— Мы все были страшно перепуганы, — продолжила хозяйка, — когда узнали о несчастном случае с вами; и тогда те добрые люди, что собираются здесь и хорошо знают вас, решили: раз уж сама судьба захотела, чтобы наша славная мамаша Лизон избежала подобной участи, ибо она такого и впрямь не заслуживает, нужно это дело отпраздновать и доказать ей, что мы тоже очень любим ее, — преподнести хороший букет и устроить веселый банкет. Вот так…
— О! Друзья мои… мои друзья… — начала было Жанна, но не смогла продолжить. От волнения у нее перехватило горло.
— Букет получите, когда начнется банкет, — ровно в полдень! И от имени всех, кто организовал это, заявляю: сегодня мы от всей души выпьем за ваше здоровье!
— А! Конечно же! Ах, ну конечно! — почти хором закричали булочники и разносчицы хлеба.
Клермонская беглянка упала в распростертые объятия хозяйки, а потом все бросились пожимать ей руки, обнимать и целовать. Жанна, запинаясь от волнения, повторяла:
— Спасибо, тысячу раз спасибо, от всей души спасибо, друзья. О! Я так счастлива! Спасибо! Спасибо!
Сердце ее просто разрывалось от счастья, и бедная женщина, почти забывшая, что такое радость, разрыдалась.
— Ну что вы, мамаша Лизон, — сказала хозяйка, — как можно плакать! Смеяться нужно, а не плакать! Гораздо веселее всем будет! Ну-ка, выпейте немножко черно-смородинной водочки, да за работу.
Жанна Фортье взяла протянутый ей стакан и чокнулась со всеми присутствующими.
— Ну, друзья, — сказала она, — встретимся ровно в полдень… И я очень постараюсь вести себя получше…
Потом, под дружное «ура» всех присутствующих, она вышла.
— А теперь, дети мои, — заявила хозяйка официантам и служанке, — рассиживаться нам больше некогда!
Все принялись за работу, и вскоре в обеденном зале был накрыт большой стол.
Радостный и свежевыбритый, Овид, напевая арию из оперетки, шел к «Привалу булочников». На улице Бо-Зар ему пришлось остановиться, чтобы пропустить спешившего куда-то извозчика. Карета быстро проехала. Овид не успел заметить, что в окне ее мелькнуло знакомое лицо; и не просто мелькнуло, а сильно изменилось при виде его. Дижонец, даже не обернувшись, двинулся дальше, и карета вдруг остановилась. Аманда, заметив Соливо, тотчас же приказала кучеру:
— Поворачивайте и езжайте шагом.
Высунувшись в окошко кареты, примерщица госпожи Огюстин внимательно посмотрела вслед прохожему.
— Я не ошиблась, — прошептала она, — это действительно он. Несмотря на то, что он сбрил усы и бакенбарды и оделся совсем по-другому, я сразу же узнала его…
Аманда не теряла из виду «барона де Рэйсса» — тот, ни о чем не подозревая, шел своей дорогой. Девушка увидела, как он вошел в ванную лавку, при которой был ресторанчик. Она вышла из кареты.
— Я. ухожу, — сказала она извозчику, вложив ему в ладонь монету в сто су и визитную карточку госпожи Огюстин, — ткани, что лежат в карете, отвезете по этому адресу. Если там спросят, почему меня нет, скажите, что мне пришлось отлучиться по срочному делу и я вернусь сразу же, как только освобожусь.
— Хорошо, дамочка.
Опустив на лицо густую вуалетку, Аманда направилась к «Привалу булочников».
Подходя к лавке, она взглянула внутрь через окна и увидела дверь, распахнутую в большой зал, в центре которого был накрыт огромный стол. Вокруг него сновали официанты; в глубине, возле плиты, стоял человек, в котором примерщица узнала барона де Рэйсса. Аманда решительно вошла в лавку и спросила хозяина:
— У вас есть отдельный кабинет?
— Да, вот дверь, там очень чисто.
— Я займу его, — сказала Аманда, — и будьте добры, принесите кусок мяса — холодного или горячего, все равно, — полбутылки белого вина и сельтерской.
— Сию минуту, сударыня, заходите…
Аманда проскользнула в кабинет.
«Отсюда я прекрасно смогу наблюдать за ним, — решила она, приподняв уголок шторки, — увижу, когда он соберется уходить, и отправлюсь за ним; хоть до самой ночи буду следить, но узнаю, где он живет…»
В этот момент через открытую форточку девушка очень четко услышала голоса, доносившиеся из обеденного зала. Удивившись, что слышно так хорошо, она прислушалась.
— Ну, бургундец наш дорогой, что вам подать на обед? — спросила хозяйка.
— Как обычно, мамаша… Тарелку супа, но не слишком густого; нужно, чтобы и для торжественного обеда место осталось!
— Вы обещали всех развеселить, — накрывая на стол, напомнила Марианна, служанка.
— И уверяю вас, что сдержу слово, вот увидите! А теперь скорей несите мой обед: я просто умираю с голоду… Где мне можно сесть?
— В глубине зала. Там оставили несколько столиков для случайных посетителей. Идите садитесь, я сейчас все принесу.
Овид прошел к одному из столиков, стоявших возле застекленной перегородки. Если у Аманды и оставались какие-то сомнения, что человек, за которым она следила, и в самом деле «барон де Рэйсс», то его голос их окончательно развеял. Марианна принесла тарелку супа и принялась накрывать на стол.
