— Безусловно, еду, — с ходу принял решение Вилли Макджилли. — Я уже там бывал, и эти ребята с Отмелей мне понравились. Не знаю, как на счет самого большого сома в мире, но самое большое количество историй про самого большого сома в мире рассказывают именно на берегах Си-марона в районе Бумеровых Отмелей. Обязательно едем завтра.
— Вполне может быть, это то, что мы ищем, — рассудил Великоф. — Но как можно было просмотреть это место? Оно же у нас под носом!
— Именно поэтому ты и не заметил, что не можешь заглянуть себе под нос. А оно там.
— Думаю, Вилли, тут какой-то провал в памяти, из-за которого мы забыли об этом месте, просмотрели или…
— Нет, Великоф, думаю, здесь что-то другое. Оно слишком близко — вот мы и не разглядели.
На следующий день трое знаменитых ученых выехали из Ти-тауна в сторону Бумеровых Отмелей. Вилли Макджилли, кажется, знал, где это, хотя путь, который он указывал, вызывал сомнения, поэтому Великоф решил, что лучше расспросить местных жителей в Бумере. Но и здесь возникли трудности. Все твердили одно и то же: «Да, это Бумер. Но мы не знаем никаких Бумеровых Отмелей».
Они не значились ни на одной карте. Видимо, этот населенный пункт был настолько незначительный, что там даже почтового отделения не было. Жители Бумера объясняли до изнеможения, что знать не знают никаких Отмелей и, соответственно, не представляют, как туда проехать.
— Оно в пяти километрах отсюда, и вы не знаете, где это? — сердито отчитывал Великоф одного из местных.
— Я даже не знаю, что это, — сердито отвечал бумерец. — И вообще сомневаюсь, что такое место есть.
Наконец, стали попадаться люди, которые вроде бы что-то слышали. И вроде бы даже туда ведет что-то вроде дороги. И они указали знаменитым ученым тот самый невероятный путь, который изначально и предлагал Вилли Макджилли.
Трое знаменитых ученых свернули на указанную дорогу. Отмели только недавно открылись после половодья. Дорога была песчаной. Если вообще была. Наконец они приехали в городок или что-то вроде городка — в нечто, разбросанное по лоскутным речным отмелям. Таким оказалось это место. Они вошли в отель «Симарон», который выглядел как самый обычный отель, только сильно обшарпанный. И сразу свернули в ресторан, поскольку подошло время обеда.
Там стояли столики, но это был не просто ресторан. Скорее, комната отдыха. С некоторым налетом старомодной элегантности на голубоватых зеркалах в простенках. Там была огромная барная стойка и стол для пула, за которым играли в ротацию волосатый мужчина и Комета. Комета был высокий, седобородый (собственно, комета и есть звезда с бородой), и из него постоянно сыпались мелкие предметы. За столиками сидели глинянолицые люди в шляпах и играли в домино. В помещении находилось с полдюжины собак. Что-то немного странное и доисторическое чувствовалось в этих собаках. Как и во всем остальном.
И, словно для отвлечения внимания или для контраста, там была девушка неземной красоты — судя по всему, официантка. Она, похоже, чего-то ждала — не то равнодушно, не то с затаенной надеждой.
Доктор Великоф Вонк поморгал глубокими, глубоко посаженными глазами и привел в действие свой массивный мозг, скрытый за массивными же надбровными дугами. Результатом этого сложного мыслительного процесса было следующее. Он спросил:
— Девушка, у вас есть меню?
— Нет, — просто ответила она. Но на самом деле все было не так просто. Ее голос не соответствовал ее красоте. Даже на протяжении одного слога он казался более интригующим, чем ее внешность. Мощный, но не грубый, глубокий, гулкий, как пещера, протяжный, вечный. У девушки при всей ее привлекательности были пегие волосы, широкая кость и глаза разного цвета.
— Мы хотели бы пообедать, — сказал Арпад Аркабара-нян. — Что у вас есть?
— Сейчас приготовят, — ответила девушка, — и я принесу.
В помещении было сумрачно и стоял густой речной запах.
— Странный у нее голос, — с восхищением и удивлением прошептал Арпад. — Как будто камни под водой перекатываются. И в то же время чувствуется что-то весеннее — правда, специфиче ски-ве сеннее.
— Не весеннее, а межледниковое, — уточнил Вилли Макджилли. — Я уже замечал это у подобных людей в других местах. В их голосах звучит древняя эра цветения природы — цветения между двумя оледенениями.
Помещение освещалось висячими лампами, которые отбрасывали колышущиеся тени. Они явно были не электрические.
— Здесь атмосфера эпохи газовых светильников, — высказал мнение Арпад. — Но только в светильниках — не газ.
— Нет, это масляные лампы, — сказал Великоф. — Странно, но мне только что пришло в голову, что это, возможно, старый добрый китовый жир.
— Девушка, а чем вы заправляете лампы? — поинтересовался Вилли Макджилли.
— Сомовьим жиром, — ответила девушка, и в ее гулком голосе снова прозвучал межледниковый период. Сомовье масло горело пламенем цвета глины.
— Может, пока мы ждем еды, принесете что-нибудь выпить? — спросил большеголовый Великоф.
