— И он не медведь, — добавила девушка. — Это мой двоюродный брат. Наши матери-сестры были чудачки. Его мать для смеха вылизала своего сына в форме медведя. Но это ничто по сравнению с тем, что проделала моя мать. Она вылизала мне красивое лицо и стройную фигуру — тоже для смеха. Мне это совсем не нравится, но я отношусь к этому с юмором, как и все вокруг.
— Как ваше имя? — равнодушно спросил Арпад.
— Лангустия Сом.
Но Арпад Аркабаранян имя не расслышал или не узнал его, хотя именно оно прозвучало на пленке, которую им прокрутил доктор Великоф Вонк, — на той самой пленке, что привела их сюда, в Бумеровы Отмели. Арпад затворил от мира и глаза, и уши, и сердце.
Волосатый человек и Комета все еще гоняли шары, и всякая мелочь по-прежнему сыпалась из Кометы.
— Он уменьшается, он разрушается, — заметил Великоф. — Боюсь, с такими темпами его не хватит еще на один век.
Засим знаменитости откланялись, покинули комнату отдыха и отель «Симарон» и отправились на поиски ДИСЧей, которые, по слухам, водились в этих местах.
ДИСЧ, как вы уже знаете, это сокращение от Доисторический Снежный Человек. Еще его называют Волосатый Лесной Человек, Дикий Человек с острова Борнео, Йети, Злой Дух, Человек-обезьяна, Человек-медведь, недостающее звено эволюции, Трехметровый Гигант, реликтовый неандерталец. Некоторые полагают, что все это — одно и то же существо. Однако большинство уверено, что такого существа не существует вообще — ни в одной из вышеперечисленных форм.
И большинство, похоже, как всегда, было право, ибо тройке знаменитостей не удалось обнаружить ни шкур, ни шерсти (а грубая шкура с густой шерстью считается отличительной особенностью ДИСЧей) на всем протяжении красного берега реки Симарон. Создания, встречавшиеся по пути, сильно напоминали неразговорчивых оборванцев, которых ученые уже видели в Бумеровых Отмелях. Они не были уродливые, скорее, трогательно-илистые. По-своему воспитанные, по большей части молчаливые. Одетые, как одевались люди семьдесят пять лет назад, точнее, как бедный рабочий люд семьдесят пять лет назад. Но были ли они бедными? Может, да, а может, нет. И не похоже, чтобы они много работали. Правда, время от времени мужчины и женщины как бы невзначай, походя делали кое-какие дела.
По всей видимости, в илистой красной реке водилось много рыбы. По крайне мере, там постоянно что-то плескалось и играло. На берег выползали огромные черепахи с густым слоем ила на головах и вокруг глаз. Берега и отмели были зыбкие, и знаменитости то и дело проваливались в илистый песок — по колено, а то и выше. А вот широкосто-пый местный народец ходил без всяких затруднений.
По берегам росло много зелени, правда, зеленью ее особо не назовешь: она скорее бурая — возможно, из-за того, что последние недели выдались пыльными. Здесь жили ондатры и даже бобры, скунсы, опоссумы, барсуки. Тут и там виднелись волчьи норы и норы койотов со своим особенным запахом. Были и собачьи норы. Встречались хатки енотов. Даже медвежьи берлоги, напоминающие пещеры. Но пахло из них не медведями. А чем же?
— Кто живет в этих пещерах? — спросил Великоф у женщины, которая ковырялась в речной глине поблизости.
— Гиганты, — ответила женщина. Пещеры вполне подходили для гигантов. Трехметровое существо могло зайти в такие, не нагибаясь.
— Все не то, — сказал Арпад. — Нечего тут делать. Продолжу свои экспедиции в других местах, и, возможно, что-то найду.
— А мне кажется, мы именно там, где надо, — возразил Великоф.
— Оно вокруг нас, Арпад, то, что ты искал, — подтвердил Вилли Макджилли.
Но Арпад Аркабаранян остался равнодушен к обитателям илистых вод, красных песков и пещер в красных песках, словом — ко всему. Он совершенно утратил интерес к окружающему. Троица вернулась в отель «Симарон», так и не найдя никаких примитивных созданий, никаких недостающих звеньев.
Они снова зашли в комнату отдыха. Доминошники сидели на своих местах и апатично забивали козла.
— Вы точно уверены, что в ваших местах нет странных существ? — спросил Арпад Лангустию Сом.
— Джон Солт — странное существо, а он родом из этих мест, — подсказала Ракела. — Лакрица, по-моему, тоже странный. Да и Оранг Лесовик — слишком уж увлечен футболом. У всех троих — примесь крови обычных людей. Они такие же странные, как и вы трое. И Комета, тот, что играет в пул, тоже какой-то странный. Но я не знаю, примесь какой крови стала причиной его странности.
— Он давно здесь? — спросил Великоф.
— Он возвращается каждые восемьдесят семь лет. И остается примерно на три года. В этот раз он здесь уже больше двух лет. Потом отправляется на очередной круг. Ездит в пространстве среди планет и звезд.
— Вот как? И на чем ездит? — спросил Великоф, высунув язык и скосив глаз.
— На конной упряжке, на чем же еще?
— Эй, Комета! — крикнул Вилли Макджилли. — Ты и вправду ездишь среди планет и звезд на конной упряжке?
