Я была в ужасе. Идти в полицию? Нет, я не могла так рисковать.
Я не знала, что делать. Благо, Изварин вместе с билетами из Италии оплатил мне место в купе до Ростова. Поэтому в город я вернулась без проблем. С чемоданом тряпья и десятью тысячами в кармане пальто. Повезло, что хоть что-то было не в кошельке.
– Как не переживать, Ален?! – дедушкин голос вернул меня к реальности. – Ты звонишь и говоришь, что сбежала от Русакова, и просишь не брать от него трубку. Я, окруженный его людьми, не могу ничего сделать… Алена, ты деда до инфаркта доведешь, – он тяжело вздыхает, за что мне становится стыдно. Я и сама переживаю о дедушке. С ума схожу, пытаясь найти выход из сложившейся ситуации. Но пока выхода нет.
Уже неделю я в городе. В кармане последняя тысяча и я понятия не имею, как поступить. Да, уехать в дом к дедушке было бы проще всего. Но я знаю точно, что подставлять его не стану.
Как только я заявлюсь к родителю, тут же люди Изварина доложат Шторму. Марк честно мне сказал, что его жест помощи ничего не меняет между нами. Он все также будет помогать Русакову, все также верно будет ему служить. И если ему станет известно место моего пребывания, Изварин доложит Шторму незамедлительно.
– Все, дедуль, мне пора. Наберу тебя завтра утром. Держи этот телефон включенным, и разговаривай со мной только после того, как убедишься, что рядом никого нет.
Поспешила завершить вызов, пока дедушка не догадался спросить что-нибудь еще. Прикрыла глаза, чувствуя, как снова подкатывает. Я устала плакать. Устала лить слезы в холодную подушку одинокими ночами. Все неделю я провалялась в кровати гостиничного номера. Не было сил предпринять хоть что-то. Просто лежала в глухой тишине и рыдала. Сердце рвало на части, и, как бы я себя не уговаривала, не могла успокоиться.
То, как хладнокровно он предал меня, вводило в ступор. И если в первые сутки после услышанного в ресторане разговора, его поступок злил меня и придавал сил действовать, то теперь, оставшись наедине с собой, я больше не могла злиться. Мне было больно. Словно огромная плотина внутри меня вдруг рассыпалась на части, и меня сбило с ног ледяным потоком боли.
Говорят, быть жертвой проще. Намного хуже обидчику. Ведь в глубине души он всегда понимает, что был неправ и поступил плохо. Он пытается не думать об этом, забивать свои мысли гордыней и наносным равнодушием. Но на самом деле, предательство разрушает в первую очередь его. Разрушает незаметно, изнутри, продирая когтями дыры, царапая нутро. Рано или поздно это сломает его. Сломает Шторма.
Но сейчас я думала о том, что он никогда не сможет ощутить эту боль… Не сможет почувствовать ее в той громкости, которой она оглушила меня.
К черту. Я просто должна жить. Взять себя в руки и выбраться из этого ада ради ребенка. У моего малыша будет все. И я выгрызу у этого мира наше счастье.
Смахнула с лица слезы, посмотрев еще раз на знакомую многоэтажку. Натянула капюшон, все еще боясь быть узнанной. Поддельные документы спасают, но риск встретить кого-то из знакомых огромен.
Зашла в подъезд и поднялась на нужный этаж. Меня не было здесь полгода, а, кажется, будто вечность. Подошла к двери, и прежде чем нажать на звонок, замерла.
Возможно, решение придти к нему – самая большая моя ошибка. И я пожалею о ней, но, сколько бы не думала, прихожу к одному выводу. К сожалению, у меня есть только он. Больше обратиться не к кому.
Позвонила в дверь, а сама подобралась внутренне. Не знаю, откроет ли. Не знаю, как встретит и что произнесет. Но когда тебя лишают кислорода, даже малюсенький запас воздуха из мыльного пузыря покажется тебе шансом на спасение.
Лязгает звук металлического засова. Открывается дверь, и я вижу его. Небритый. Заросший. Судя по синякам под глазами – переживающий не лучшие свои дни. Некогда родные, а сейчас чужие глаза застывают на мне с удивлением.
– Привет, я могу войти?
Боря смеется. Отступает в сторону, пропуская меня. Руку в волосы запускает и сжимает, не сводя с меня глаз. Я делаю шаг и застываю в коридоре. В квартире тепло и мне жуть как хочется выпить горячего чаю. От гостиницы добиралась около часа. На улице дождь и ветер, и я замерзла.
– Борь… – я пытаюсь начать говорить, но он качает головой, перебивая.
– Я не верю… – с губ срывается нервный смех. А в следующее мгновение знакомые черты лица кривятся в злой гримасе.
– Я просто, бл*ть, не верю, Алена, что у тебя хватило наглости заявиться в мой дом!
– Прости, мне больше некуда идти, правда…, – слова давались мне с трудом. Поперек горла застыл ком, и жутко хотелось плакать.
Он кивнул, словно и не ожидал другого. Сложив на груди руки, отвернулся на несколько мгновений.
– Что нужно? – смешок сорвался с его губ, когда Боря снова поднял на меня взгляд. – Подставиться ради тебя еще под какую-то херь? Типа я до этого мало подставился…
Его голос сочился ядом. Я сделала шаг, пытаясь сказать хоть что-то. Но треклятый ком никак не давал говорить.
