Мальчик качает головой.
– Я хочу читать первым способом. Где великан?
– Великан, который на самом деле мельница? – Он листает страницы. – Вот великан. – Помещает указательный палец мальчика на слово gigante.
Мальчик закрывает глаза.
– Я читаю пальцами, – объявляет он.
– Не важно, как ты читаешь, – глазами или пальцами, как слепой человек, – главное, чтобы ты читал. Покажи мне «Кихота», с «К».
Мальчик тыкает в страницу.
– Вот.
– Нет. – Он сдвигает палец мальчика в правильное место. – Вот Кихот, с большой «К».
Мальчик капризно вырывает руку.
– Это не настоящее его имя, ты что, не знаешь?
– Может, и не мирское имя, под каким его знают соседи, но это имя, которое он сам для себя выбирает, и под этим именем его знаем мы.
– Это не настоящее его имя.
– А какое у него настоящее имя?
Мальчик внезапно замыкается.
– Иди, – бормочет он. – Я сам буду читать.
– Хорошо, уйду. Когда образумишься, когда решишь, что хочешь как следует учиться читать, – позови меня. Позови и скажи, какое у Дона настоящее имя.
– Не скажу. Это тайна.
Инес занята кулинарными делами. Он уходит, она даже не смотрит на него.
До следующего визита проходит день. Мальчик по-прежнему поглощен книгой. Он пытается заговорить с ним, но мальчик раздраженно цыкает и переворачивает страницу быстрым, хлестким движением, будто у него за спиной лежит змея и может его укусить.
На странице – изображение Дона Кихота, обвязанного веревками, его опускают в яму в земле.
– Хочешь, помогу? Рассказать тебе, что происходит? – спрашивает он.
Мальчик кивает.
Он берет книгу в руки.
– Эта часть называется «Пещера Монтесиноса». Наслушавшись о пещере Монтесиноса, Дон Кихот решил увидеть ее прославленные чудеса своими глазами. Он велел своему другу Санчо и ученому – человек в шляпе, должно быть, тот самый ученый, – опустить его в темную пещеру и терпеливо подождать, пока он не подаст знак поднимать его… Целый час Санчо с ученым сидели и ждали у входа в пещеру.
– Что такое «ученый»?
– Ученый – человек, который прочел много книг и много чего узнал. Целый час Санчо с ученым сидели и ждали, пока наконец не почувствовали, как дергается веревка, и принялись вытягивать, и вот Дон Кихот выбрался на свет.
– Значит, Дон Кихот не умер?
– Нет, не умер.
Мальчик счастливо вздыхает.
– Хорошо, да? – говорит он.
– Конечно, хорошо. Но почему ты подумал, что он умер? Он Дон Кихот. Он герой.
– Он герой, а еще он фокусник. Ты связываешь его веревками и кладешь в ящик, а когда открываешь сундук, его там нет – он сбежал.
– А, ты подумал, что Санчо и ученый связали Дона Кихота? Нет, если бы ты читал книгу, а не разглядывал картинки и угадывал, о чем речь, ты бы узнал, что они на веревках опускали его в пещеру, а не связывали его. Идем дальше?
Мальчик кивает.
– «Дон Кихот любезно поблагодарил друзей. А затем вознаградил их рассказом обо всем, что произошло в пещере Монтесиноса. Три дня и три ночи провел он под землей, сказал он, видел много чудесного, не в последнюю очередь водопады, чьи каскады – не капли воды, а сверкающие алмазы, – а еще шествие принцесс в атласных одеяниях и даже – величайшее чудо из чудес – даму Дульсинею верхом на белом скакуне с украшенной драгоценностями уздечкой, и дама остановилась и милостиво поговорила с ним… “Но, ваше благородие, – сказал Санчо, – вы наверняка путаете, ибо пробыли под землей не три дня и три ночи, а всего-то час, не более”. – “Нет, Санчо, – сказал Дон Кихот серьезно, – три дня и три ночи не было меня. Если вам это показалось часом, не более, это оттого, что вы задремали, пока ждали, и потеряли счет времени”… Санчо собрался возразить, но потом передумал, вспомнив, каким упрямым бывает Дон Кихот. “Да, ваше благородие, – сказал он, глянув на ученого и подмигнув ему, – вы правы: три полных дня и три полных ночи мы продремали до вашего возвращения. Но, молю, расскажите нам еще о даме Дульсинее и что между вами произошло”… Дон Кихот серьезно оглядел Санчо. “Санчо, – сказал он, – о друг-маловер, когда же ты поймешь, когда поймешь?” И умолк… Санчо почесал голову. “Ваше благородие, – сказал он, – не стану отрицать, трудно поверить, что вы провели три дня и три ночи в пещере Монтесиноса, когда нам показалось, что прошел всего час; и, не стану отрицать, трудно поверить, что в эту самую минуту прямо под нашими ногами – шествие принцесс и дамы, гарцующие на белоснежных скакунах, и все такое. Так если дама Дульсинея одарила ваше благородие каким-нибудь знаком любви своей – рубином ли, сапфиром ли с уздечки своего коня, – какой могли бы вы показать несчастным маловерам вроде нас, было бы совсем другое дело”… “Рубин или сапфир, – проговорил Дон Кихот. – Я покажу тебе рубин или сапфир – в доказательство того, что я не лгу”. – “Если можно так выразиться, – сказал Санчо. – Если можно так выразиться”. – “А если покажу тебе оный рубин или сапфир, Санчо, что тогда?” – “Тогда я паду на колени, ваше благородие, поцелую вам руку и взмолюсь простить, что я смел сомневаться. И я буду вашим верным последователем до конца времен”».
