Вы будете меня бояться.
Впрочем, остановитесь, странники, задыхающиеся и с безумными глазами, и внимайте: нет никого благородней меня среди всех поселившихся здесь духов, оседлавших Миталь, словно ветерки. Я знаю, что есть милосердие, и умею оказывать его, подобно Леди Стил, чья красота до сих пор иссушает мне душу. Темным оно знакомо гораздо меньше.
Они тоже пользуются силой Миталя, впрочем, жестоко и неумно: темные эльфы, иссушенные и порабощенные той, что имеет дерзость искажать Миталь. Той, что пришла недавно и заворожила баэльнорна. Той, чьи глаза горят жаждой власти. Той, кого сопровождает тварь, бывшая некогда драконом. Той, что носит у пояса Перчатки. Той, что мнит себя королевой Мит Драннора, используя Миталь как примитивное оружие, как основу для своих убогих заклятий. Она ищет лишь собственной выгоды, и рассматривает все живые существа как принадлежащие ей орудия, но не в состоянии предвидеть, что случится завтра. Я знавал много мужчин такого склада, но среди чародеек таких очень немного. Впрочем, я сказал бы, что одной уже больше чем достаточно.
Если вы встретитесь с ней, вы тут же узнаете ее, раньше, чем она успеет вас уничтожить. Глаза ее полны безумием. Она хочет заполучить больше, больше...
Больше пленных душ и больше власти. С помощью Миталя она дает все больше силы своим рабам, и не драконам, и той твари, что когда-то была драконом. Она создает все новые сияющие источники, уже за пределами Великого Города, истребляя людей, словно бессловесный скот. Похоже, она стремится сравняться с богами, воссиять новой звездой среди старых. Для чего еще ей может понадобиться такая сила? Впрочем, я видел немало звезд, павших с невероятной высоты...
И сгоревших в пламени собственной силы. Она еще даже не знает о присутствии Ондруу, да и других бдящих духов, оседлавших Миталь. Если же она зайдет слишком далеко и попробует сделать что-то не то... из замшелых подвалов и башен, из забытых склепов и внезапно вспыхивающих руин, из скрытых сокровищниц, из задушенных корнями и оплетенных листьями гордых развалин великого города мы взмоем вверх, воссияв во гневе, и обрушимся на нее во всем своем ужасающем и беспощадном величии.
Трепещите, пришельцы! Мы — не просто голоса, сплетающиеся с воем ветра. Кое-кто из нас попал здесь некогда в западню, кое-кто пользуется силой Миталя со дня его создания. Иные окунулись в него, устав от повседневной суеты, иные — когда на закате великого города явились демоны, жаждущие разлучить его жителей с их любимыми деревьями. Видите? Видите мерцающие огоньки в темной арке, среди развалин того, что некогда было Домом Алаунгалейра? Полюбуйтесь на другой дух Миталя, что глядит на вас теперь: Армантала, Темная Леди Норнанейра, темнейшая из чародеек Мит Драннора. Она купалась в крови — собственной и тех смертных женщин, кто охотно отдавал ей свою — чтобы взамен испить синего эльфийского огненного вина и продлить свою жизнь. Это было очень давно, и она тоскует по тем временам. Она ненавидит лишенных души темных эльфов еще больше, чем Ондруу, и прочих рабов новой силы тоже... Но больше всего она ненавидит эту выскочку, самозваную Королеву, с ее безрассудными заклятиями и тщетной жаждой власти.
Ей давно следовало бы избрать наш путь — вечную жизнь в Митале и с помощью Миталя, в его торжествующей песне. Это песня тысячи магов, отказавшихся от себя и вплетавших свои силы в Миталь, и игравших на этих силах, словно на струнах арфы, сохраняя Миталь и умножая его могущество.
Я тоскую по тем дням. Вот уже много лет, как силы Миталя не растут; теперь его могущество меньше, чем было раньше. Я уже не могу парить над огнями Сембии или замереть в ночном воздухе между звездами и Лунным морем. В полотне Миталя возникли провалы и разрывы, и некому заплести и заштопать их вновь, и возродить былую славу Мит Драннора.
Вы видите, как я улетаю прочь от погруженной в раздумья Аманталы к этому балкону, задыхающемуся под тяжестью виноградных лоз и костей демонов. Здесь, у бывших мастерских Палаты Самоцветов, многие нашли свою смерть: и забиравшиеся сюда лисы и жабы, и люди, последовавшие зову алчности, чьи души были уничтожены и развеяны. Вот он, Дарединтур, гладкий, темный, круглый сверкающий самоцвет в шесть раз больше человеческой головы, безмятежно парящий среди оплавленных костей, выжидающий...
Выжидающий момента, чтобы уничтожить вас, если вы осмелитесь тронуть его. Я могу танцевать и в его темном сердце, чувствуя, как даже сейчас шевелится вокруг смертоносная магия — потому что я лишь наполовину дух.
На вас, видимо, лежит милость Тихе, ведь Ондруу — не последний из могущественнейших боевых магов, и, осмелюсь заметить, один из немногих, кто был не прочь иметь дело со смертью и бороться с врагами. Да, если бы мое тело было при мне, ваша удача, пожалуй, уступила бы моей...
— Вот опять, видите? Оно как будто... дразнит нас.
