Я киваю. Мне страшно, ноги ватные, но я стараюсь не подавать виду. Сейчас паника только усугубит ситуацию. Просто киваю в ответ и следую за ним.
На улице, у подъезда мы видим синий Опель, на котором Арина возила меня к дедушке. При мысли о приятельнице горечь подступает к горлу. Неужели это правда? Она предала меня? Но, за что?
Шторм уводит нас через дворы. Спустя минут десять мы выходим на дорогу. Миша ловит такси.
– К ЦУМу, – открыв пассажирскую дверь, говорит водителю.
Мужчина кивает, и мы устраиваемся на заднем. И только когда машина начинает движение, я прикрываю глаза и позволяю себе выдохнуть.
Миша напряжен. В его руках телефон и он то и дело набирает кого-то. Ладонь Русакова сжимает мое бедро.
– Миш…
Он поворачивается ко мне, когда завершает очередной разговор.
– Жена его, Арина, меня к дедушке возила… – выпаливаю, сама не знаю зачем. До сих пор в голове не укладывается, не стыкуется картинка. Зачем это делать Арине?
Миша хмурится.
– Где ее найти можно?
– У нее бутик свой.... Она говорила, что одеждой занимается.
– Нет, где она жила раньше. Помнишь ее дом?
Не понимаю, к чему это.
– В центре жила все детство, недалеко от набережной. Вряд ли мы ее там найдем. Но я знаю, где Арина с Гордеем живет.
Миша кривится.
– Да не живет она с Гордеем этим…
– Как, не живет?
Тем временем машина останавливается у центрального магазина. Миша расплачивается за проезд и помогает мне выйти.
– Ты собираешься пойти к ней? Но, вдруг там засада?
Вместо ответа Русаков меня за руку берет и тянет за собой. Мы спускаемся к набережной. Здесь скользко и темно, и все силы уходят на то, чтобы не упасть. Мне холодно. Чем ближе к воде, тем сильней порывы ветра.
Миша оборачивается, желая что-то сказать, но вдруг осекается. Тяжелым взглядом скользит по мне. А потом молча снимает с себя куртку и накидывает ее на мои плечи.
– Не надо, Миш.
Он не говорит ничего. Застегнув молнию, осматривается по сторонам.
– Тебе нужно спрятаться.
Только сейчас понимаю, что Русаков бросил свою машину у меня во дворе.
– Почему мы на твоей машине не поехали?
Он хмурится. Несколько секунд молчит, сверля меня взглядом.
– Романова, мозги давай включай. Мне они сейчас ой как нужны, – смеется беззлобно, устало, прижимая меня к себе. Растирает спину ладонью, пытаясь согреть.
Черт. Точно. Если за нами следят, значит, и машину его знают. Гордей не зря приготовил пистолет – он видел во дворе авто Шторма. Но отпускать Мишу одного я тоже не хочу.
– Хорошо, я с тобой иду.
– Нет, – пресекает грубо, отстраняется. Но я продолжаю стоять на месте, всем своим видом показывая, что не отступлю.
– Хорошо, – сдается нехотя. – Но я проверю все сам. Если будет чисто, дам знак.
Миша исчезает в глубине двора, а я остаюсь на месте. Аромат его куртки немного успокаивает меня. Я согреваюсь потихоньку, наконец-то переставая дрожать.
Проходит несколько минут, и я понимаю, что больше ждать не могу. Осторожно прохожу во двор, двигаясь вдоль дома. Подойдя к двери, прислушиваюсь к происходящему за ней. Она вдруг открывается и на пороге показывается Русаков.
– Идем, – кивает мне.
Я прохожу в дом. Осматриваю обстановку. Коридор, он же – кухня, дальше в проходе за небольшой ширмой туалет и комната. На столе все разбросано – старая подсохшая еда вперемешку с пустыми бутылками из-под алкоголя и грязной посудой. Ободранные грязные обои, еще со времен детства. Я помню их, помню все, что находится здесь. Неужели в таких условиях живет Арина?
Девушка сидит на диване, подобрав под себя ноги. Напуганная, с заплаканным лицом. Когда в комнате появляется Миша, она вздрагивает. Я вижу, как в ее глазах появляется паника.
– Это она? – спрашивает меня Шторм.
– Да… Ты здесь живешь?
Нынешняя Арина совершенно не похожа на ту, которая еще днем возила меня на встречу с дедушкой. От нее разит алкоголем. По лицу размазаны подтеки туши.
– Да, я здесь живу, – произносит с едкими нотками в голосе. Поворачивается ко мне.
– А что, Романова, с такой мной ты бы не стала общаться?
Я молчу. Тогда она кривится.
– Да ты никогда не общалась со мной. Мажорка гребаная, – презрительно, сквозь зубы. – Ты всегда была выпендрежная. Дед у нее прокурор, видите ли… Хвасталась вечно им, только где теперь твой дед, а?!
Приблизившись, Миша хватает ее за шею, отбрасывая с силой так, что она бьется головой о стену.
– За базаром своим следи!
– А, это наш страшный предатель, да? – смеется, переводя на него взгляд. – Она тут жаловалась на тебя, – усмехается. – Говорит, кинул ты ее с другой бабой… Грязью тебя поливала, а ты за нее…
Меня тошнит.
– Да что ты такое говоришь? Я дедом хвасталась? Не мой ли дед помогал тебе, когда твоя мать совсем с катушек слетела? Не у меня ли ты помощи просила, когда ее посадить хотели? – меня трясло. Хотелось плакать. Так противно было от этой лжи и неприкрытой злобы. Она так нагло перевернула все с ног на голову.
