На протяжении 10-го дня у особи 93 990 по-прежнему не наблюдалось никаких симптомов. Ела и пила особь нормально. Особь энергично перемещалась по клетке. Особь взбиралась по веревке. Под конец экспериментального периода, вечером 10-го дня, никаких симптомов так и не было зарегистрировано. Примечательно, что животное скакало по клетке. Особь с большой сноровкой манипулировала палкой, время от времени попрошайничала и испускала энергичные выкрики в адрес лаборантов. Подводя итоги наблюдения, следует констатировать, что даже дозировка, десятикратно превышающая уровень, оказавшийся смертельным для более крупных и тяжелых особей, не вызвала у особи 93 990 никаких симптомов. Даже после введения исключительно высокой дозы, животное выглядело во всех смыслах нормальным, здоровым, невредимым и веселым.
Около 01.00 11-го дня особь 93 990 была подвергнута воздействию транквилизатора посредством выстрела, удалена из бокса, усыплена и подвергнута вскрытию.
Не было обнаружено никаких признаков почечной недостаточности. Не было обнаружено никаких следов негативного воздействия препарата. Была обнаружена прибавка в весе на 3 кг с момента начала эксперимента.
Все боксы были вывезены из лаборатории специализированным персоналом и утилизированы посредством сожжения.
ДВА НУЛЯРик Муди (c извинениями Шервуду Андерсону)
Мой отец ратовал за традиционные ценности Среднего Запада, за семью, за крепкое рукопожатие, за немного неуклюжий обмен любезностями с официанткой в «ХоДжос».[62] Пока ему не стукнуло тридцать четыре, он работал на одной ферме; ферма принадлежала крупной международной корпорации, которая выросла из разорившихся семейных хозяйств. С воздуха такие хозяйства смотрелись ни дать ни взять шахматной доской. Отцова ферма находилась неподалеку от городка Бидуэлл, штат Огайо. Понятия не имею, как называлась та корпорация: «Арчер Дэниелз Мидленд» или «Монсанто» — что-то в этом роде. Землю, о которой речь, потом продали застройщикам. Наверняка так оказалось выгоднее: один участок продать, другой купить. Жилой микрорайон, выросший на проданной земле, назвали «Золотыми лугами», хотя никаких лугов там и в помине не было. Вот в этом-то микрорайоне мы и поселились после того, как отца сократили. Отец как раз сидел в баре у железной дороги, когда до него дошла новость о сокращении.
Ну, он и подался в «Сирс», в отдел электрических инструментов. Примерно тогда же познакомился с моей будущей мамой. Мама одно время была королевой красоты, мисс «Скандинавский Бидуэлл». До свадьбы они с отцом долго встречались. Мама, эта коронованная особа, очень хотела, чтобы отец, да и я, вскоре появившийся на свет, ухватили за хвост удачу, американскую мечту, буквально витавшую в воздухе. Мама очень надеялась. И рассчитывала поиметь с этого свою долю. Что же до типовых одноэтажных домов в «Золотых лугах», то… они стояли слишком тесно друг к другу. Наш так еще и заваливался. В довершение ко всему по соседству жил продавец подержанных машин, которого все недолюбливали. Ходили слухи, будто в подвале у этого парня, Стабба, спрятаны тела убитых подростков. Впрочем, это очень даже вероятно, ведь Огайо, этот «Каштановый штат», занимал в стране первое место по числу серийных убийств. Мама убедила отца в необходимости найти работу с перспективой дальнейшего роста. Неужели он в самом деле всю жизнь будет продавать электроинструменты? Ей пришла в голову идея разводить ангорских кроликов. Отец согласился. Кролики размножались с бешеной скоростью — наверняка для вас это не новость. Вообще-то заботу о них переложили на меня. У нас были десятки клеток; кролики повсюду оставляли лужи мочи и орешки кала, стоило только шикнуть на них, пусть даже совсем тихо. И потом, эта шерсть — приходилось ее прясть. Чтобы выручить какие-никакие деньги. Правда, я тогда с прялкой не возился — мал был еще. Думаю, вы догадываетесь, чем все закончилось: у мамы попросту не хватило терпения.
Следующими были тисовые деревья. В тисе содержится какое-то вещество, которое входит в состав лекарства против рака. Как знать, может, мама думала о наших соседях. Почти каждый житель «Золотых лугов» щеголял в парике, и ничего удивительного — как оказалось, строительство затеяли прямо на заброшенном захоронении хрома. И вот мы уже засадили тисом пол-акра, взятого в аренду у какого-то производителя нейлона в деловой части города, как вдруг узнали, что тяжелые металлы есть и в этой земле. Наверняка они и сгубили деревья. Но главное — к концу года в лабораториях научились добывать вещество искусственным путем.
