– Сонные сиднейские копы пусть так и остаются сонными сиднейскими копами, – сказала она, вспоминая одну шутку, известную некогда только им двоим, – так что оставь вопросы государственной безопасности тем, кто знает, как этим заниматься.
А Джордж Шипорски так и не перезвонил. Да и, собственно, с какой стати?
77
Свет в вагоне погас буквально на минуту, а потом снова вспыхнул, как только поезд, мчавшийся в центр города, вновь всосался в черноту туннеля. Но вдруг поезд остановился, и тут же, естественно, перестал работать кондиционер. В вагоне почти мгновенно стало невыносимо жарко и душно, и Куколка напряженно ждала, что вот-вот что-то случится.
Через несколько минут по вагону двинулись вооруженные полицейские с собаками-ищейками и странными выдвижными зеркалами, с помощью которых они осматривали пол под сиденьями; следом за полицейскими пополз слух, что была угроза взрыва. Стремясь хоть как-то прикрыть лицо, Куколка схватила забытую кем-то газету, лежавшую рядом на сиденье. Конечно же, на первой полосе была очередная ее фотография – топлес; изображение было сильно увеличено, и обнаженные груди Куколки выглядели весьма странно. Под фотографией большими буквами было написано:
ТАНЦОВЩИЦА СМЕРТИ
Судя по стрижке, снимок был сделан примерно год назад и, если смотреть на фон, во время очередного «приватного шоу», но Куколка так и не сумела вспомнить, где именно тогда танцевала.
Наконец полицейские добрались до нее, и собака стала обнюхивать ее колени. Куколка изо всех сил старалась сдержать дрожь в руках, заставляя себя дышать медленно и спокойно, сосредоточившись исключительно на газете. Она даже развернула ее, рассчитывая найти что-нибудь поинтереснее, и обнаружила заголовок: ДЕСЯТЬ ОСНОВНЫХ МИШЕНЕЙ, и под ним фотографию Сиднейской Оперы с напечатанным поверх нее яблоком мишени.
Дальше в газете был какой-то комикс, смысла которого Куколка толком не поняла – какие-то женщины в паранджах, танцующие у шеста. Комикс назывался «Гостиная муллы»[1690].
И Куколка вдруг с ужасом вспомнила, как Тарик всего две ночи назад рассказывал ей о растровой графике и о том, что власть имущие хотели бы сделать с обыкновенными людьми, если б могли. Но сам-то Тарик, говоря об этом, всего лишь менял изображение пиксель за пикселем, пока Элвис Пресли не превратился в страуса, а эти люди сейчас поступали куда более нагло и бесстыдно, превращая ее из нормальной женщины в персонаж комикса или мультфильма, в кричащие заголовки, в чужие мнения и страхи; они – пиксель за пикселем – создавали ей новую судьбу. «Они же сделали из меня чудовище, Черную Вдову, танцовщицу смерти, неизвестную террористку», – со страхом и отвращением думала Куколка.
Заставив себя оторваться от газеты, она подняла глаза и увидела в дальнем конце вагона вьетнамку, которая громко рассказывала маленькому сынишке какую-то историю на своем языке, словно не замечая ни полицейских, ни собак. Мать и сын то и дело начинали дружно смеяться, и мальчик повторял следом за матерью какие-то слова, а она либо кивала в знак согласия, либо притворно хмурилась и что-то выговаривала сыну, а потом с самым серьезным видом продолжала рассказ. Мальчик тоже очень серьезно смотрел на нее, а его широкое открытое личико выражало полнейшее доверие и любовь.
И Куколку вдруг охватило странное всеобъемлющее чувство: пусть у нее множество недостатков, но и она, как эта вьетнамка с сыном, полна любви, нерастраченной любви. Но те люди, у которых власть, по неким неясным причинам любить ей не позволят. Какая-то враждебная сила – то ли сама эта жизнь, то ли ее судьба, то ли окружающий мир – когда-то не позволила ей любить отца, а она так хотела его любить. Не позволила любить сына, а ведь она уже любила его и хотела любить всю жизнь. Не позволила любить Тарика, которого она, вполне возможно, могла бы полюбить по-настоящему. А теперь эти люди лгут всему миру, что она, Куколка, полна ненависти, а значит, заслуживает лишь того, чтобы ее ненавидели. Что на таких, как она, нужно охотиться, вооружившись большим запасом гнева, и при обнаружении сразу же уничтожать.
Куколка снова уставилась в газету. Собака пошла дальше вместе с кинологом-полицейским, а потом все они, и копы, и собака, перешли в другой вагон. Под газетой оказался еще и журнал с фотографиями знаменитостей, и Куколка даже испытала некоторое облегчение, пролистав несколько статей о голливудских звездах, сражающихся с целлюлитом и расстройствами пищеварения, о чьей-то дочери, страдающей булимией, и о депрессии принцессы Мэри; однако вскоре она наткнулась на заголовок, тянувшийся наискосок через две страницы:
НЕПРИГЛЯДНОЕ ПРОШЛОЕ ТАНЦОВЩИЦЫ
Там были фотографии каких-то шлюх, танцующих у шеста, и один снимок Куколки, на котором глаза ей так странно подретушировали, что ее лицо сразу приобрело холодное и злобное выражение.
