— Святой Трон! — поклялся кузнец, опрокидывая в себя танкарду. — Что это за безумие? Причинить вред человеку из Кормира за то, что он говорит о безопасности престола? По-моему, это смахивает на самоуправство Стальной Суки!
Пекарь отшатнулся, словно кузнец дал ему пощечину, и слабо спросил:
— Ты говоришь о принцессе Алусейр?
— Да, госпожа Верховный Стальной Регент или как она там себя называет в эти дни! А что, я...
Холодная сталь сверкнула во мраке, оказавшись сзади на горле кузнеца, заставив его замолчать на полувсхлипе. Его испуганные глаза расширились над мечом, когда его владелец плавно закончил за него прерванную фразу кузнеца:
— Я внезапно пришел в себя и понял, что совершенно глупо проклинать правительницу нашего прекрасного королевства только из-за моего необоснованного мнения о ее характере.
Затем сталь исчезла, а кузнец зашатался на своем месте от крепкого подзатыльника в ухо, какой можно дать непослушному мальчишке.
Мужчины за столом уставились на Пурпурного Дракона, стоявшего за креслом кузнеца, внезапно и неловко осознав, что другие Драконы стоят за их собственными креслами.
— Извинись, — тихо добавил человек с боевым мечом в руке. — Не передо мной, а перед принцессой Алусейр. Сейчас же.
— Я... кто вы...
— Извинись!
Кузнец посмотрел на кончик меча, который был перекинут через плечо, чтобы снова сверкнуть в его взгляде, и поспешно пробормотал:
— Прости. Я прошу прощения за то, что сказал о принцессе.
— Принято, — прозвучало в ответ.
Бирлотур из Сюзейла пристально посмотрел на Пурпурного Дракона. — Итак, ты получил свои извинения, и я спрашиваю: кто ты такой,
Дракон, чтобы острить меч против честного доброго человека из Кормира?
Мрачный человек в доспехах встретил его взгляд холодными, ровными глазами и повысил голос так, что его можно было услышать через всю переднюю палату.
— Меня зовут Рулиган. Сэр Гларастир Рулиган, если хочешь, чтобы все было правильно, когда будешь жаловаться. Я здесь, чтобы прочесать этот трактир.
— Прочесать? Что ты, во имя Драконьего Трона, имеешь в виду?
Этот гневный вопрос исходил от женщины с жестким лицом, которая поспешно вышла из внутренней комнаты и неуверенно стояла за кольцом Пурпурных Драконов.
Рулиган повернулся к ней лицом.
— Райтра Матчам? Хранительница этого трактира?
Из дальних углов передней комнаты донесся ропот удивления, и женщина ответила:
— Да-да, с тех пор как мой Рорт погиб, сражаясь рядом с королем эти два месяца назад. Как получилось, что ты знаешь мое имя?
— Суд не без глаз и ушей, госпожа Матчам. Я послан сюда не для того, чтобы причинить кому-то вред, если я не нахожу в этом необходимости, но мои приказы должны выполняться так, как будто они исходят от самого королевского волшебника. Моя задача ˗ убедиться, что этот постоялый двор безопасен для Стального Регента, чтобы она могла остановиться в нем этой ночью ˗ безопасен от огня, от заклинаний и от занесенного клинка.
Райтра Матчам уставилась на него так, словно у него на плечах выросла вторая голова; голова Азуна IV, улыбающегося ей в своей короне и все такое.
— Я... я...
Рулиган улыбнулся ей.
— Корона заплатит хорошим золотом, конечно. Много. Кроме того, будет последнее жалованье Рорта и цена погребения.
Ритра пошатнулась, ее лицо внезапно побледнело, и он протянул руку, чтобы поддержать ее.
Она вцепилась в нее, как в железо, лишь на мгновение, затем откинула голову назад, глубоко вздохнула и громко сказала:
— Я польщена. Приказывай мне всеми способами, чтобы этот дом стал достойным!
Ропот нарастал и нарастал, когда половина халтейленцев, бездельничавших за бульоном или элем за разными столами в передней зале, поспешили закончить и пойти рассказать обо всем деревне.
— Прекрати свое заклинание, боевой волшебник, — твердо приказал женский голос из-за спины Рулигана. Он обернулся.
Позади него стояла одинокая женщина в кожаной одежде, в одной руке она держала тонкий длинный меч, а в другой ˗ кинжал, поднятый для броска. Острие ее клинка находилось прямо у горла одного из Пурпурных Драконов, который на самом деле был боевым волшебником, а ее кинжал и взгляд были устремлены на другого замаскированного волшебника.
— А кто вы, леди? — спросил Рулиган, немного устало.
— Меня зовут Шарантир. Я Рыцарь Миф Драннора.
Рулиган вздохнул.
— И я полагаю, у тебя с собой устав, искатель приключений?
— Нет. Азун сказал, что нам больше нет нужды носить его с собой.
— Леди, — осторожно сказал Рулиган, — Азун мертв.
— Алусейр знает меня и подтвердит мое право на оружие, — был спокойный ответ. Меч дернулся. — Прекрати свое заклинание, маг!
Рулиган вздохнул и подал боевому волшебнику небольшой сигнал, приказывая тому сделать именно это. День явно предстоял долгий.