— Вот вам для начала, — сказала она. — Сейчас принесу хлеб, сыр и вино.
— Да, голубушка, и поскорей; мне нужно вам кое-что показать.
Аманда, устроившись возле форточки, четко слышала каждое слово. Вернулась Марианна и поставила на стол все, что обещала.
— Ну вот, — сказала она, — и что же вы собираетесь мне показать?
— Ах, какие мы любопытные! Не терпится все узнать поскорей! Ну что ж, сейчас увидите…
Овид достал две небольшие коробочки, обтянутые сафьяном, — красную и черную. Сначала он открыл красную. На голубой бархатной подкладке сверкала пара сережек.
— Ну, что вы на это скажете? — спросил он.
— Ой! Какие красивые! Вы хотите подарить их мамаше Лизон?
— Совершенно верно.
— Ах, она, бедняжка, будет очень довольна! А что в другой коробочке?
— Пара сережек для вас, Марианна.
Служанка покраснела до корней волос. Овид открыл второй футляр, и Марианна вскрикнула от восторга.
— Но они просто чудесные! Вы, конечно же, шутите, утверждая, будто решили подарить их мне.
— Вовсе не шучу; я просто счастлив сделать вам что-то приятное.
— О! Спасибо, господин Пьер! Спасибо! Вы так любезны! Наряжаясь для банкета, непременно надену их…
Служанка закрыла коробочку, положила ее в карман и сказала:
— Господин Пьер, я очень люблю, когда все веселятся. Вы ведь сумеете гостей развеселить, правда? Так, чтобы все принялись шутить?…
— Все будут отчаянно веселиться.
— И даже мамаша Лизон?
— Мамаша Лизон — не меньше остальных.
— Здорово было бы; но все-таки я думаю, что вряд ли вам это удастся. У нее всегда такой похоронный вид. Ее просто невозможно развеселить.
— Не так уж это и сложно, Марианна, главное, чтобы вы сами этого захотели. Просто нужно устроить так, чтобы она оказалась немножко под мухой…
— Но я не стану спаивать ее.
— А вам и не придется спаивать ее!
— Тогда что же от меня зависит? Что мне нужно сделать?
— Все очень просто. После кофе все будут пить ликеры, ведь так?
— И после, и вместе с кофе, и даже до. У нас на банкете всего будет вдоволь.
— Тогда мы сейчас обо всем договоримся. После кофе я объявлю, что решил всех угостить по случаю знакомства; предложу мамаше Лизон свой подарок, и ей нальют стаканчик настоящего шартреза. Так вот: вам нужно отставить один графинчик в сторонку и влить туда ложечку специального ликерчика, который я принес.
— А вдруг ей, бедняге, плохо от этого станет? — воскликнула Марианна.
— Плохо! Да Господь с вами! — возмутился Соливо. — Она просто-напросто сразу же развеселится и примется шутить направо и налево.
— Вы уверены в том, что это ни в коем случае не повредит ей? — упорствовала Марианна.
— Да матерью родной поклясться готов; слово дижонца!
— Ну, тогда будь по-вашему!
— Когда я встану, вы будьте наготове, — продолжал Овид, — как только я прикажу принести ликер, дабы «обмыть» подарок, вы нальете стаканчик для мамаши Лизон.
— А может, и остальным налить? — предложила служанка. — Забавно, наверное, получится!
— Нет, тогда станет слишком уж шумно: все примутся кричать и шутить наперебой.
— И правда. Тогда я в каждую руку возьму по графинчику и налью специального ликера только мамаше Лизон; никто и не заметит. И где он, ваш ликер?
— Принесите графин шартреза; я сам все сделаю, а то вдруг вы вольете слишком много. Тогда ничего не получится: она сразу же уснет.
Служанка принесла маленький графинчик с шартрезом. Овид уже достал из кармана пузырек. Он отлил примерно с рюмку и вылил туда столько же канадского зелья. Затем поболтал графин, чтобы все как следует перемешалось, заткнул пробкой и сказал, протягивая Марианне:
— Только смотрите, не перепутайте с другим!
— Не бойтесь, — ответила девушка, спрятав графинчик в карман. — Я знаю, куда его убрать, и ничего не перепутаю.
Овид потер руки от удовольствия.
— Ей-богу, мы тут здорово повеселимся! — радостно воскликнул он.
Аманда все прекрасно слышала. И при этом поочередно испытала и удивление, и ошеломление, и даже ужас, ломая голову над тем, что же это за мамаша Лизон и с чего вдруг Овиду понадобилось подливать ей того ужасного зелья, из-за которого сама она в Буа-ле-Руа чуть на тот свет не отправилась. Что за преступление он теперь замышляет? Какие чудовищные планы вынашивает? Вдруг она быстро подняла голову, и лицо ее приняло решительное выражение, а глаза воинственно сверкнули. Из-за шторки она взглянула на Овида: тот как раз встал и закурил сигарету. Затем он вышел из обеденного зала и, пройдя через лавку, оказался на улице.
Аманда проводила его взглядом. Она видела, что он уходит, но даже не шелохнулась. Марианна тем временем принялась убирать со стола, за которым только что обедал Овид. Аманда подошла к приоткрытой форточке и тихонько окликнула ее:
— Марианна!
Служанка, оглянувшись по сторонам, удивленно спросила: