Что ж, трудно не признать, что шелни не так умны, как крысы, свиньи или харлзлы. И все же я испытываю к шелни — естественно, не без влияния Холли — несравненно большую симпатию, нежели к крысам, свиньям, енотам, воронам и им подобным. Однако нет в мире существа более беспомощного, чем шелни.
Как им вообще удалось сохраниться?
У шелни много разных песен, но ни одной романтической — в нашем понимании, разумеется. По сути, они так и остаются детьми до самой смерти. Их сексуальные отношения, похоже, характеризуются или полным незнанием или крайней застенчивостью.
— Винсент, я не понимаю, как они размножаются, — сказала Холли на второй день (то есть вчера). — Они живут, значит, должны рождаться. Но как эти робкие легкомысленные трехлетки создают пары и производят потомство? Ни из их легенд, ни по манере их поведения этого не понять. В легендах у них дети всегда найденыши. Новорожденных находят под голубикой (так я перевел слово, которое, возможно, обозначает сорт винограда) или — попеременно, в другие циклы — под кустами рябины или на огуречной грядке. Оценивая шелни с позиций здравого смысла, можно предположить, что они — плацентарные живородящие. Но стоит ли апеллировать к здравому смыслу, когда изучаешь гоблинов? Бытует легенда, что по ночам они выскакивают из земли, как грибы. Якобы, женщина-шелни, которая хочет ребенка, должна купить у скоки грибковый корешок и посадить в землю. И на следующее утро у нее будет ребенок.
Вчера утром Холли выглядела подавленной. Оказывается, она увидела рекламку нашего спонсора — производителя готовых завтраков «Поющая свинка» — и сильно расстроилась.
«Поющая свинка! Детвора в восторге! Питательная новинка! Персонаж детских стишков в консервной банке — это интригует! Настоящее мясо настоящих гоблинов! Ни жира, ни костей! Найдите на этикетке счастливое число и получите точную копию флейты шелни. Спешите первыми подать к столу «Поющую свинку» — мясо настоящих гоблинов. Добавки: кукурузный крахмал и стопроцентно натуральные ароматизаторы».
Ну что тут скажешь? От рекламы нигде не спрячешься. А нам нужно продолжать записывать шелни.
— Винсент, не знаю, как шелни появились, но чувствую, скоро их не станет, — вздохнула Холли. — Надо торопиться! Еще не знаю как, но я заставлю их все вспомнить.
В тот день (то есть вчера) Холли попросила шелни сыграть на зубьях. «Раньше они не согласились бы, — объяснила она. — На зубьях не играют в первый день знакомства». У шелни нет струнных инструментов. Вместо струн у них зубья — вибрирующие поющие вилки. Шелни играют на выстроенных в ряд вилках, как на арфе. Корни дерева при этом работают как резонаторы, так что даже листья вверху излучают музыку. Сами вилки сделаны из очень крепкой, но легкой древесины. Для затачивания зубьев в ход идут кремнистый сланец и известняковая мука. Думаю, это древесина в ранней стадии окаменения. Игра на вилках обычно следует за игрой на кувшин-флейтах. Баллады, исполняемые под эту музыку, навевают грусть, которая противоречит детской простоте текстов.
Вот еще две баллады-сказки, записанные нами на второй день (который был вчера).
Вот как об этом рассказывают.
Однажды ночью скоки услышал флейту шелни.
— Да это же голос моей жены! — воскликнул он. — Его ни с чем не спутаешь.
И он отправился на поиски жены. Перешел болото и спустился в нору, из которой доносился ее голос. Там сидел шелни и играл на кувшин-флейте.
— Я ищу пропавшую жену, — сказал скоки. — Ее голос доносился из этой норы. Где она?
— Здесь только я, — ответил шелни. — Сижу тут один, играю для луны, а ее свет струится по стенам норы.
— Но я слышал голос жены, — настаивал скоки. — И хочу ее вернуть.
— А какой у нее голос? Не такой ли? — спросил шелни и подул в флейту.
— Да, это моя жена, — подтвердил скоки. — Где ты ее прячешь? Ее голос не спутаешь ни с каким другим.
— Это не твоя жена, — возразил шелни. — Это мелодия, которую я сочинил.
— Но в твоей мелодии звучит голос моей жены. Следовательно, ты ее проглотил, — рассудил скоки. — И я должен разобрать тебя по косточкам.
— Мне очень жаль, если я проглотил чью-то жену, — сказал шелни. — Пожалуй, ты имеешь право разобрать меня по косточкам.
И скоки разобрал шелни по косточкам и разбросал их по всей норе, а часть — на траве у входа. Но жены так и не нашел.
— Наверное, я ошибся, — признал скоки. — Но откуда мне знать, что можно извлекать из флейты голос моей жены, не проглотив ее?
— Ничего страшного, — ответил шелни. — Если, конечно, ты сумеешь собрать меня обратно. Я помню, как ты меня разбирал, правда, не все шаги. Если ты помнишь остальное, то мы соберем меня заново.
Но никто из них не помнил, каким шелни был первоначально. И скоки собрал его как попало. Для одних мест частей не хватило, зато для других — остались лишние.
— Давайте помогу, — проквакал лягушка-самец, который проходил мимо. — Я помню, откуда некоторые части. И я точно знаю, что шелни не глотал жену скоки. Он проглотил мою жену, это ее голос звучал во флейте.