«Джоди МакГиннесс, – так начиналась статья, – некогда была близкой подругой Джины Дэвис, в прошлом стриптизерши, а ныне одной из главных подозреваемых в терроризме на территории Австралии. Джоди рассказывает, что Джина Дэвис любила шутить насчет трех игроков…»
Куколка понимала: надо немедленно перестать читать этот бред, найти для чтения что-то другое, или чем-то другим заняться, или о чем-то другом подумать. Но она никак не могла оторваться от текста и вскоре прочла:
«Те, кому довелось работать с Джиной Дэвис на пилоне, утверждают, что «кое-кто из богатых клиентов готов был щедро платить за групповой секс, а Джина денежки очень любила…»
78
После совещания в отделе по борьбе с терроризмом Тони Бьюканен отправился на ланч с Сивом Хармсеном, который присутствовал на этой встрече в качестве делегата от ASIO. Сив Хармсен всегда был для Тони Бьюканена загадкой. В свои тридцать восемь лет он выглядел чрезвычайно пузатым и неуклюжим, но это, как ни странно, только подчеркивало детскость его лица. Некогда он был чемпионом по игре в крикет и на короткое время даже удостоился возможности участвовать в национальной сборной, а начинал и вовсе в армии, потом стал этаким странным полицейским, однако, начав работать в разведке и став шпионом, странностей в нем значительно прибавилось. Он быстро продвигался по службе, сотрудничая с органами безопасности, которые после 11 сентября прямо-таки невероятно разбухли, а младенческое личико и отвратительные костюмы служили прикрытием его весьма высокому положению, которым он теперь имел полное право наслаждаться. Говорили, что он в довольно близких, почти дружеских отношениях с министром юстиции, а порой пользуется также весьма благосклонным вниманием премьер-министра.
На ланч они отправились в отвратительный паб в Дарлингхёрсте, потому что Сив Хармсен утверждал, что там готовят отличные стейки. Стейки были ужасны, но энтузиазм Сива Хармсена от этого ничуть не уменьшился. Сперва их разговор затрагивал лишь самые общие темы: цены на недвижимость, жен, полицейские сплетни. Но все это время у Тони Бьюканена не выходило из головы то, о чем рассказал ему Ник Лукакис. Ему, собственно, и раньше доводилось совать нос в чужие дела ради своего приятеля-грека. И, кстати, почти всегда Ник Лукакис в итоге оказывался прав. Но все же иногда ошибался, и тогда расплачиваться приходилось ему, Тони Бьюканену. На этот раз он чувствовал, что Лукакис, скорее всего, прав. Но когда он закончил пересказывать своему собеседнику то, о чем поведал ему Ник Лукакис, Сив Хармсен разразился смехом.
– У нас объявлен самый высокий в истории нашей страны уровень угрозы национальной безопасности, – сказал он, – и во всех соответствующих органах тревога. По Сиднею бродит какая-то сумасшедшая стриптизерша, которая вот-вот взорвет бог знает сколько невинных людей, а вы хотите, чтобы я поверил какому-то копу, которого уже дважды понижали в чине и вообще чуть не вышвырнули из полиции после заседания королевской комиссии[1691]?
– Я просто вижу, что в этой истории концы с концами не сходятся, – сказал Тони Бьюканен.
– Тони, вы вообще-то следили за этим делом? Знаете, что говорилось в газетах, по радио, по телевизору? Дело в том, что люди серьезно напуганы. Так неужели вы думаете, что мы могли до такой степени легкомысленно отнестись к столь важным вещам?
– Но ведь ошибка возможна, Сив. Всего лишь возможна. Я только это хочу донести.
– Вы что, черт побери, шутите? С чего вы взяли, что возможна ошибка? – Сив Хармсен в упор посмотрел на Тони Бьюканена. – Да все, от премьер-министра до траханого Ричарда Коуди, согласны с тем, что налицо явная террористическая угроза.
Тони Бьюканен, стараясь избежать гневного взгляда Сива, опустил глаза и заметил, что у того на персикового цвета рубашке из полиэстера, чуть пониже нагрудного кармашка, вокруг попавших туда капелек перечного соуса расплывается маслянистое пятно. Собравшись с духом, он снова посмотрел на Сива Хармсена и сказал:
– А я все же склонен доверять Этинсу.
– У вашего мудака Лукакиса, – проворчал Сив Хармсен, – ума, как у всех в SBS[1692], а мир для него ограничен развлекательными программами MTV.
– Но что, если он все-таки прав?
– Я так не думаю, – завершил Сив Хармсен. – У Джины Дэвис имелся мотив, у нее были контакты, и мы можем проследить ее связь с теми людьми, которые пользовались прямой поддержкой террористических группировок из стран Ближнего Востока. Эксперты и психологи давно уже объяснили, насколько террорист сегодняшний не похож на террориста вчерашнего.
Тони Бьюканен отрезал от стейка большой кусок и принялся нарезать его на более мелкие кусочки, стараясь выиграть время.
– Она, конечно же, не мусульманка, – продолжал Сив Хармсен. – Она, конечно же, австралийка. Но она типичный лузер, Тони, и ей явно хочется свести с кем-то старые счеты, что-то кому-то доказать. Возможно, она случайно познакомилась с этими людьми, и они объяснили ей, как вернуть себе подобающее место в мире и завоевать уважение людей. Неужели вы всерьез предполагаете, что в органах национальной безопасности способны до такой с