Голос Делмоэн казался почти ленивым, но эта беспечность не ввела в заблуждение ни одного из ее спутников. Возможно, взволнованные вспышки зачарованных камней на ее перчатках имели к этому какое-то отношение.
— Ну и что? Это призрак, просто призрак, который стремится вскружить нам голову и обречь на гибель. Как вы думаете, сколько народу рассталось здесь с жизнью?
Ворчливый воин оценивающе посмотрел на полосы мха, оплетавшие башню с левой стороны от них, а затем на такие же полосы, увенчавшие башню справа.
— Ну, — добавил он медленно, с отвращением глядя на темную и мрачную стену камней, преграждавшую им дорогу, — должно быть, это демоны нагромоздили здесь все эти камни, когтями раздирая эльфов на части. Это была ужасающая резня.
— Спасибо, Солор, — холодно ответила Делмоэн, не сводя глаз с неприступных стен Палаты Самоцветов, возвышавшейся над ними. — Это как раз то, чего мне не хватало, учитывая, что вокруг быстро темнеет и мы не успеем вернуться.
— Я же говорю: телепортируй нас обратно на поляну, и мы завтра снова пройдем сквозь врата, — в раздражении заметил другой воин.
— Не могу сказать, что меня так уж пугает идея переночевать здесь!
Оба воина когда-то были возлюбленными белокурой чародейки, но их бестолковость в конце концов вывела ее из терпения.
— Баэлор, — Делмоэн говорила почти мягко, — ты разве не видел, как там, у разрушенного моста, Ратхра превратилась в кровавый фонтан, когда пыталась телепортироваться?
Баэлор пожал плечами.
— Это и так может произойти в любой момент. Мы мо...
— Баэлор, Ратхра была двадцать третьим по счету магом, кто погиб, пытаясь применить в Мит Дранноре телепортирующее заклятие. Я не хочу стать двадцать четвертой.
Воин раздраженно взмахнул мечом.
— Предполагается, что Миталь вообще не дает никому открыть врата в центр города, но мыто здесь!
— Да, но мы не знаем, кто сотворил эти врата, может, это часть Миталя? И когда вы оба научитесь думать, прежде чем открыва...
Земля под ногами Солора извергла огромную, в два человеческих роста, бледно-серую, как поганка, лягушачью голову, которая ревела от ярости, разбрасывая во все стороны каменные плиты.
Многозубая пасть разверзлась под жестокими глазами гигантского четырехрукого червя. На массивной шее (точнее, там, где у существа должна была быть шея) у твари красовалось ожерелье из человеческих черепов. Чудовище ухмылялось, протягивая вперед длинные корявые когтистые руки...
В отличие от Баэлора, Делмоэн не стала тратить время на визг и вопли. Они со всех ног бросились бежать обратно, по пути, которым пришли сюда, так быстро, как только могли — по грудам камня, покрытым мхом и плетями дикого винограда, направляясь к лестнице, которая вела наверх из долины, где они находились. Внезапно Делмоэн врезалась в спину Баэлору, споткнулась и выругалась, пытаясь удержать равновесие.
— Ловиатар тебя разрази, Баэл, что ты... О!
Лестница была занята. Искатели приключений, задыхаясь, смотрели на холодные улыбки доброй сотни вооруженных темных эльфов.
Добро пожаловать в Палату Самоцветов! Ну да, ну да.
За спиной у вас ормирр, приготовивший камни размером с вас самих, чтобы запустить их вам в спину... а впереди — острые темные клинки лишенных душ темных эльфов. Теперь у вас, пожалуй, не будет времени махать мне мечами, а?
Я Ондруу, и я буду жить вечно!
Долгий путь домой
Второй день Флеймрула уже давно перевалил за полдень, когда шесть Пурпурных Драконов, вздымая тучи дорожной пыли, остановились возле указателя, где сходились пути. Не говоря ни слова любопытным жителям Халхвоста, один из них привстал на стременах, чтобы забить широкую вывеску, которую другой вручил ему к старому столбу.
К тому времени, когда он закончил и сел в скрипучее седло, чтобы осмотреть свою работу и устало вытереть пыль с губ, половина Халтейла собралась вокруг воинов Короны и вглядывалась, чтобы прочитать, что написано на табличке:
Весь Кормир оплакивает своего любимого короля, Азуна Обарскира, четвертого по счету, павшего в славной битве, лично уничтожив "Дьявольского дракона". Освобождая королевство от этого титанического красного дракона, его войск и армий гоблинов, Пурпурный Дракон без колебаний отдал свою жизнь, до последнего проявляя храбрость и боевую доблесть, которые сделали его особенно любимым среди воинов, служивших под его началом.
Справедливый и очень любимый король, Азун царствовал долго и хорошо; большинство живущих сегодня кормирцев не знало другого обитателя Драконьего трона. Единственный сын Ригерда и королевы Таналасты Истинносеребряной, Азун не пережил свою королеву Филфаэрил.
Вдовствующая королева назначила своего единственного выжившего ребенка регентом. Принцесса Алусейр Накация будет управлять Кормиром как "Стальной регент", пока внук Азуна не достигнет совершеннолетия. Азун V, законный правитель Лесного королевства, ˗единственный сын наследной принцессы Таналусты, которая также погибла в героической битве. Местонахождение отца младенца, Ровена Кормарила, неизвестно; возможно, он тоже погиб, сражаясь за освобождение королевства от зловещих газнетов.