– Если стена падет, первый, кто на ней окажется, получает тысячу скелов. Десять следующих по сто, – сказала она.
– Это в том случае, если они останутся живы и потребуют деньги, – добавил Коска. – Коль стену взять невозможно, никогда не потребуют. Но если вдруг… что ж, за две тысячи скелов ты добьешься невозможного. Сей метод обеспечивает непрерывный поток желающих лезть на лестницы, а заодно помогает вычистить из бригады отчаянных храбрецов.
Трясучка озадачился окончательно.
– А это-то вам на кой?
– Храбрость – добродетель мертвецов, – буркнула Монца. – Умный командир ей не доверяет.
– Вертурио! – Коска хлопнул себя по ляжке. – Люблю авторов, которые способны сделать смерть забавной! Храбрецы по-своему полезны, но чертовски непредсказуемы. Беспокойство для стада. Угроза для окружающих.
– Не говоря уж о возможном соперничестве с командирами.
– В общем, безопасней вовремя от них избавляться. – Коска небрежно щелкнул пальцами. – Умеренная трусость – определенно лучшее качество для солдата.
Трясучка поморщился и покачал головой.
– Хорошие же у вас способы вести войну…
– Хороших способов вести войну не бывает, мой друг.
– Ты сказал – отвлечение? – перебила Монца.
– Сказал.
– От чего?
Внезапно раздалось шипение, Монца увидела краем глаза искру, и в следующий миг щеку ей обдало жаром. Схватившись за Кальвец, она резко развернулась. На ящиках в углу, лениво развалясь, как кошка, греющаяся на солнце, возлежала Ишри – уперлась головой в стену и покачивает перевязанной снизу доверху ногой, свесившейся с ящиков.
– А просто поздороваться нельзя? – рявкнула Монца.
– И что же в этом будет забавного?
– Вы что, обязаны отвечать вопросом на вопрос?
Ишри прижала руку к груди, широко распахнула черные глаза.
– Кто? Я?
Повертела между пальцами какую-то черную крупинку и, отправив ее щелчком в полет, со сверхъестественной меткостью угодила в фонарь рядом с Трясучкой. Шипение, вспышка – и стеклянный колпак треснул. Северянин, выругавшись, попятился, стряхнул с плеча отлетевшие искры.
– Некоторые называют это «гуркским сахаром». – Коска причмокнул губами. – Звучит для моего уха слаще, чем «гуркский огонь».
– Две дюжины бочонков, – промурлыкала Ишри, – любезно предоставленных пророком Кхалюлем.
Монца нахмурилась.
– Для человека, с которым мы никогда не виделись, не чрезмерно ли такое проявление любви?
– Более того. – Темнокожая гурчанка змеей заскользила с ящиков на пол, извиваясь всем телом так, словно в нем не было костей. Руки, закинутые кверху, волочились следом. – Он ненавидит ваших врагов.
– Нет лучшего основания для союза, чем общая ненависть. – Коска наблюдал за ее телодвижениями с недоверием и восхищением в глазах. – Это прекрасный новый век, друзья мои. Прошли времена, когда нужно было месяцами рыть подкопы, изводить тонны дерева на подпорки, набивать все это соломой, заливать маслом, поджигать и бежать сломя голову… и в половине случаев стена оставалась на месте. Сейчас же все, что требуется, – это выкопать ямку поглубже, положить туда сахарку, высечь искру и…
– Бабах, – пропела Ишри, вставая на цыпочки и потягиваясь.
– Адский бабах, – поправил Коска. – Нынче, похоже, все ведут осаду подобным образом, и кто я такой, чтобы отставать от общества… – Он смахнул пыль со своей бархатной куртки. – Сезария – гений минирования. Это он, знаете ли, взорвал колокольную башню в Гансетте. Чуть-чуть раньше назначенного времени, правда, и несколько человек попали под обвал. Я когда-нибудь рассказывал…
– И что, если тебе удастся обрушить стену? – снова перебила Монца.
– Ну, тогда наши люди вольются в брешь, затопят ошеломленного противника и займут наружный двор. А там сады, местность плоская, есть где встать войскам и готовиться к приступу. Взятие внутренней стены – вопрос лестниц, крови и жадности. Потом штурмуем дворец, и далее, сама понимаешь, как обычно. Мне – грабеж, тебе…
– Месть. – Монца, прищурясь, вгляделась в зубчатые очертания стены. Там находился Орсо в каких-то нескольких сотнях шагов от нее. Возможно, так действовали ночь, пожар, пьянящая смесь темноты и опасности, но в душе ее вдруг всколыхнулись былые чувства. Ярость, которую испытывала она в ту ночь, когда бежала под дождем из дома похитителя костей. – Когда будет готов подкоп?
Балагур оторвался от своего любимого занятия, поднял взгляд.
– Через двадцать один день и шесть часов. При той скорости, с которой продвигаются сейчас.
– Досадно. – Ишри выпятила нижнюю губу. – Я так люблю фейерверки… Но должна вернуться на Юг.
– Уже устали от нашего общества? – спросила Монца.
– Убит мой брат. – В глазах гурчанки не отразилось никаких чувств. – Женщиной, которая искала мести.
Монца нахмурилась, подозревая насмешку.
– Эти суки всегда находят способ добиться своего, не так ли?
