крушили.
Одного отшвырнуло от груди коня впереди неё, по спине проехался меч, и он, взвизгнув, ударился о ногу Монзы и оказался перемолот копытами штурмового коня Рогонта.
Другой выронил копьё, бросился прочь с белым, расплывшимся от страха лицом. Она мощным взмахом опустила меч, почувствовала толчок отдачи, когда тяжёлый клинок с гулким звоном глубоко вмял его шлем.
В уши врывался ветер, тяжело били копыта. Она кричала - до сих пор, хохотала криком. Зарубила ещё одного пытавшегося уйти, едва не отделив от плеча его руку и выпуская на волю чёрную струю крови. Ударом сплеча промахнулась по следующему и едва удержалась в седле, когда её завернуло вбок вслед за собственным мечом. Как раз вовремя выровнялась, цепляясь больной рукой за повод.
Они уже проехали сквозь баолийцев, оставив шлейф изорванных, окровавленных тел. Прочь сломанные копья, мечи наголо! Уклон выровнялся, когда они рванули дальше, всё ближе к реке, по земле, усеянной аффойскими павшими. Битва, теперь разворачиваясь до мельчайших подробностей, представала донельзя тесной бойней. Всё больше и больше талинцев пересекали брод и добавляли свой вес в безумную давку на берегу. Сверкали, вздымаясь, глевии на длинных древках, вспыхивали мечи, воины в борьбе жались друг к другу. Сквозь ветер и собственную одышку Монзе слышалось, как сталь и голоса сплетаются вместе, подобно отдалённой буре. Позади шеренг скакали офицеры, тщетно крича, пытаясь привнести в это безумие хотя бы намёк на порядок.
Свежий талинский полк тяжёлой латной пехоты начал проталкиваться сквозь брешь, проделанную баолийцами на правом крае. Они зашли флангом и прижали конец осприйского строя. Солдаты в синем подтянули ряды и навалились, чтобы их отбить, но значительно уступали в численности. Всё больше бойцов каждую секунду подходило с того берега реки и теснясь, расширяло разрыв.
Рогонт, сияющая броня измазалась в крови, повернулся в седле и указал на них мечом, крича что-то, что никто не мог расслышать. Не важно. Сейчас нет остановок. Талинцы построились клином вокруг белого боевого стяга, чёрный крест искривлялся на ветру, впереди офицер как бешеный тыкал в пустое пространство, пытаясь привести их в готовность отражать атаку. Монзе кратко подумалось - не встречала ли она его раньше. Солдаты встали на колено, гора сверкающих доспехов на конце клина ощетинилась бердышами и копьями, дальше гремел и колыхался, всё ещё наполовину увязший в осприйцах, лес спутанных друг с другом мечей.
Монза увидела тучу арбалетных зарядов, взмывшую с той стороны давки у брода. Она скривилась, когда они замелькали возле неё, задержала дыхание безо всякого смысла. Задержка дыхания стрелу не остановит. Со стуком и шорохом те сыпались вниз, щёлкали в торф, отскакивали от тяжёлой брони, впивались в лошадей. Одна лошадь шеей напоролась на арбалетный болт, перекосилась и опрокинулась набок. Другая набежала на неё, и всадник выпал из седла, молотя руками в воздухе, копьё полетело под уклон, взрывая чёрную землю. Монза рывком отвернула коня в обход крушения. Что-то с грохотом отскочило от её нагрудника и раскрутилось в лицо. Почувствовав удушье, она свернулась в седле, по щеке потекла боль. Стрела. Её корябнуло перьями на хвосте. Она открыла глаза чтобы увидеть как рыцарь в доспехах вцепился в заряд в плече, встряхнулся раз, другой, затем повалился набок, и, стуча, поволокся за понёсшим, галопирующим конём, застряв одной ногой в стремени. Тут ударили остальные, кони хлынули потоком, обходя павших или топоча прямо по ним.