Тогда мама решила разбогатеть на разведении лам. Она наведалась в местную публичную библиотеку и разыскала секцию деловой литературы. Прочла о ламах все, что было. Но так и не придумала, что с ними делать. Вязать из шерсти свитера? В итоге мы остановились на страусах. Страус — это чистая поэзия, скажу я вам. Да и сама птица впечатляет, с какой стороны ни посмотри. К примеру, это самая крупная птица на всей планете. В высоту почти восемь футов, весит триста фунтов, а мозг не больше голубиного. На лапах страуса всего по два пальца. Скорость развивает до пятидесяти миль в час, и это правда — сам видел. Если встать в дальнем конце нашей страусиной фермы «Два нуля» и вытянуть перед собой пивную кружку, наполненную кукурузой, страусы помчатся со скоростью фуры, хорошо разогнавшейся на трассе. Все равно что стая налетевших голубей, вот только голуби эти размером с мини-фургон. Невероятная глупость страусиной физиономии достойна того, чтобы упомянуть о ней, если, конечно, она не встречалась вам совсем недавно. Так вот, страусы дышат через клюв, во всяком случае, их клювы всегда приоткрыты. Словом, вы понимаете. Свет горит, квартира свободна — заходи кто хочет. Страусы похожи на умственно отсталых детей, к примеру, на Закария Данбара — я с ним в средней школе учился. Он уже умер. Впрочем, дело вот в чем: страусы вечно пытаются взять верх, громоздясь друг на друга и совокупляясь. При этом их не волнует, кто под ними: самец или самка. Раз уж речь зашла о страусах и сексе, я почти уверен, что работники на ферме пытались найти к продукции «Двух нулей» особый подход. Ясно ведь, что, имея такой крошечный мозг, страусиха никогда не примет связь с каким-нибудь горемыкой со Среднего Запада за физическое оскорбление. И вообще удивительно, что мозг размером с горошину в состоянии управлять другим концом птицы. Трудно поверить, что электрические импульсы добивают в такую даль, достигая громадной средней части, состоящей сплошь из красного мяса, сотен фунтов, которое, как говорится в любом буклете, содержит поразительно мало жира. Вообще-то, по вкусу страусятина напоминает курятину, говорила моя бабушка, пока однажды не подавилась. Ну да, страусы вроде как птицы, вот только не похожи на них. А уж когда носятся стадом в триста-четыреста голов — со скоростью пятьдесят миль в час, расплющивая лапами грызунов и пытаясь заняться любовью — приобретенные под сомнительный залог, оставленный банку «Бакай Сейвингс энд Траст»… тогда они выглядят скорее как представители вымирающего биологического вида, собравшиеся в каком-нибудь отеле «Холидей Инн». Кажется, вот-вот появится парочка охваченных любовным настроением мохнатых мамонтов. Или компания саблезубых тигров.
Но что-то я отвлекся. А ведь на самом деле рассказ мой о страусиных яйцах. Так вот, в течение десяти лет родители пытались сделать так, чтобы ферма «Два нуля» приносила доход, но в конце концов им пришлось все распродать и объявить себя банкротами. Почти у каждого в Бидуэлле банковский счет находился под арестом. Когда с «Двумя нулями» не выгорело, остались лишь страусиные яйца — раньше родители сидели у дома под навесом и продавали их заезжим посетителям. По дороге к нашей ферме стояли указатели — всего три. «Посетите страусиную ферму! Две мили!» Через полмили: «Страусиные яйца! Пять долларов штука!» И еще через полмили: «Покормите страусов! Если смелости хватит!»
Помню, инструктировал парочку, приехавшую откуда-то издалека, из восточной части страны, разодетых как на парад. Прошло уже несколько недель; парочка оказалась первой, кто заинтересовался кормлением страусов. Я выдал обоим по стаканчику с эмблемой бейсбольной команды «Кливлендские индейцы», насыпав туда кукурузу. Можно было положить зерна на ладонь и протянуть страусам, но лично я ни за что бы так не сделал: своими глазами видел, как птицы подхватили одного карапуза, причем запросто так, точно платочком махнули, и перебросили через забор — мальчишка в два счета свернул себе шею. Можно протянуть страусам сам стаканчик; они попытаются затоптать друг друга до смерти, чтобы очутиться перед этим стаканчиком первым, и одна из булавочных голов, обрушившись на вас с невероятной силой, вырвет стаканчик из рук и удерет. А можно просто-напросто рассыпать кукурузу у ограды, через которую пропущен электрический ток, самим же при этом убраться подальше — я бы на вашем месте так и сделал. «Интересно, кому придет в голову тащиться куда-нибудь из нашего Бидуэлла?» — спрашивал я себя. Разве что парочка скрывается от розыска, объявленного по нескольким штатам? Как знать, вдруг эти двое, стоящие прямо передо мной и смеющиеся над несчастными глупыми птицами, на самом деле из тех, кто запросто совратит целую детсадовскую группу, ограбит богатую даму на Парк-авеню, укокошив ее и спрятав тело, изрубит до неузнаваемости пару-тройку подростков, а затем исчезнет, чтобы заняться своими финансовыми вложениями?
Итак, ранчо было да сплыло. Мы же оказались в подержанной «Эльдорадо», пробежавшей уже 120 тысяч миль. Я сидел на заднем сиденье с пятью дюжинами страусиных яиц. Отцу было под пятьдесят, он уже облысел, обзавелся брюшком, а неудачные попытки быстро обогатиться превратили его в человека унылого и скупого. Если он и открывал рот, так только затем, чтобы обругать политиков. В этом плане он ни от кого не зависел. Ну, то бишь ни с этими, ни с теми. Беспартийный. После сплошных беспокойств на уродливой голове отца сохранилась лишь пара волосинок: клочки как раз над ушами. Как будто он и сам был страусиным птенцом. Птенцы, когда они вылупляются, очень похожи на человеческий зародыш. Я даже слышал, что у человека и страуса тридцать восемь процентов ДНК общие — если вдуматься, совсем немало. Так что отец напоминал страуса. А может, одного из тех еще живых раковых больных, что в «Золотых лугах», — они всегда отвечали, что чувствуют себя отлично, на миллион, даже если на самом деле тянули баксов на пятьдесят, не больше. Мама же, несмотря на неудачные деловые проекты, все хорошела и хорошела. Она, как и прежде, проводила утром два часа перед зеркалом, разрисовывая лицо карандашами и кисточками в цвет «пьяной вишни».