Та часть дома, которую занимала мастерская, наполовину уходила вглубь горы. Дальше, уже внутри горы, был полутемный склад, а за ним — целая анфилада комнат, где хранились запчасти и всякая всякота. Помещения были совсем темные, с каменными стенами, и чем дальше, тем темнее в них становилось и тем больше они походили на каменные пещеры. Они тянулись одна за другой, и цепочке этой, казалось, нет конца.
В этих черных-черных темных комнатах стояли кипящие горшки и котлы, и в них можно было найти детали и запчасти к любой машине в мире. Главное — знать, в какой горшок сунуть руку. Так говорил Генри Хитропалый.
Ореада бежала вперед в абсолютной черноте — комната за комнатой, коридор за коридором. По пути она выхватывала из горшков и котлов разные детали и что-то лепила из них на ходу. Когда она закончила, это что-то вопросительно тявкнуло.
— Что же я забыла? — задумалась Ореада. — Ах да, Расти, у тебя же только одно ухо. Прости, пожалуйста.
Она вытащила еще одно ухо из горшка с ушами и побежала дальше, прикручивая ухо на бегу. Наконец железная собака была готова. Теперь она могла лаять и бежать рядом с Ореадой по тоннелям внутри горы.
О Келмис, о Экмон, о Дамне, все трое!
Идите сюда, поиграйте со мною!
Такую песенку пела Ореада. Иногда горные дядюшки были заняты — они делали цифры, буквы и другие полезные вещи для всего мира. Тогда они не могли играть. Но кто-то один всегда приходил, и сегодня это был Келмис. Он сильнее других пропах дымом, но Ореаду это совершенно не раздражало. Тем более что он знал столько историй и был такой веселый, и в нем пылал огонь, разгоняющий тьму, — тот самый, из которого можно было слепить все что угодно. Они веселились и играли весь день до вечера (как бы сказали те, кто живет на свету). Но потом Келмис ушел работать.
А Ореада вместе со стальным псом Расти поспешила анфиладой темных комнат обратно в дом. По пути она разбирала пса и возвращала детали на свое место, каждую в свой горшок. В последнюю очередь она бросила собачий лай в горшок для лая, потом пробежала через мастерскую и поспела домой точно к ужину.
— Ох, Ореада, от тебя пахнет дымом и бог знает чем, — вздохнула Фрэнсис Хитропалая. — Почему ты не играешь на солнышке, как другие девочки? Почему не бегаешь по улице с ребятами?
— Я уже делала железного мальчишку, чтобы играть с ним, — ответила Ореада. — Ты не представляешь, какой он забавный, сколько у него всяких задумок! Но потом я его сто лет разбирала обратно на запчасти. Честное слово, мама, больше никаких железных мальчишек. Они такие хитрюги!
— Да, помню, Ореада, они особенные ребята, — согласилась Фрэнсис. — И откуда ты только берешь эти свои истории?
— Делаю из железа, мама, — совершенно серьезно ответила девочка. — Железо — первооснова всего. Нужные части лежат в горшках в темных комнатах. Остается только соединить их.
— Части твоих историй?
— Ну да.
— Железных историй?
— Вот именно.
— Какая же ты у меня хитроумная, Ореада! Какая у тебя хитрая мордашка и ловкие пальчики! — улыбнулась мама. — А давай-ка я приготовлю тебе ужин из железа. Правда, для этого нужен специальный железный нож и специальная железная вилка.
— Правда? Побегу сделаю их! — обрадовалась Ореада.
— Тогда заодно сделай и мне такие же, — попросил Генри Хитропалый.
— Нет, Ореада, не надо никуда бежать. Садитесь оба за стол и ешьте нормальный ужин. — Фрэнсис очень любила мужа и дочку, но иногда совершенно их не понимала.
Нельзя сказать, что Ореада росла или взрослела. В школу она пошла в девять лет, но выглядела тогда на четыре или пять. Хотя школа была только для видимости — Ореада и без нее давно все знала.
Училась она хорошо. Она была особенная девочка, хотя сама того не сознавала. Иногда на уроках она отвечала так, что все столбенели, но никто не назвал бы ее ответы неверными. Какая разница, с какого конца ты начинаешь отвечать? В общем, Ореада была необычная маленькая девочка с хитрой улыбчивой мордашкой, и большинство одноклассников ее любило. А те, кто не любили, боялись. Но разве можно бояться такую хрупкую маленькую девочку, как Ореада Хитропалая? Еще как можно! Потому что она всегда говорила: «Веди себя хорошо со мной, не то сделаю железного волка и натравлю на тебя». И ведь сделала бы! Все это прекрасно понимали.
Домашнюю работу Ореада всегда выполняла на «отлично». Правда, не совсем по-школьному, как считала мама. Ореада брала учебники и шла в мастерскую отца, потом на склад, а оттуда вглубь горы в черные комнаты с горшками и деталями.
О Келмис, о Акмон, о Дамнэ, придите,
Горшки и котлы для ответов найдите.
Так пела Ореада.
