ть? И душа и разум говорят мне, что никакого личного мотива это нападение иметь никак не могло.
— И все же, мне непременно нужно было услышать это из ваших уст, — сказал следователь.
Попрощавшись, представители закона ушли. Люси осталась одна; она нисколько не сомневалась в том, что след, на который напала полиция, ложный. Поскольку ей нужно было съездить к госпоже Опостин, она наняла извозчика. В мастерской уже знали о совершенном на Люси нападении — она сама рассказала об этом хозяйке. И теперь Аманда постоянно твердила:
— Как же мне повезло, что меня с ней не было, когда она отвозила платье этой мэрской супруге! Ведь я могла при этом схлопотать удар ножом в самое сердце!
Как только Люси появилась в мастерской, госпожа Опостин подошла к девушке и обняла ее.
— Ну что, девочка моя, отыскали уже вашего убийцу?
— Нет, сударыня; и я уверена, что они не смогут его найти.
— Почему?
— Минут за пять до того, как я вышла из дома, от меня ушли начальник полиции и следователь… Они, между прочим, уже не уверены в том, что кража была единственным мотивом преступления, и думают, что убить меня пытались из мести или ненависти.
— С чего же они так решили?
— Выяснилось одно довольно странное обстоятельство: накануне преступления, где-то в половине девятого вечера, тот самый нож, которым меня ударили, был куплен неким превосходно одетым господином уже солидного возраста в скобяной лавке на первом этаже того дома, где я живу.
Аманда слушала с обостренным вниманием.
— И в самом деле очень странно! — удивилась госпожа Огюстин. — Лично мне кажется, что представители закона нисколько не ошибаются: все это очень даже смахивает на личную месть.
— Но кто бы мог вдруг так возненавидеть меня? Я ведь никому не мешаю. И за что мне мстить? Разве я кому-то причинила зло?
Тут Аманда вдруг вспомнила, что как-то в мастерскую заходил некий порученец, чтобы навести справки о Люси, и заявила во всеуслышание:
— Это вполне мог сделать какой-нибудь отвергнутый воздыхатель.
Люси, улыбнувшись, заметила:
— Мне никогда не приходилось отвергать кого бы то ни было, ибо единственный, кто объяснился мне в любви, — мой жених.
— Совершенно непонятная история! — прошептала госпожа Огюстин. — Однако самые запутанные клубки рано или поздно все-таки разматываются.
Глава 11
Овид Соливо в образе барона Арнольда де Рэйсса направился с госпожой Амандой к ресторану «Бребан», где их ждал все тот же отдельный кабинет. По пути они вели беседу.
— Чем вы занимались в мое отсутствие, голубушка моя? — поинтересовался Овид.
— Злилась из-за вашего отъезда и скучала по вас. После работы ужинала в одиночестве без всякого аппетита и сразу же отправлялась спать.
— Похвальное поведение! А как дела в мастерской госпожи Огюстин?
— Хозяйка просто завалила нас работой! Везет же ей! Через год сколотит кругленькое состояние и, продав мастерскую, позабудет про все заботы… Кстати, вы же еще не знаете: Люси…
— Что за Люси?
— Та самая мастерица, к которой мы с вами дважды ездили на набережную Бурбонов, 9, хотя вы и оставались каждый раз в карете… ну, она еще потом исчезла. Так вот: ее едва не убили…
Соливо изобразил на лице изумление и тревогу.
— Ах ты, Боже мой, бедная девочка! — воскликнул он. — Едва не убили!
— Да, со страшной силой ударили ножом в грудь. Только благодаря одной из корсетных планок она и выжила!
— И в самом деле просто чудом уцелела. Убийцу поймали?
— Нет.
— Ну что ж, остается лишь поздравить с этим префекта полиции! — издевательски заметил дижонец. — Хорошо же его работнички стараются!
— Но его все равно поймают, — сказала Аманда.
— Вы так думаете?
— Да, и у меня на то есть все основания. Раньше считали, что на Люси напал какой-то местный бродяга-грабитель.
— А оказалось, что это не так?
— Похоже, да. Теперь представители закона придерживаются иного мнения.
Овид содрогнулся.
— Надо же! — живо воскликнул он. — И почему?
— Теперь они считают, что покушались на Люси вовсе не из-за денег.
— А зачем же тогда?
— Чтобы отомстить… из ненависти…
— Вот это да! Но на чем же основано это предположение?
— Они нашли одну улику.
— Улику? — оторопело спросил Соливо.
— Вторую половину ножа, который сломался, наткнувшись на корсетную планку, а на ней, возле ручки, выбит адрес изготовителя; таким образом выяснилось, что нож был куплен накануне преступления, вечером, каким-то благообразным и очень хорошо одетым господином.
Лже-барон смертельно побледнел.
— С сединой в волосах… лет пятидесяти… Но что это с вами? У вас рука дрожит… Вам плохо?
— Нет… нет… ничего страшного… чувствую я себя просто великолепно… — пробормотал Овид, изо всех сил стараясь успокоиться. — Просто ваш рассказ звучит уж очень захватывающе. Так, значит, они считают, что этот благообразный господин собирался убить мастерицу?… И зачем же?
