— Значит, вариант первый. Один из нас тут остается, а двое других с капитаном Немо плывут туда, не знаю куда. Вариант второй. Мы всей толпой плывем хрен знает куда, но тогда может случиться лютый апокалипсис. Обосраться! Вот это я понимаю — гульнуть в выходные!
Юля рассказала все: и о предыдущей троице, и о жребии из пуговиц, и о том, как у нее через пару дней пропали жажда с голодом, и о диске на трубе, который ушел под воду ровно в тот момент, когда расстегнулись кандалы.
Пришла ночь, а с ней и красная луна. У Насти уже голова раскалывалась от рассуждений и догадок. Казалось, все это происходит не с ней.
— Ах у ели, ах у елки, ах у ели злые волки, — пел Миллер, скручивая из водорослей шарик. Сейчас он по-настоящему нервничал. — Если разобраться, я бы и сам за пару месяцев на поганом столбе придумал и загробный мир, и демонического морского таксиста, да хоть отряд тюленей-разбойников. Лично меня эти каракули ни в чем не убеждают. Да даже если и нужно оставлять, мать его, дежурного, почему обязательно мы? Тощая же сказала, что на картинках херова гора треугольников была!
Из воды выпорхнула ворона и села на трубу. Ковырнув клювом железо, с любопытством стала разглядывать людей на столбах. Она поворачивалась против часовой стрелки и, когда дошла до Миллера, залилась мерзким карканьем.
— Да пошла ты, без тебя тошно.
Миллер швырнул в нее шарик, и ворона поднялась в воздух.
— Теперь хоть ясно, откуда вы повылезли посреди моря.
Настя закрыла глаза, пытаясь собрать мысли в кучу, тяжело вздохнула и начала говорить:
— Мы же спаслись, правильно? Должны были утонуть, но очутились здесь. А сколько людей было до нас? Сколько еще будет? Если мы утопим треугольник, а он окажется последним…
— Слышь, тощая, да мы вообще хер знает где! Застряли, как сопля между этажами. С чего ты вообще взяла, что чертов лодочник не свезет всех дружно в ад?
— Тебя, может, и свезет.
— Эта штука внизу, — сказала Юля, указывая под воду. — Она не пыталась запихнуть нас в наручники. Хотя, наверное, могла. Так что выбор только за нами. Может, это такая проверка. Спасение нужно заслужить, спасая других. Оставить грехи здесь, очиститься.
— Аллилуйя! — Миллер взмахнул руками. — Пеппи уже как сектант шпарит! Если вам так хочется, очищайтесь тут на здоровье, спасайте каких-то там выдуманных людей. Я лично намерен отсюда сдристнуть. Любой адский Усть-Пиздюйск меня устроит больше, чем отсидка на кончике какого-то сраного трезубца.
На трубу присели сразу две вороны. Настя подняла голову и в изумлении открыла рот — над ними кружила черная пернатая туча.
— Он уже плывет… — прошептала Юля. — Ребята, решайте. Второй раз я не выдержу…
Миллер истерически заржал, бубня неразборчивые ругательства.
— Я согласна на жребий, — робко сказала Настя. — Но ты ведь мужчина, мог бы…
— Ишь как запела! — перебил Миллер. — Да вы же, бабы чугунные, все время за равноправие боретесь, так? Ну так какие проблемы? Давайте, в бой!
Настя не могла решиться на такое, просто не могла. Полгода одиночества тут… А если год? Или вечность?
Юля, съежившись на столбе, бесшумно плакала. Миллер бултыхался в воде, стучась головой о цепь. У него опять пошла кровь из раны, но теперь акулы его ничуть не беспокоили.
— Ладно, — сказал он мрачно, — уболтали, суки драные. Я останусь.
Девушки встрепенулись. Юля вытерла слезы и заговорила:
— Спасибо, это очень сме…
— Тихо-тихо, — перебил Миллер. — Есть одно условие. Вернее, даже два. — Он оскалился. — Вы обе прямо сейчас раздеваетесь, и я оттрахаю каждую так, чтобы глаза на лоб полезли. И не надо удивляться. Мне еще полгода без бабы здесь яйца высиживать. Так что до прихода лодочника ваши тушки в моем распоряжении. Ну, или цепляйтесь сами, наручники есть у всех.
Настя посмотрела на Юлю, которая, казалось, выплакала все веснушки. Та тихонько проговорила:
— Какая же ты все-таки мразь.
— Лады, наше дело предложить.
Миллер крякнул и забрался на столб.
— А как же «тощая» и «костлявая»? — ехидно спросила Настя.
— Сухие дрова жарче горят, — пробурчал Миллер и заржал.
Через час с неба на волны опустилось облако сажи. В сторону столбов плыло пятно тумана, за которым тянулись черные птицы. Море довольно урчало.
Раздался громкий щелчок, и девушки повернулись к Миллеру. Его ногу обвивала цепь.
— Да пошутил я, пошутил. Такая уж натура, не держите зла. Тем более что вы и впрямь слишком тощие. Все равно что смерть с косой оприходовать.
Он грустно улыбнулся.
Перевозчик был рядом, из тумана торчал нос лодки. Треугольник затягивало белой дымкой.
Юля спустилась в воду и подплыла к Миллеру.
— Спасибо тебе. Правда. На самом деле это не так страшно, как кажется.
— Ага, конечно.
Лодка заплыла в центр треугольника и уперлась в трубу. У весла стояла почти трехметровая фигура в пепельном балахоне, чуть дальше виднелись другие люди. Юля быстро чмокнула Миллера в щеку, подгребла к лодке и перевалилась через деревянный борт.