И потом просто брала железные ответы из особых горшков, раскладывала их по порядку и делала оттиски в тетрадях. Все задания оказывались выполненными правильно и к тому же выглядели так, будто она написала их своей рукой. Так она готовила домашние задания — отвечала на вопросы по чтению и литературе, решала задачки по арифметике. И всегда без единой ошибки. Потом она бросала железные ответы каждый в свой горшок, и они снова превращались в горячую лаву.
— А ты не думаешь, что это обман? — спрашивала ее мама. — Что если все остальные дети начнут делать задания так же, как и ты?
— А вот и нет. Они не смогут, потому что у них нет хитрых пальчиков и горячее железо сожжет им руки. Нет, мама, это не обман. Это просто хорошее знание предметов.
— Тогда ладно, — соглашалась Фрэнсис.
На самом деле она очень многого не понимала в своем муже Генри («Он такой мальчишка, совсем мальчик, железный мальчик») и дочери («Она как сова, маленькая сова, маленькая железная сова»). Генри и Ореада не любили дневной свет, но всегда встречали его храбро и стойко, как только могли.
Однажды Ореада застала маму всю в слезах, но в этих слезах была и соль счастья.
— Посмотри. — И Фрэнсис показала дочери валентинку, железную валентинку, которую подарил ей Генри. Там было железное сердце и стихи из железа:
Когда пройдет пять сотен лет,
Я вспомню, что тебя уж нет,
Слезами горькими зальюсь
И лишь тогда опять женюсь.
— Ой, как мило, мама! — восхитилась Ореада.
— Но она же из железа!
— Ага. Знаешь, самые первые в мире стихи тоже были из железа.
— А пятьсот лет? Что это значит?
— По-моему, вполне достойно — после смерти жены выждать пятьсот лет и только потом снова жениться.
— Наверное, ты права, Ореада, — вздохнула Фрэнсис.
Иногда ей приходилось нелегко со своей семьей.
Мастерская приносила Генри приличный доход. Вернее, приличный доход приносила продажа разных деталей из темных комнат, расположенных за мастерской. Продавцы запчастей и другие специалисты по ремонту, причем не только пишущих машинок, приезжали к нему за деталями. Цены он не заламывал, а найти в его закромах можно было все без исключения. Например, приходит какой-нибудь торговец запчастями, смотрит в каталог и называет номер детали трактора, сенокосилки или, допустим, посудомоечной машины. «Минутку», — говорит Генри и отправляется в свои таинственные темные комнаты. Идет и напевает смешную песенку:
О Келмис, о Акмон, о Дамнэ, спешите,
Вот номер, скорее деталь сотворите!
И уже через пару секунд, не успеет стихнуть последнее слово песенки, Генри возвращается с нужной деталью, еще горячей, в руках. И он ни разу не ошибся. Будь то комбайны, электродвигатели, «форды», он немедленно приносил именно ту деталь, которая требовалась — по номеру из каталога, или взглянув на испорченную деталь, или даже просто по описанию. А уж пишущие машинки он чинил лучше и быстрее всех в городе. Генри не стремился разбогатеть, более того, богатство его пугало. Но дела шли на зависть многим, и никто из семейства Хитропалых ни в чем не нуждался.
В шестом классе у Ореады появился парень, сириец по имени Селим Элайя, смуглый и красивый. Ей даже казалось, что он, возможно, немного сделан из железа, именно поэтому он ей и понравился. И еще он много знал про хитрые пальцы. Так что, решила она, с ним лучше дружить.
— Когда ты вырастешь — ах, Ореада, ты вообще когда-нибудь вырастешь? — я на тебе обязательно женюсь, — прямо и честно заявил Селим.
— Конечно, я вырасту. Все когда-нибудь вырастают. Вот только ты не женишься на мне.
— Почему же, маленькая моя сова с рожками?
— Не знаю. Просто я чувствую, что мы повзрослеем в разное время.
— Тогда расти скорее, малышка с глазами стального василиска, — сказал Селим. — Я обязательно должен на тебе жениться.
Они прекрасно ладили. Селим всячески оберегал и защищал Ореаду. Они на самом деле нравились друг другу. А что дурного в том, что двое нравятся друг другу?
В восьмом классе Ореада сделала открытие. Оно касалось сестры Мэри Дактил, которая вела уроки рисования. Дело в том, что сестра Мэри Д. выглядела слишком юной.
— Она не может быть такой юной, — поделилась Ореада с Селимом. — Некоторые мифологические животные, которых она рисует, жили очень давно, в глубокой древности. Она, должно быть, очень старая, иначе бы она их не застала.
— Ореада, брось. Она рисует то, о чем читала в книгах или видела на иллюстрациях, — возразил ей Селим. — Или вообще берет из головы.
— Нет, там кое-что совсем не из головы, — возразила Ореада. — Она это не придумала, а видела собственными глазами.
И так оно и было.
Однажды сестра Мэри Д. рисовала очень быстро и увлеклась — не подумала, что кто-то не менее быстроглазый может следить за ее руками. Но Ореал следила, и после занятий осталась поговорить с сестрой Мэри.
— Вы хитропалая, — сказала она сестре Мэри. — Смотрите, у каждого из ваших пальцев по три сустава, как у меня. И двигаются они со скоростью взгляда, как и мои. Наверняка вы можете доставать железные детали из горячих котлов и не обжигаться.