– Да, только страдают всегда не те люди. Брат мой теперь счастлив, он у Бога. Так, во всяком случае, говорят. Горюют остальные члены моей семьи. И мы должны трудиться отныне еще усердней. – Одним плавным движением она оказалась на лестнице, уронила голову набок. – Попытайтесь не дать себя убить. Не хотелось бы, чтобы мои усердные труды здесь пропали даром.
– Только о ваших трудах я и буду думать, когда мне начнут резать горло.
В ответ молчание. Ишри исчезла.
– Похоже, ваш запас храбрецов иссяк, – послышался хриплый голос Трясучки.
Коска вздохнул.
– Не слишком-то он был велик изначально.
В тусклых отсветах горевшей башни с трудом можно было различить бегущих вниз по каменистому склону солдат. На глазах у Монцы опрокинулась последняя лестница, с которой посыпалось несколько крохотных фигурок.
– Но волноваться не о чем. Сезария роет подкоп. И это всего лишь вопрос времени, когда Стирия, наконец, объединится. – Коска вынул из кармана флягу, отвинтил крышку. – Или Орсо придет в себя и предложит мне снова сменить сторону.
Монца не засмеялась. Возможно, не была для этого создана.
– Может, тебе стоит выбрать, наконец, какую-то одну?
– Зачем? – Он поднес флягу к губам, сделал глоток и удовлетворенно причмокнул. – Это война. В ней нет правой стороны.
Подготовка
Какой бы важности событие ни предстояло, ключ к успеху – это подготовка. В течение трех недель Талин готовился к коронации великого герцога Рогонта. Морвир тем временем готовился к попытке убить его вместе с союзниками. В оба плана было вложено столько труда, что сейчас, когда день осуществления обоих наконец наступил, Морвир почти сожалел о том, что успех одного мог означать единственно бесповоротный провал другого.
До сей поры, честно говоря, пытаясь выполнить хотя бы малую часть непомерно амбициозного заказа герцога Орсо – убить шесть глав государств и одного капитан-генерала, – он особого успеха не имел. Сорвавшееся покушение на Меркатто в день ее триумфального возвращения в Талин, результатами коего были лишь парочка отравленных простолюдинов и разболевшаяся спина, стало первой из целого ряда неудач.
Сумев пробраться через незапертое заднее окно в мастерскую одной из лучших талинских портних, он поместил смертоносный америндовый шип в лиф изумрудно-зеленого платья, заказанного графиней Котардой из Аффойи. Увы, познаний в пошиве дамских платьев Морвиру явно недоставало. Будь рядом Дэй, она, конечно, заметила бы, что сей предмет одежды более чем вдвое превосходит худенькую жертву объемами. Тем же вечером графиня появилась на балу во всей красе и произвела изумрудным платьем фурор. Лишь впоследствии Морвир узнал, к великой своей досаде, что точно такое платье заказала себе толстуха-жена одного из богатейших талинских купцов, которой прийти на бал помешало некое загадочное недомогание, приведшее к смерти всего за несколько часов.
Пятью ночами позже, после нелегкого дня, проведенного в глубине угольной кучи, где дышать приходилось через трубочку, он сдобрил паучьим ядом устрицы, предназначенные для герцога Лирозио. Будь рядом Дэй, она наверняка посоветовала бы выбрать чаще употребляемый продукт питания, но сам Морвир не смог устоять перед экзотичностью блюда. Увы, после плотного обеда герцог маялся несварением и на ужин съел только маленький ломтик хлеба. Устрицы достались кухонной кошке, ныне покойной.
По прошествии недели, сказавшись в очередной раз пурантийским виноторговцем по имени Ротсак Ривром, он проник на собрание, где обсуждались торговые пошлины, под председательством канцлера Сипани. Вступил там в оживленную беседу о винограде с одним из сопровождающих престарелого государственного деятеля и сумел, к великому своему удовлетворению, мазнуть краешек уха Соториуса раствором леопардового цветка. Затем, исполненный энтузиазма, принялся ожидать результатов, но канцлер упорно отказывался умирать и, казалось, напротив, пребывал в самом добром здравии. Оставалось предположить только, что Соториус каждое утро совершает ритуал, сходный с его собственным, и посему обладает иммунитетом к неизвестно какому количеству ядов.
Но Кастор Морвир был не из тех, кого способны обескуражить несколько неудач. В жизни он претерпел многое и не видел причины изменять своей позиции непоколебимого стоицизма лишь потому, что задача кажется невыполнимой. Поскольку коронация была уже на носу, он решил сосредоточиться на главных мишенях – великом герцоге Рогонте и его любовнице, своей ненавистной экс-нанимательнице, а ныне великой герцогине Талина Монцкарро Меркатто.
Сказать, что для увековечивания этой коронации в коллективной памяти Стирии расходов не пожалели, было бы явным преуменьшением. Все дома, окружавшие площадь перед Сенатским домом, успели выкрасить заново. Помост, на котором Меркатто держала свою так называемую речь, отделали мрамором и обнесли золочеными перилами. Сегодня же по лесам перед фасадом ползали многочисленные рабочие, развешивая поверх старинной каменной кладки гирлянды свежесрезанных белых цветов и превращая мрачноватое здание в блистательный храм тщеславия великого герцога Осприи.