Настя до сих пор не могла поверить в такую развязку. Оказавшись в воде, она оттолкнулась от своего столба и добралась до Миллера. Фигура перевозчика нависла над ними огромной тенью.
— Ну ты даешь, — произнесла Настя, качая головой. — Скажи мне только одно: ты же нормальный мужик, зачем выставлять себя таким ублюдком?
Весло упало на воду, и по днищу лодки застучали тяжелые шаги.
— Наверное, потому что я такой и есть.
Миллер схватил Настю за руку и сомкнул кандалы на ее запястье. Да, цепь была обмотана вокруг ноги, но сама клешня первый раз щелкнула вхолостую. Миллер обманул.
— Зря ты прощаться удумала, свалили бы втроем. Но раз сама приплыла, то на всякий случай спасем мир. — Миллер улыбнулся и подмигнул ей. — Не скучай, тощая.
Перевозчик швырнул Миллера в лодку и схватился за цепь. Дернул с силой, еще и еще. Поднимал вверх, пока висящая на цепи Настя не закричала от боли, и только потом отпустил. Когда девушка забралась на столб, лодка уже уходила. Капюшон перевозчика скрывал лицо, но волны ненависти чувствовались даже с такого расстояния. Туман уплывал вслед за хозяином, забирая с собой и воронье. А Настя, едва дыша и уже не сдерживая слез, смотрела вслед исчезающей лодке. Пытаясь в последний раз разглядеть человеческие лица.
Прорубь затянулась буквально на глазах, и бородач погрузил труп на сани, чтобы потом его по-человечески похоронить. Растормошив собак, он развернулся в сторону селений и погнал упряжку к дому. Обратная дорога была быстрее, ведь собаки не любили море и неслись от него изо всех сил. Работа здесь была закончена. По крайней мере, до следующей красной луны.
Встречный ветер щипал лицо, тревожа старый шрам над бровью. Замерзшее море оставалось позади вместе с воспоминаниями. Бородач закутался в меха и прикрикнул на собак. Дома его ждала жена и тройня рыжих, как само солнце, ребятишек.
ЗаблудшиеСергей Королев
Рассказ занял все высшие места на конкурсе «Башни, хвосты» в апреле 2016 года. В конкурсе участвовал 21 автор с 29-ю рассказами.
Денисов умер на закате. Прямо на поляне возле брошенной избушки, не дотянув нескольких часов до перевала.
Последние часы своей жизни он только и делал, что бредил. Звал черного аиста, молил о встрече с заблудшими и проклинал всех, кто был рядом.
Стоило осеннему солнцу коснуться верхушек мохнатых сосен, Денисов издал последний хрип и замолк. Бойцы Степаненко стояли рядом, словно караулили, чтобы никто не забрал его бренную душу.
— Навоевался, — вздохнул врач Дорохов, пощупав пульс.
Умершего накрыли дорожным мешком, затушили костер, собрали пожитки. Солнце медленно пряталось за сосновым лесом, редкие лучи с трудом пробивались сквозь скрюченные ветки.
— Нельзя его оставлять здесь, — посетовал Хартов, который вырос с Денисовым в одной деревне и знал покойника лучше других.
— Времени хоронить нет, — отрезал Степаненко. — Каждая минута на счету.
— А с собой?
— Задержит. К полуночи надо быть на перевале.
Хартов судорожно соображал. Нельзя, нельзя было оставлять тело, без защиты и должного уважения. Похоронить, но не здесь, а дома, рядом с матерью и сестрой.
— Утром по этой дороге пройдет отряд Смольного, — задумчиво произнес Дорохов, глядя на тлеющие угли. В глазах его плясали красные искры, от чего он, не выспавшийся и немытый, сам был похож на мертвеца.
— Я останусь до утра! — вызвался Хартов. — Посторожу!
— Замерзнешь, — Степаненко был неумолим, — да и опасно одному, звери…
— Не было здесь зверей, — перебил командира Дорохов. — Никогда. И белых тоже нет. Здесь никого, только, вон, на опушке домик брошенный.
Хартов увидел, как задергался левый глаз у Степаненко, а в уголках рта начала скапливаться белая слюна. Сейчас вспылит.
— Я останусь с Хартовым, — поспешил успокоить командира Дорохов. — Переночуем, вдвоем справимся, не замерзнем. Меня на перевале один черт к Смольному припишут. Ну, раньше к нему поступлю, вам меньше мороки. Утром вместе с его бойцами тело до перевала донесем, а потом Хартов вас догонит.
Степаненко закрыл глаза, покачался туда-сюда. Остальные ждали, затаив дыхание.
— Тьфу на вас, сидите тут, жопы морозьте. С перевала уходим утром, если к обеду нас не нагонишь, Хартов, до конца войны будешь у меня сапоги чистить.
Хартов поморщился, но кивнул. Ему не привыкать. А вот Дорохов хотел что-то возразить, но поймал умоляющий взгляд товарища и замолчал.
Через пять минут отряд Степаненко ушел на юг. Деревья сомкнулись, отгородив оставшихся у костра бойцов хвойной стеной. Солнце почти скрылось, из последних сил цепляясь за острые верхушки сосен.
Хартов пошарил по карманам покойного, достал старый, чуть не до дыр затертый снимок, спрятал в свой сапог.
— А скажи-ка мне, Хартов, — Дорохов сидел, прислонившись спиной к черному стволу дерева, — ты из дружбы верной так печешься о мертвеце или женушке его угодить хочешь?