– Так тебе и надо, мразь! – она не успела договорить. Только и увидела, как мелькнула рука Миши и отвесила ей пощечину. Девушка упала на пол, Миша подошел к ней. Закрыл ей ладонью рот.
– Еще одно слово не по теме, и я вырежу твой язык. Поверь мне, все, что могла сказать обо мне Алена – правда. Я тот еще отморозок. Поэтому советую тебе хорошенько подумать… Если поняла, кивни.
В ее глазах злость, но страха больше. Проходит несколько секунд, перед тем как она кивает.
– Вот и ладненько. А теперь вопрос: Зачем ты передала Романову адрес квартиры, где находится Алена?
Шторм убирает руку, перед этим напомнив ей взглядом о договоренностях. И как только он отступает, она шипит, отползая к дивану.
– Гордей сказал так сделать!
– Кто тебе Гордей?
– Никто! – она вытирает лицо руками. Я вижу, как по ее щекам катятся слезы.
– Он нашел меня пару недель назад. Мне бабки были нужны, из-за прошлого мужа – урода в долги влезла. Забрали квартиру коллекторы, постоянно названивали, я в этом аду уже полгода жила. А он согласился долг мой покрыть. Нужно было несколько дней отыграть роль его жены и на Романову вывести.
– И ты согласилась, – слетает с моих губ.
Она поднимает на меня обозленный взгляд.
– Ну а че? Мало того что долг покрыл, так еще и приодел, почему бы не согласиться? Хотя, тебе не понять меня. Таким как ты мразям всегда все на блюдечке. А таким как я приходится.. – Миша резко к ней подается. Арина тут же замолкает.
– С запиской что?! – рычит на нее.
Теперь в ее глазах нет злости. Только страх.
– Алена попросила ее к деду отвезти. Я позвонила Гордею, тот приказал сделать так, чтобы дед узнал адрес квартиры. Вот я и написала записку и пошла здороваться с ним. Подсунула ее в карман…
– Зачем это ему нужно было? – спрашиваю, уже догадываясь, что она ответит. Только вместо нее, говорит Миша.
– Потому что он знал, где я находился в момент вашей встречи, – он поднимает на меня глаза. И по тому, насколько напряженным выглядит Миша в этот момент, я понимаю, что все намного серьезней, чем я могла ожидать.
Выходит, он был у дедушки, а тот ничего мне не сказал… Просил только поговорить с Мишей…
Шторм тянется к телефону, лежащему на столе. Бросив его на пол, разбивает, наступив ногой.
– Скажи спасибо, что живой оставил, – произносит прежде, чем она успевает открыть рот. – За голову возьмись. Руки ноги есть, иди работай, а не бухай и на жизнь жалуйся.
Шторм направился к выходу.
– Идем, маленькая, – взял меня за руку и вывел из дома.
Мы шли пешком еще несколько кварталов. Ошарашенная увиденным, я крутила в голове все произошедшее. Неприятное, омерзительное на вкус чувство засело в груди. Предательство на каждом шагу. Я и подумать не могла, что Арина так ненавидит меня.
Миша подводит меня к припаркованному у обочины такси. Пока он переговаривается с водителем, я пытаюсь прийти в себя. Вдыхаю полной грудью холодный воздух.
– Иди сюда, – он вдруг притягивает к себе, обнимает крепко. А у меня под ложечкой неприятно сосет.
– Миша…
Он не дает сказать. За скулы меня берет, в глаза мне смотрит своими черными, цепкими.
– Сейчас внимательно слушай, маленькая. – Садишься в такси, едешь в аэропорт. Берешь билет на первый же рейс, возвращается домой. Там тебя встретит Гаспар.
От его слов кровь в жилах стынет.
– Нет-нет, я не полечу без тебя!
– Послушай меня, – с нажимом, строго так. Злится. – Ты должна думать о ребенке. Со мной все будет в порядке, я тебе слово даю.
Слезы в глазах. Я не вижу его лица, он расплывается.
– Миша, я не могу…
– Можешь! – громко, со злостью. Я вздрагиваю в испуге. Миша смотрит на меня так холодно… Я знаю, он делает это специально. Специально отгораживается от меня, кричит. Он хочет, чтобы я психанула и уехала. Только я не брошу его!
Но ведь выхода и правда нет. Мы окруженные врагами, мы не знаем их всех в лицо. И я понимаю, что могу потерять его.
– Отдай им эти камни, и поехали!
Он смеется горько, смахивает с моих глаз слезы.
– Если бы это помогло, маленькая, – его голос вдруг теряет всю злость. Тихий такой, уставший. Миша обнимает меня, прижимая к груди.
– Это уже не поможет.
Миша целует меня. Я вцепляюсь пальцами в его спину крепкую, желая раствориться в нем. На моих губах слезы и их соленый вкус делает по-особенному трепетным наш прощальный поцелуй.
Русаков отстраняется первым. Прячет от меня взгляд. А я заталкиваю слезы куда-то в самую глубь себя. Все – потом. Расстегнув куртку, отдаю ему. Провожу ладонью по щетине колкой, понимая сейчас, что могу увидеть его в последний раз.
– Не дай Бог, ты не сдержишь слова, Русаков, – произношу с обидой, стирая с лица слезы.
Его губы кривит улыбка. Та самая, от которой всегда мурашки бегут.
– Если посмеешь оставить меня, я на тот свет за тобой приду и верну. Все ясно?!