— Все верно, — ответил высокий седобородый мужчина по имени Комета. — Коня зовут Пипи-газ, а повозку я называю Харма. Конь — кляча, повозка — раздолбана, но худо-бедно ездим.
— Троньте глину для молний, — приказала Лангустия Сом.
Все дотронулись до глины. (Впрочем, здесь все было из обожженной глины, даже домино.) И вспыхнули молнии — фантастические молнии. Засверкали из каждой щели и трещины ветхого отеля. И это сияние было ярче, чем все лампы мира на сомовьем жире. И не прекращалось. Прокатились раскаты грома, и послышался дальний рев за несколько километров западнее от бури.
Явились гиганты и встали по углам комнаты. Все они были похожи друг на друга, словно братья. Высокие, мрачные, заросшие бородами по самые глаза, в черных широкополых шляпах. И все под три метра ростом.
— Боюсь показаться наивным, но это и есть гиганты? — спросил Великоф.
— Верь глазам своим, да, гиганты, — ответила Лангу-стия. — Их в здешних краях больше, чем нас самих. Иногда обычные люди видят их, но не понимают, что они тоже обычные люди. Из-за этого и весь сыр-бор. Думаю, именно этот сыр-бор и привел вас сюда. Но они не обезьяны, не медведи, не монстры. Они тоже люди.
— И вы одной с ними породы? — спросил Великоф.
— Это мои дядюшки, старые холостяки. Вот почему они такие высокие и молчаливые. Вот почему стоят по углам комнаты. И вот почему роют себе пещеры по берегам и обрывам, а не живут в хижинах. Крыши хижин для них слишком низкие.
— Почему бы не построить высокие хижины? — удивился Вилли Макджилли.
— Вам это можно, — ответила Ракела, — а им — нет. У них свой путь. Они сутулятся и ходят на полусогнутых, потому что чувствуют себя слишком высокими. Не бреются, не стригут волосы и зарастают по самые глаза, и все тело у них покрыто волосами. Они кастраты от природы. Ни детей, ни домашнего очага — поневоле станешь долговязым и неуклюжим. То же бывает с кастрированными быками, медведями и обезьянами — они также вырастают большими и нескладными. Видите, они очень застенчивы, а многие ошибочно принимают их застенчивость за свирепость.
Глухой рев к западу от бури становился все громче. Река вдруг угрожающе ожила. Все в помещении осознали, что снаружи потемнело, хотя до ночи было еще далеко.
Комета отдал свой кий одному из гигантов и подсел к знаменитостям.
— Вы волхвы? — спросил он.
— Да, я волхв, — сказал Вилли Макджилли. — В современном мире нас называют знаменитыми учеными. Великоф тоже волхв, а вот Арпад сегодня перестал им быть.
— Поначалу я вас не за тех принял, — сказал старик Комета. — Тех троих я встретил несколько циклов назад. У них было слово Завета, и по зову этого слова они шли из далеких мест. На дорогу они отвели две тысячи лет и боялись, что еще до окончания пути мифотворцы объявят, что они, мол, уже дошли. Еще боялись, что их опередят фальшивые волхвы и создадут превентивный миф. Сдается мне, так и случилось.
— А мифы о тебе, старина, тоже бегут впереди тебя или все в них правда? — спросил Вилли Макджилли. — Я смотрю, язык у тебя хорошо подвешен — в самый раз, чтобы пустить по миру не один миф.
— Спасибо, именно этим я и занимаюсь. Мифы не могли рождаться только в далеком прошлом, мифы — это часть насущного, которым поддерживается настоящее. А я очень хочу поддержать настоящее, ибо часто живу в нем.
— Расскажи нам, старина, почему именно Бумеровы Отмели стали тем местом, куда возвращаются кометы, — попросил Вилли.
— Здесь — одна из почтовых станций, где мы меняем коней в наших странствиях по орбитам. В Отмелях останавливаются многие кометы: Бугера, Донати, Энке, 1914 года, Галлея.
— Но почему именно в Бумеровых Отмелях? На этой маленькой речушке?
— Часто вещи бывают больше, чем кажутся. Симарон на самом деле не такая уж и речушка. Настоящее имя этой реки — Океан, Который Объемлет Все Миры.
— Комета… старик, из которого все время что-то сыпется, — начал свой вопрос Великоф, склонив огромную голову набок, — скажи нам, кто они — эти прото-люди, которых мы ищем по всему свету и, возможно, нашли здесь, в сотне километров от нашего прославленного Ти-тауна?
— И ты спрашиваешь? Да посмотри на свою физиономию! — Старик Комета смотрел на Великофа и мерцал. Человек, который мерцает, определенно бывал среди звезд; они явно оставили на нем свою пыль. — Если хочешь знать, ты сам один из них.
— Давно подозревал об этом, — пробормотал Великоф. — Но кто же они? Кто я?
— Как верно вчера подметил мудрый Вилли, они — простой люд, основа породы. Нельзя недооценивать простой люд. Они почва. Раса, которая лежит в основе нескольких человеческих рас. Когда плоть и кровь выдающихся рас истощается, они поддерживают вас, подмешивая своей царственной силы. И это происходит постоянно, но в некоторые эпохи особенно заметно. Они — звено, которое никогда не терялось. Связующее звено между прахом и кровью.
— Но почему они — да и я, не будь я таким опрятным и знаменитым, — оказываются иногда животными? — спросил Великоф. — Почему всегда живут на окраинах и задворках?