Она где-то прикусила язык. Отхаркнула кровь, снова всаживая шпоры и понукая коня вперёд, губы оттопырились, в рот устремился холодный ветер.
- Надо было нам оставаться работать в поле, - проговорила она. Тяжело грохоча, ей навстречу двинулись талинцы.
* * *
Трясучка никогда не понимал, откуда каждый раз берутся придурки, рвущиеся в бой не разбирая дороги. И всегда этих балбесов набиралось вдоволь - чтобы номер удавался на славу. В данном случае они направили коней прямо к белому флагу, на самый кончик клина с прочнее всего укреплёнными копьями. Головная лошадь приостановилась перед броском, её занесло, и она встала на дыбы, едва удерживая всадника. Следующая лошадь врезалась в неё и швырнула обоих, человека и зверя на блестящие острия. Полетели щепки и брызги крови. Ещё одна взбрыкнула сзади, высаживая всадника поверх своей головы на землю, где его с удовольствием заколол первый ряд.
Конники похладнокровней, рванули в стороны, обтекая вдоль клина, точно ручей вокруг камня, к его более мягким флангам, где копья не укрепили. Визжащие солдаты громоздились друг на друга, пробиваясь куда угодно лишь бы не вперёд, когда на них набросились всадники. Во все стороны раскачивались пики и алебарды.
Монза двинулась вправо и следом Трясучка, не сводя с неё глаз. Прямо впереди пара лошадей перескочила раздробленный первый ряд и попала в гущу, всадники колошматили кругом мечами и палицами. Другие врезались в стиснутых, карабкающихся воинов, давили их, топтали их, заставляли их метаться, орать, умолять, гнали к реке. Монза, проносясь мимо, зарубила какого-то споткнувшегося дурня, и попала в давку, отмахиваясь мечом. По ней ударил копейщик, и попал в нагрудник, чуть не сорвав с седла.
На ум пришли слова Чёрного Доу - где лучше всего убить человека, так это в битве, и вдвое лучше, если он на твоей стороне. Трясучка пришпорил коня и подогнал его к Монзе, высоко поднимаясь в стременах, занося над её головой секиру. Его губы оттопырились. Он с рёвом обрушил секиру вниз, прямо на лицо копейщика, сходу потроша его и отбрасывая труп. Точно таким же образом занёс секиру по новой и ударил в другую сторону - та врезалась в щит и оставила в нём громадную щербину, сшибая державшего его воина под молотящие рядом копыта. Может быть, он был одним из людей Рогонта, но сейчас не то время, чтобы раздумывать кто на чьей стороне.
Убивай всех, кто не на коне. Убивай всех, кто на коне, но заступил тебе путь. Убивай всех.
Он прокричал свой боевой клич, тот, что раздавался под стенами Адуи, когда они одним криком распугали гурков. Истошный вой ледяного Севера, даром, что сейчас его голос треснул и стал скрипучим. Он неистово бил, едва ли смотря, кого рубит, лезвие секиры звенело, грохало, бухало, пронзительные голоса вопили, рыдали, визжали.
Прерывистый голос взревел на северном наречии. - Сдохни! Сдохни! В грязь, уёбки! - Уши глохли от бездумного рёва и грохота. Колышущееся море угрожающего оружия, скрежещущих щитов, сияющего металла. Вдребезги бьются кости, брызжет кровь, яростные, страшные лица окатывают его со всех сторон, извиваясь и изгибаясь, и он рассекал и крошил и раскалывал их, словно безумный мясник расправлялся с тушей.
Его мышцы взвинчено пульсировали, кожа горела до самых кончиков пальцев, потела на раскалённом солнце. Вперёд, только вперёд, частью стаи, к воде, оставляя позади кровавый след изломанных тел, мёртвых людей и коней. Битва разверзлась, и перед ним разбегались люди. Он пришпорил коня за двумя из них, сорвался с берега на мелководье реки. Рассёк между лопаток одного бегущего, затем обратным движением всадил секиру глубоко в шею второго, опрокидывая того в воду.