Рассказ «Небо», номинировавшийся на премию «Хьюго», — это пересечение абсурда и трансценденции. Вас невозмутимо предупреждают об опасностях, подстерегающих человека в ситуации, бесконечно далекой от реальности. «Смотри, сгоришь, — сказала ему Велкин. — Нигде так не сгорают, как на облаке». Вы слышите рассуждения невидимого, но явно присутствующего здесь очень наблюдательного повествователя о героях и окружающем их мрачном мире; про Велкин нам говорят, что «у нее полые кости, заполненные гелием». Ее сотоварищи по скай-дайвингу обсуждают время, Вселенную и смысл существования на кристально-чистом и возвышенном языке законченных наркоманов. Перелистывая страницы, мы чувствуем приближение конца и знаем, что это будет крушение и полный распад. И вот Велкин бродит по темным катакомбам, где растут всевозможные разновидности мухоморов, смертоносных и галлюциногенных, и собирает их не только продавец Неба, но и слепые кроты.
Финальный трип закончился, читатель кожей ощущает происходящее. Так что мой вам совет: наслаждайтесь блаженным трансом этой сказки, но не забывайте — Небо таит в себе опасности.
Небом торговал мистер Фуртиф. Лицо у него было, как у лисы, глаза, как у хорька, и передвигался он, скользя по-змеиному. Жил он под «Скалами», которые давно уже перестали быть символом процветания. Грандиозный комплекс построили на участке мертвой земли (с целью преобразить ее), но земля победила. Меблированные комнаты потеряли былой блеск — их поделили на убогие каморки. «Скалы» поизносились. Прежние пастельные тона сменились скучно-серыми и коричневыми.
Пять подземных уровней, в лучшие времена служившие парковкой для автомобилей, теперь превратились в перенаселенные лабиринты — скопище узких проходов и тесных клетушек. Продавец неба жил в самой нижней, самой маленькой и самой жалкой из них.
На открытый воздух он выходил исключительно по ночам. Дневной свет был для него смертелен, и мистер Фуртиф хорошо знал это. Он торговал Небом исключительно под покровом самых темных ночных теней. У него было несколько (причем довольно странных) клиентов, и никто не знал, кто его поставщик. Сам он клялся, что поставщика у него нет — он, мол, лично собирает урожай и готовит продукт.
Велкин Алауда, пышная девушка с легкой походкой (говорят, у нее полые кости, заполненные гелием), появилась перед самым рассветом, когда продавец неба уже нервничал, но еще не сбежал под землю.
— Мышка-трусишка, давай Неба пакет, и спеши домой, скоро будет свет! — пропела Велкин. Она явно была на седьмом небе.
— Быстрее, быстрее! — поторопил продавец Неба, протягивая пакет. Его черные глаза дрожали и едва заметно поблескивали. Но если бы в них отразился настоящий утренний свет, мистер Фуртиф ослеп бы.
Подхватив пакет, Велкин сунула купюры в поросшие шерстью ладони продавца. (Неужели шерстью? Да, именно.)
— Мир, отдыхай. Воздух, нас обнимай. Небо, из-под земли расти-вырастай, — снова пропела Велкин, пряча пакет. И упорхнула — вприпрыжку (ведь она была легкая из-за полых костей). А продавец Неба нырнул головой вперед в черный провал шахты, вниз, на самое дно.
Утром на скай-дайвинг пришли четверо: сама Велкин, Карл Влигер, Икар Райли и Джозеф Олзарси. Еще был пилот, но не тот, о ком вы подумали. Тот пригрозил пойти в полицию, и они отказались иметь с ним дело. Нового пилота звали Рональд Колибри, и он летал на самолете для опыления посевов.
Но разве самолет-опылитель поднимется к тем морозным высотам, где они любили оттягиваться? Конечно, поднимется, — если все уже на Небе. Но он же не герметичен, и на борту нет запаса кислорода? Да какое это имеет значение, если все на Небе, включая самолет?
Велкин приняла Небо с газированным «Маунтин Висс». Карл сунул на губу, как нюхательный табак. Икар скатал самокрутку и засмолил. Джозеф смешал с алкогольным напитком и вколол в вену. Пилот Ронни слизывал и жевал, как сахарную пудру. Самолет по имени Сорокопут принял Небо в топливопровод.
Пятнадцать тысяч метров — кто бы еще смог так высоко подняться на кукурузнике! Тридцать градусов ниже нуля — и совсем не холодно! Воздух слишком разрежен, чтобы дышать? Если ты на Небе, подобная мелочь ничего не значит.
Велкин шагнула наружу — и полетела вверх, не вниз. Это был ее коронный трюк. Она весила мало и всегда забиралась выше остальных. Она все поднималась и поднималась, пока не растворилась в вышине. Потом спустилась обратно, но уже заключенная в сферу из ледяных кристаллов, внутри которой она переливалась и строила рожи.
Ветер пронзительно свистел, обжигая кожу, и дайверы покинули борт. Они пошли вниз, планируя, соскальзывая и кувыркаясь, иногда неподвижно замирая в воздухе — по крайней мере, так казалось — или даже немного поднимаясь вверх. Спустившись ниже, они рассыпались по облакам — черно-белым облакам с солнцем внутри и розовым солнечным румянцем по краям. Они раскололи ледяную сферу Велкин, и девушка выбралась наружу. Потом они ели тонкие кусочки льда, очень холодные и хрустящие, с запахом озона. Олзарси стянул с себя футболку и загорал на облаке.