— Сейчас приготовят, — ответила девушка, — и я принесу.
Тем временем Комета обыгрывал в ротацию волосатого партнера. По части ротации Комета не имел себе равных.
— Мы прибыли сюда в поисках странных существ, — обратился Арпад к девушке. — Вам что-нибудь известно о странных существах или странных людях и местах их обитания?
— В последнее время вы единственные странные люди в наших краях, — ответила девушка.
Вскоре она принесла напитки: три огромные пенящиеся глиняные кружки, по форме похожие на гигантские луковицы. От них ощутимо несло рекой, возможно, даже межледниковой рекой. Она поставила их перед знаменитостями. В ее глазах при этом как будто вспыхивали искорки. Но так только казалось, потому что на самом деле это были не искорки. Молнии, настоящие молнии сверкали меж ресниц этого очаровательного существа. Она ждала реакции на напиток.
Великоф вперил в кружку свой глубокий взор, что само по себе уже было подвигом. Остальные не имели таких глубоких глаз и таких надбровных дуг, как у Великофа. Они только покосились, но и это далось им нелегко. А Великоф, когда начал пить, даже осклабился от прилива глубинной народной памяти. В этой области он был очень силен.
Арпад Аркабаранян завизжал, вскочил, уронил стул и замер в ужасе, указывая дрожащим пальцем на пенящуюся глиняную кружку. Он страшно разволновался.
Вилли Макджилли отхлебнул большой глоток из своего кипящего сосуда.
— Это же «Шноркель зеленой змеи»! — восхищенно воскликнул он. — О напиток напитков, ты — само наслаждение! Его подают у нас тем, кто возвращается на родину, но я никак не ожидал встретить его здесь. За что нам такая честь?!
И он продолжил пить чудесную пенную жидкость, от которой во все стороны летели брызги. Великоф тоже пил, шумно выражая удовольствие. Девушка подняла стул Арпада, сильными руками усадила знаменитого ученого и наклонила над бурлящим сосудом. Но Арпад отворачивался от живительного напитка и только бормотал: «Она живая, живая».
Арпад Аркабаранян посвятил свою жизнь изучению всего примитивного. А примитивное (от латинскогоprima) значит «первичное». Но сейчас, в минуту слабости, Арпаду не хватало первичности для того, чтобы достойно встретить примитивный и такой приятный напиток. Жидкость, умеренно алкогольная, искрилась и пенилась, как шоколадное пиво, и в каждой кружке извивалась зеленая змейка.
(Великоф в записной книжке пометил: «зеленые черви подвида vermis ebrius virdis», но то была чистая схоластика. Это — змееподобные черви, и размером они с маленькую змею, так что будем называть их змейками.)
— Давай, Арпад! — воскликнул Вилли Макджилли. — Тут вся соль в том, чтобы успеть выпить напиток, пока его не выпила змейка. Имей в виду, змея может обидеться, если почувствует, что ты ее боишься. И тогда она вопьется тебе в лицо.
— Но я совсем не хочу пить, — произнес Арпад, изображая великосветскую пресыщенность. — Я вообще малопьющий.
Так что зеленая змейка Арпада шумно допила «Шноркель зеленой змеи» и исчезла — испустила дух, испарилась.
— Куда она делась? — нервно спросил Арпад. Он по-прежнему был немного не в себе.
— Вернулась в сома, — ответила девушка. — Змейки — духи сома и покидают его ненадолго.
— Как интересно, — заметил Великоф и пометил в своей записной книжке, что vermis ebrius virdis — не подвид червей или змей, а вовсе даже сомовий дух. Именно из таких скрупулезных замечаний и складывается научное знание.
— Есть ли что-нибудь примечательное в Бумеровых Отмелях? — спросил Великоф у девушки. — Что-нибудь уникальное? Из ряда вон выходящее?
— Есть, — ответила девушка. — У нас останавливаются кометы.
— Но моль побила те кометы, — процитировал древний эпос Вилли Макджилли.
Девушка принесла три большие глиняные миски с икрой и три глиняные ложки. Вилли Макджилли и доктор Великоф Вонк с удовольствием принялись за еду, а Арпад Арка-баранян сморщился.
— Все это смешано с илом, песком и каким-то мусором, — произнес он с возмущением.
— Именно, именно, и это прекрасно, прекрасно, — приговаривал счастливый Вилли Макджилли с набитым аппетитной бурдой ртом. — Всегда полагал, что мир многое потерял, когда стали промывать старое доброе блюдо трущоб — рыбью икру Теперь ее промывают во многих местах, но, как видно, не везде. А по мне, так в настоящей икре всегда должен быть легкий привкус речных нечистот.
Арпад с отвращением бросил глиняную ложку на стол. Он проделал миллион километров в поисках необычного, а встретив его, не узнал — потому что в нем самом этого не было.
Один из доминошников за соседним столом (все три знаменитости почти сразу отметили это, правда, не сразу осознали) оказался медведем. Медведь был одет как оборванец, а на голове — большая черная шляпа. В домино играл уверенно и почти все время выигрывал.
— Как может медведь играть так хорошо? — удивился Великоф.
— Не так уж и хорошо, — возразил Вилли Макджилли. — Я играю лучше. Лучше их всех.