И лягушка-самец стал помогать. Втроем они вспомнили, что смогли, но этого оказалось недостаточно. Опять не хватило нескольких частей, зато другие никуда не подходили. Когда они закончили, шелни едва мог двигаться и у него все болело. Да и на шелни он больше не походил.
— Я сделал все что мог, — сказал скоки. — Теперь ты всегда будешь таким. А где лягушка?
— Внутри, — ответил лягушка-самец.
— Вот там и оставайся, — велел скоки. — С меня хватит вас обоих. А лишние части я заберу. Вдруг кого-нибудь из них смастерю.
Так шелни и живет собранным как попало. Из норы выходит только по ночам, потому что стыдится своего вида. Те, кто не знает, что с ним стряслось, очень пугаются, когда сталкиваются с ним нос к носу. Он все еще играет на кув-шин-флейте, которая звучит как голос пропавшей жены скоки или пропавшей жены-лягушки. Послушайте, она играет прямо сейчас! Несчастный шелни страдает от боли, потому что никто не знает, как правильно его собрать.
А скоки жену так и не нашел.
Так это рассказывают.
А вот еще одна сказка, записанная вчера днем. Она последняя, хотя вчера мы об этом не знали.
Вот как ее рассказывают
Есть у нас древняя сказка о свинках, которые поют так громко, что улетают в небо на хвосте собственного пения. А теперь мы сами, если поем громко, дуем во флейты что есть мочи и дергаем зубья изо всех сил, становимся поющими свинками из сказки. И многие уже улетели.
К нам приезжают люди-колокольчики на музыкальных повозках. Они играют — динь-дон, динь-дон — небесную музыку. Они приезжают из любви к нам. И если поспешить и не опоздать на музыкальную повозку, то можно прокатиться по небу в жестяной банке.
Дилин-н-нь! Дилин-н-нь! Это человек-колокольчик с музыкальной повозки! Торопитесь, шелни, и вам повезет улететь сегодня. Выходите, шелни, из своих долин и лесов и запрыгивайте в повозку — проезд бесплатный. Собирайтесь, шелни, со своих полян и рек. Вылезайте из-под корней и из земляных нор. Скоки приходить не нужно, лягушкам приходить не нужно — только шелни.
Плачьте, если повозка полна и вы не улетите сегодня. Но плачьте не слишком долго. Люди-колокольчики обещают вернуться завтра, и послезавтра, и так до тех пор, пока не останется ни одного шелни.
— Все сюда, маленькие поющие свинки! — зазывает человек-колокольчик. — Только у нас бесплатная поездка на Землю в жестяной банке!.. Эй, Бен, смотри, какое чучело запрыгнуло в фургон для забоя, стоило тебе прозвонить в колокольчик!.. Торопитесь, маленькие свинки-шелни, в фургоне осталось место только для десятерых. Ну вот, фургон полон! Завтра мы пригоним больше фургонов, чтобы вместились все!.. Эй, Бен, ты видал поросенка, который плачет, что не успел на живодерню? — Человек-колокольчик произносит эти милые, добрые слова из любви к нам.
И никакого погребального зуба не надо, вообще никакого зуба не надо, чтобы оплатить поездку Лягушки лететь не могут, скоки лететь не могут, только шелни!
А потом происходит удивительное! Из фургона шелни попадают в камеру, где из них извлекают косточки, все до единой. Раньше с шелни такого не делали. В другой камере шелни купают в кипятке, пока те не становятся в два раза меньше, почти как шелни-малютки. Потом они должны поиграть в игру «кто скорее заползет в жестяную банку». И только после этого шелни получают бесплатный билет на Землю. В консервных банках!
Утрите горькие слезы, если не успели на музыкальную повозку. Ложитесь пораньше спать и просыпайтесь чуть свет. Начинайте петь так громко, как только можете, чтобы люди-колокольчики знали, куда ехать. Дуйте во все флейты что есть силы, дергайте за зубья так, чтобы те чуть не трескались. И кричите «Люди-колокольчики! Сюда! Мы здесь!»
Уезжая с людьми-колокольчиками на музыкальной повозке, все счастливо смеются. Но есть пророчество, что однажды женщина-шелни, когда ее заберут на небо, будет плакать. Какое у нее горе? Из-за чего ей плакать? Она будет кричать: «Черт возьми! Это же убийство! Они почти как люди! Не смейте их трогать! Они такие же, как я! Будьте вы прокляты! Не прикасайтесь ко мне! Я человек. Выгляжу я странно, и что? Я похожа на одного из них, но я человек. Ой-ей-ей!». Эта пророческая часть сказки не совсем понятна.
«Ой-ей-ей!» — скажет женщина. «Ой-ей-ей», — эхом ответит кувшин-флейта. Что такого произойдет с женщиной-шелни? Отчего она будет плакать, а не смеяться?
Это наша последняя сказка, где бы ее ни рассказывали. Расскажут ее в последний раз, и сказок больше не будет. И шелни больше не будет. Кому нужны сказки шелни, их музыка, если можно прокатиться в консервной банке?
Так было сказано.
Потом мы начали выбираться из норы шелни (как оказалось, в последний раз). И, как и положено, произошел обмен рифмованными репликами с охраняющим вход пятилетним старцем.
— Поболтаем?