— Смотри, сгоришь! — крикнула ему Велкин. — Нигде так не сгорают, как на облаке.
Это точно!
Протаранив плотную белизну облаков, они спустились в безграничный голубой простор. Облака теперь были сверху и снизу Именно здесь Гипподамия[38] проводила забеги на колесницах — на земле для этого не хватало места. У горизонта нижние облака загибались вверх, а верхние — вниз, образуя замкнутое пространство.
— Это наше собственное пространство и наша собственная небесная сфера, — заявил Икар (он, как и остальные, использовал скай-дайверское имя, которое не совпадало с настоящим), — и они обособлены от всех людей и миров. Людей и миров нет, пока мы считаем, что их нет. Ось нашего пространства — его гармония. А значит, пока пространство в идеальной гармонии, время стоит на месте.
И правда, часы остановились.
— Там, внизу, мир, — сказал Карл. — Жалкий презренный мир. И он будет оставаться таким, сколько мы пожелаем. Конечно, он существует, хотя и призрачно. Конечно, мы сжалимся над ним и позволим стать реальным. Но это позже. А пока он плоский, и по нашей воле останется таким.
— О да, это очень важно, — произнес Джозеф многозначительно, как типичный человек на Небе. — Пока наше собственное пространство искривлено и замкнуто, мир должен оставаться плоским или вогнутым. Нельзя позволить ему выгнуть спину — это опасно. Пока он плоский и презренный, разбиться о него невозможно.
— Как быстро мы упадем, если позволим времени течь в его собственном ритме? Или в нашем? — спросила Вел-кин.
— Гефест однажды падал весь день, — сказал Икар. — А тогда дни были не чета нынешним…
Слегка окосевший Карл вынырнул из глубин внутренней сексуальной страсти, которую часто испытывал во время дайвинга.
Икар словно надышался веселящим газом — явный признак того, что Небо отпускает.
Джозеф ощутил холодный ветерок спиной и серию отрывистых коротких предчувствий.
— Мы не совершенны, — заявил Джозеф. — Но может, завтра или послезавтра станем такими. До цели рукой подать, и мы выигрываем раунд за раундом. Давайте отбросим легкомыслие, чтобы не упустить сегодняшнюю победу. Земля выгибает старую спину, так что приготовьтесь! Пора, парни!
Четверо (или, возможно, только трое) дернули за кольца. Парашюты вышелушились из рюкзаков, распустились и рванули стропы. Во время беседы скай-дайверы держались рядом, пучком. Но на подходе к земле их разбросало.
Приземлившись, они снова собрались вместе и сложили парашюты. Дайвинг закончился.
— Велкин, как ты сумела так быстро сложить парашют? — Икар смотрел с подозрением.
— Я не знаю.
— Ты же самая медлительная и неаккуратная из нас, и твой парашют каждый раз приходится переукладывать. К тому же ты приземлилась последней. Как ты умудрилась сложить парашют раньше всех? Да еще так безупречно! И выглядит, как моя укладка. Именно так я его тебе вчера и сложил.
— Икар, не знаю. Ой, кажется, я поднимусь еще раз, честное слово…
— Нет, Велкин, для одного утра достаточно. А ты точно раскрывала парашют?
— Я не знаю.
На следующее утро, приняв Неба по полной, они снова поднялись в небо. Маленький самолет по имени Сорокопут взлетел так, как ни один самолет до этого — вверх, сквозь грозу. Охваченная бурей Земля съежилась до размера капсулы.
— Сейчас мы сыграем с ней шутку, — объявила Велкин. — Когда ты на Небе, это можно сделать с чем угодно, и шутка будет явью. Я скажу, что капсула, которая была нашим миром, — ничто, пустяк. Смотрите, она исчезла! Потом я выберу другую капсулу, вон ту, например, и назову ее миром. И теперь именно в этот мир мы спустимся. Я поменяла один мир на другой, и он не знает, что с ним случилось.
— И все же он встревожен, — сказал Джозеф, раздувая ноздри. — Ты его взволновала. Неудивительно, что у него приступ неуверенности.
Они поднялись на триста тысяч метров над землей. Альтиметр не был рассчитан на такую высоту, но пилот Рональд Колибри приписал мелком по нескольку нулей к цифрам на шкале, и теперь показания соответствовали действительности. Велкин вышла наружу. Карл, Икар и Джозеф последовали за ней. Пилот Рональд Колибри тоже вышел, но вспомнил о своих обязанностях и вернулся в самолет.
На огромной высоте нет голубизны, кругом все черное и звездное. Из-за низкой температуры пространство испещрено трещинами и провалами.
Они нырнули вниз, пролетели сто тысяч метров за долю секунды и затормозили, смеясь. Прыжок взбодрил, мир
заиграл новыми красками. Они топали по облакам, и те отзывались звоном, как мерзлый грунт. То была родина инея, снежинок и зеркального льда. Здесь обитали творец погоды и сын его — ветер.
Они вошли в пещеру изо льда, смешанного с мореной[39], и нашли там вырезанные из оленьего рога топорики, а также кости хемициона