— Еще неизвестно, но скоро все выяснится. Вы только представьте: это чудовище купило нож в той самой лавке, что находится на первом этаже дома, где живет Люси. И может быть, в тот момент, когда я поднималась к ней наверх, а вы сидели в карете. А ведь вы же могли видеть того человека!
— Может быть, и видел; я тогда как раз в сторону скобяной лавки смотрел, — нахально соврал Овид, — но откуда мне было знать, что его следует запомнить?
Аманда, заметив, что голос ее воздыхателя звучит как-то странно, с любопытством посмотрела на него и тут наконец обратила внимание на то, как он сильно побледнел, но не стала его расспрашивать, ибо они уже входили в ресторан. Они устроились за столиком в отдельном кабинете и, как только было покончено с супом из раков, Овид вновь заговорил, возобновив беседу с того самого места, где она оборвалась:
— Значит, теперь они ищут хорошо одетого господина?
— Да.
— А с чего вдруг человеку, явно не принадлежащему к тому отребью, что шастает ночью по дорогам, вздумалось нападать на девушку?
— Ну говорю же я вам: из мести или ненависти.
— Тогда госпожа Люси должна быть знакома с ним.
— Она утверждает, что понятия не имеет, кто он. Но она ведь воображала и вечно строит из себя недотрогу, а я прекрасно помню один случай, когда некий мужчина ее разыскивал, и очень даже настойчиво.
— Что за случай, голубушка моя?
— Однажды к нам в мастерскую явился порученец.
Овид ощутил, как по коже у него пробежал холодок.
— Вот как! Порученец! — пробормотал он для приличия.
— Да… И искал он Люси… Чтобы передать ей письмо…
— Ну а что же в этом особенного? Порученец просто принес письмо и хотел его отдать…
— Поскольку Люси в мастерской не было, он спросил ее адрес.
— Вполне естественно… должен же он был выполнить свое поручение! Какая тут может быть связь с преступлением?
— А такая, что этой ломаке писал письма какой-то мужчина; значит, он был с ней знаком, а она теперь твердит, что знать никого не знает.
— Весьма логичное умозаключение. Но что же вы не едите, голубушка? Все говорите и говорите… а про тарелку свою совсем забыли.
— Я думала, вам это интересно, — сказала девушка, пристально глядя ему прямо в глаза.
Овид нисколько не дрогнул под ее взглядом.
— Интересно, конечно же, но стоит ли уделять столько внимания этому случаю? В жизни мне не раз доводилось сталкиваться с вещами куда более странными.
— Ну и не будем больше об этом, — сказала Аманда, — поговорим лучше о вас. Чем вы занимались в разъездах?
— Собирал всякие бумажки, — со смешком ответил Овид, — и они стоили мне немалых денег… Автографы, знаете ли!
— Каких-нибудь умерших знаменитостей?
— Да нет, вполне живых людей.
— Но знаменитых?
— Нисколько, самых что ни на есть заурядных.
— И где же вы предавались столь необычному занятию?
— В Жуаньи.
Овид, в свою очередь, пристально посмотрел на Аманду и заметил, как она вздрогнула. Ее румяное лицо побледнело. Однако девушка довольно быстро сумела напустить на себя безразличный вид.
— А! Значит, вы ездили в Жуаньи? Красивые там места?
— Очень, — ответил Овид, улыбнувшись. — Город уступами спускается к прозрачным водам Ионы. Один из самых живописных в стране городков, но ходить по нему тяжеловато. Там мне довелось встретиться с разными людьми.
— С родственниками? Друзьями?
— Нет, с совершенно чужими людьми, которые там живут.
Обычная самоуверенность вдруг покинула Аманду: ей стало как-то не по себе. Странный, почти насмешливый тон собеседника вселял в нее беспокойство. Соливо, неспешно отпив глоток обожаемого им кортона, продолжал:
— В Жуаньи автографы буквально сами к тебе в руки плывут. Я заранее навел справки и знал, что кое-что там найду, но никак не рассчитывал получить нечто сверх того, причем весьма и весьма любопытное.
Аманде стало совсем не по себе.
— Может быть, я надоел вам со своими автографами? с самым невинным видом поинтересовался лже-барон.
— Нет, что вы… совсем наоборот…
— Тогда продолжу. Я нашел там, к примеру, два чрезвычайно интересных документа, подписанных неким Раулем Дюшмэном… как видите, никому не известное имя.
Аманда почувствовала, что силы вот-вот покинут ее. Однако попыталась скрыть охватившее ее смятение и переспросила:
— Неким Дюшмэном?
— Это один из служащих тамошней мэрии; молодой, довольно симпатичный парень, которого в силу счастливой случайности мне удалось спасти: ему грозило угодить под суд за подделку документов.
Мертвенно-бледное лицо Аманды вдруг стало красным.
— Судя по тому, что вы только что говорили, — доливая себе вина, поинтересовался Овид, — вам никогда не доводилось бывать в Жуаньи, не так ли?
— Никогда!
— Вы в этом уверены?
— То есть как это? — запинаясь, пролепетала пример-щица госпожи Огюстин. — Вы, похоже, не верите мне? Почему вы задаете столь странные вопросы?