– Борь…
– Нет, ты мне скажи, – он выставил вперед ладонь и посмотрел на меня с презрением. – Х*ра ты приперлась то сюда? Все ж на мази. Кинули всех, кого могли, умчали в закат, что случилось?
Смотрю на него, и плакать хочется. Прав он в своем гневе и злости. И если бы я была не его месте, возможно, и сама бы так поступила.
– Прости, я виновата…
– А, я понял, – снова перебил. Подошел вплотную, наклонился. В нос ударил резкий запах его пота и алкоголя. Меня затошнило.
– К Шторму вернулась воскресшая девушка, и теперь ты не удел?
Я застыла в ужасе. Его обветренные губы скривила улыбка.
– Откуда я знаю?
Мне вдруг стало не по себе.
– Можно воды?
Он посмотрел на меня устало. Словно раздумывал, выставить меня за дверь прямо сейчас или все же пойти на уступки.
– Пошли…
Оставив в углу прихожей свой чемодан, я прошла за ним в квартиру. На кухне был жуткий беспорядок. Спертый воздух с запахом алкоголя, протухшей еды и сигарет. Тошнота усилилась, но я старалась не показывать своего состояния. Села на стул, пока Боря рыскал по шкафам в поисках чистой кружки. Что сделать было невероятно сложно.
Столешница была завалена пустыми бутылками и грязными тарелками. Если честно, выглядело все настолько неприятно, что было страшно даже пить воду из его посуды. Он наполнил бокал из фильтра.
Мужчина протянул его мне, а сам уселся напротив. Достал со стола пачку сигарет и закурил.
– Прости, мог бы ты… – я кинула взгляд на сигарету. Его курения я точно не перенесу.
Он нахмурился.
– Тебя никогда не пугал дым… – произнес, задумчиво сканируя взглядом мое тело. – Беременная что ли?
Я промолчала. Тогда он усмехнулся.
– Твою мать! Ну, просто отлично, – посмотрел себе под ноги. Затушил сигарету.
– Откуда ты знаешь про Ольгу? Неужели…
– Исаков сказал.
Я в очередной раз застыла в изумлении.
– Мой начальник?
Мужчина усмехнулся. Мне вдруг стало так страшно. Я бросила мимолетный взгляд на открытую дверь из кухни. Боря словно мысли мои прочел.
– Нет, я не с ними, – засмеялся, откидываясь на спинку стула. Посмотрел на меня устало.
– Как только вы со Штормом сбежали, я вернулся в город. В этот же день меня арестовали. Пришли прямо на работу… Бросили в камеру, вешали на меня убийство Дробина. Все пытались выяснить, рассказала ли ты мне что-нибудь о Шторме, – он посмотрел на меня с улыбкой.
– О Шторме? Но что именно?
– Самое смешное, что так пространственно говорили, никакой конкретики. Дробин что-то требовал у Шторма. Знаю ли я, где это «что-то». То ли бабки, то ли камни… Один х*р, я ничего не знал. Помесили хорошо меня, пару дней мариновали, пока совсем плохо не стало. А потом пришел и твой начальник. Он сказал, что зря я вляпался в это и теперь оставить меня на работе он не может. Что Шторм по любому не жилец, и что скоро ты, Алена, вернешься в страну. А он следом за тобой. И что тогда пострадает каждый, кто встанет на пути. И так как я вам помог, Исаков должен устранить меня, а он не хочет этого делать…
У меня пересохло в горле. Я ничего не понимала. Получается, Исаков тоже замешан в этом?
– И что в итоге?
Он пожимает плечами.
– Мне инкриминируют убийство Дробина. Это все, что они смогли придумать. Хотя, каждый прекрасно понимает, кто именно его грохнул. В итоге, я лишился всего: работы, жизни, невесты, – он хватается за бутылку коньяка и наполняет один из стаканов. Опрокидывает махом в себя, и снова наполняет его.
– Шторм с кем-то не поделился, Алена, а теперь за это расплачиваемся все мы. Ты по тупости, я … хм… – он улыбается, смотрит на меня. – Выходит, из-за этого же…
– Зачем Исакову деньги Шторма? Не думаю, что…
– Не знаю всего, но там замешан и твой дед, – он снова делает несколько глотков алкоголя, а я в нетерпении жду, когда Боря продолжит говорить. А он словно понимает все, специально тянет. Жмурится после выпитого, растирает лицо ладонями.
– Поэтому тебе Исаков передал дело Шторма, ему приказали. И Шторм, о деньгах или камнях, знал. Просто делиться не собирался.
Нет. Я не верю этому. Если бы Шторм знал, кто заказчик, он бы справился с врагом. Это не в его интересах…
– Русакову просто удобно было делать вид, словно он не понимает ничего. А теперь он за границей, при бабле…
Мысли сбивались и путались. Но за один момент я уцепилась сильней всего.
– Но откуда Исаков мог знать, что Шторм вернется в Россию? Вернется за мной?
Он пожал плечами.
– Ты знаешь, мне глубоко пох*й. Я просто жизнь свою вернуть хочу. Вот и все. Меня выпустили до суда, и я всерьез могу присесть на десятку. Мне не поможет никто. Ни ты, ни даже смерть Шторма. Хотя, я бы с удовольствием грохнул этого м*дака.
Боря не убьет его, я уверена. Он кто угодно, но только не убийца. И мне было жаль, что он так сильно пострадал из-за нас. И я ни за что бы не попросила его о помощи, если бы не ребенок…
– Разреши мне остаться переночевать? Всего на одну ночь…