Он закрывает книгу.
– И? – говорит мальчик.
– И ничего. Это конец главы. До завтра больше не будет.
Мальчик берет книгу в руки, открывает на том же месте, где Дон Кихот на веревках, вперяется в напечатанный рядом текст.
– Покажи мне, – говорит он тихонько.
– Что показать?
– Покажи конец главы.
Он показывает конец главы.
– Видишь, вот начинается новая глава, под названием «Don Pedro y las marionetas», «Дон Педро и куклы». Пещера Монтесиноса позади.
– Но Дон Кихот показал Санчо рубин?
– Не знаю. Сеньор Бененгели не говорит. Может, да, а может, и нет.
– Но на самом деле у него был рубин? На самом деле он пробыл под землей три дня и три ночи?
– Не знаю. Может, для Дона Кихота время не то же самое, что для нас. Может, для нас – мгновение ока, а для Дона Кихота – эпоха. Но если ты веришь, что Дон Кихот вознесся из пещеры с рубинами в карманах, может, тебе стоит написать свою книгу и там про это рассказать. И тогда мы сможем вернуть книгу сеньора Бененгели в библиотеку и почитать твою. Но, увы, прежде чем писать свою книгу, тебе придется научиться читать.
– Я умею читать.
– Нет, не умеешь. Ты умеешь смотреть на страницу, шевелить губами и сочинять в голове истории, но это не чтение. Когда читаешь по-настоящему – читаешь, что написано на странице. Придется отказаться от собственных фантазий. Придется перестать валять дурака. Придется перестать быть младенцем.
Никогда прежде не говорил он с ребенком так прямо, так резко.
– Я не хочу читать по-твоему, – говорит ребенок. – Я хочу читать по-своему. Жил человек с двойной буждой и тырбырмырпырсыр нуждой, когда верхом, то он был конь, когда пешком, то он был понь.
– Это сплошь чепуха. Нет никакого поня. Дон Кихот – это не чепуха. Нельзя выдумывать чепуху и делать вид, что ты это вычитал.
– Можно! Это не чепуха, и я умею читать! Это не твоя книга, а моя! – И он хмуро и яростно листает дальше.
– А вот и нет. Это книга сеньора Бененгели, он подарил ее миру, и принадлежит она всем нам – в одном смысле нам всем, а в другом – библиотеке, но не тебе одному в любом смысле. И перестань рвать страницы. Ты почему так грубо с книгой обращаешься?
– Потому. Потому что если я не поспешу, будет дыра.
– Где будет дыра?
– Между страницами.
– Чепуха. Между страницами дыр не бывает.
– Дыра есть. Она внутри страницы. Ты не видишь, потому что ты вообще ничего не видишь.
– Прекратить немедленно! – говорит Инес.
На миг он думает, что это она ребенку. На миг он думает, что наконец-то она собралась отчитать ребенка за упрямство. Но нет, это его она прожигает взглядом.
– Я думал, вы хотите, чтобы он научился читать, – говорит он.
– Не ценой вот такой перебранки. Найдите другую книгу. Найдите книгу попроще. Этот «Дон Кихот» ребенку труден. Верните ее в библиотеку.
– Нет! – Ребенок крепко вцепляется в книгу. – Не отдам! Это моя книга!
Глава 20
С тех пор как Инес въехала в квартиру, та утратила свой некогда аскетичный вид. Вообще-то даже стала захламленной – не только из-за обильного имущества Инес. Хуже всего в углу возле кровати мальчика, где стоит картонная коробка, набитая предметами, которые он собирает и приносит в дом: камешки, сосновые шишки, увядшие цветы, кости, ракушки, глиняные черепки и железяки.
– Не пора ли выбросить этот хлам? – спрашивает он.
– Это не хлам, – говорит мальчик. – Это вещи, которые я спасаю.
Он слегка пинает коробку.
– Это мусор. Нельзя спасти все, на что натыкаешься.
– Это мой музей, – говорит мальчик.
– Куча старого хлама – это не музей. У вещей должна быть какая-то ценность, тогда они попадают в музей.
– Что такое «ценность»?
– Если у вещи есть ценность, это означает, что люди в целом дорожат ею и все считают, что эта вещь ценна. Старая битая чашка не имеет ценности. Ею никто не дорожит.
– Я ею дорожу. Это мой музей, а не твой.
Он смотрит на Инес.
– Вы это благословляете?
– Оставьте его в покое. Он говорит, что ему жалко старые вещи.
– Нельзя жалеть старую чашку без ручки.
Мальчик смотрит на него непонимающе.
– У чашки нет чувств. Если ее выкинуть, ей будет все равно. Она не обидится. Если тебе жалко старую чашку, можешь заодно пожалеть… – он отчаянно озирается по сторонам, – небо, воздух, землю под ногами. Все можешь пожалеть.
Мальчик продолжает таращиться.
– От вещей никто не ждет, что они будут вечные, – говорит он. – У всякой вещи – свой естественный срок. У той старой чашки была славная жизнь, а теперь ей пора на покой, уступить место новой чашке.
На лице у мальчика появляется упрямство, с каким он теперь хорошо знаком.
– Нет! – говорит он. – Пусть она будет у меня! Я тебе не дам ее забрать! Она моя!