— Леди Шарантир, вы останетесь здесь, в Шестисвечнике?
— Да. И да, прежде чем вы спросите, я буду ходить с вами и держать себя под вашим присмотром.
Заметив ее кривую полуулыбку, Рулиган снова вздохнул. Да, это уже затягивалось.
В конюшне пахло так, как всегда пахло в конюшнях, и выглядела она тоже соответствующе. Однако в конюшне Шестисвечника не было пресловутой амурной парочки в конце стойла ˗ вместо нее там стоял дикий волосатый юноша с грязным лицом, который смотрел на Рулигана поверх своих навозных вил.
— Ты действительно рыцарь?
— И где же, — терпеливо спросил Рулиган, — ты это слышал?
— Старый Андур сказал мне, что Высокие Рыцари ˗ это единственные Пурпурные Драконы, которые могут приказывать боевым волшебникам.
— Старый Андур, кем бы он ни был, — коротко сказал Рулиган, — слишком много болтает.
— Ну, этого я не знаю, — огрызнулся конюх, — поскольку он мой отец и стоит прямо за тобой сейчас, с вилами наготове у твоей шеи!
Рулиган бросился в сторону, прежде чем повернуться, вокруг него зашуршала солома, а потом он увидел, что ему вовсе не нужно было двигаться.
Старый ветеран со шрамами, которого ему представили как конюха в Шестисвечнике, действительно стоял прямо за ним, подняв вилы для удара, и тщетно пытался сдвинуть их с места, потный и яростный, в хватке женщины-рейнджера в кожаной одежде, которая стояла прямо за ним.
— Брось их, Андур, — мягко сказала она. — Или ты забыл, сколько стоит убить офицера Двора?
С беззвучным воплем ярости конюх выпустил вилы из рук. Они больно ударили его по голени, когда Шарантир отпустила его, оставив Андура спотыкаться и хвататься за онемевшие руки.
— Будь ты проклята, женщина! — задыхался он от боли. — Да проклянут тебя все Наблюдающие Боги!
— Они уже прокляли. Я искательница приключений, помнишь?
— Сколько злости, — сказал Рулиган, переводя взгляд с отца на сына. — Благоразумие подсказывает мне приковать вас обоих к какому-нибудь очень далекому дереву и поручить придворным управлять конюшнями этой ночью. Так скажите мне, почему я не должен этого делать?
Оба мужчины уставились на него, тяжело дыша, а потом Андур прорычал:
— Я хороший хозяин лошадей, и какую бы ненависть я ни питал к кому-либо, я не вымещу ее на его лошадях и не позволю пламени отнять у меня жизнь! Эта конюшня ˗ моя, и я буду содержать ее в порядке! Рыцарь, ты можешь мне доверять!
Рулиган встретил его взгляд.
— Я верю в это. — Он повернулся к сыну. — Итак, парень, в твоем отце столько ненависти, что он подумывает проткнуть вилами меня, человека, которого он никогда не встречал. Ты тоже что-нибудь ненавидишь так сильно?
Конюх бросил на него озадаченный взгляд.
— Э-э... нет.
— Так почему же ты так зло посмотрел на меня, как только я вошел сюда?
Парень покраснел, посмотрел вниз в тщетной надежде, что его вопрошающий уйдет, если его не заметят, а затем пробормотал:
— Ты приходишь сюда со всеми этим высокими и могущественными приказами, рычишь и огрызаешься, а надежда королевства исчезла и унесена прочь. Какая жизнь ждет меня впереди?
Рулиган кивнул, затем снова обратился к Андуру.
— Ты был Пурпурным драконом, но был готов сразить меня. Почему? Какая ярость живет в тебе?
Если его сын был красным, то Андур был почти черным от гнева и стыда. Черным и дрожащим.
— Когда я понадобился моему господину Азуну этой весной, я взял свой старый меч и отправился, — огрызнулся он, откусывая каждое слово, словно не желая его использовать. — На войну, с моим мастером Рортом, как в старые добрые времена. Он, и многие другие такие же, как он, погибли за нашего короля, и мы бы сделали это снова! Но теперь он ушел, пал, сражаясь, и с кем остался Кормир? С его шлюхой второй дочерью, со всеми ее распутными замашками! Я в отчаянии, рыцарь. Отчаиваюсь за нашу землю под ее властью.
Он поднял вилы, но теперь повернулся и протянул их Шарантир, добавив:
— Так урезоньте же меня за мои изменнические слова, и пусть я не доживу до того, как справедливый Кормир погрузится во тьму.
Рулиган вздохнул.
— Я не убиваю никого за их мнение. — Он покачал головой и добавил:
— До тех пор, пока ты сможешь быть хотя бы вежливым с принцессой, если будешь говорить с ней.
— Я буду использовать свой язык, а не вилы, если ты это имеешь в виду.
— Именно это я и имею в виду. — Рулиган снова вздохнул и отвернулся. — Надеюсь, добрая леди Матчам найдет в себе силы быть более приветливой, чем вы.
— Я сомневаюсь в этом, — прорычал Андур. — Она винит в смерти Рорта то, что Алусейр лихо промчалась по тылам, размахивая клинком, вместо того, чтобы стоять рядом с королем в тот день. Она может просто плюнуть и вцепиться когтями в ее величество при первом же взгляде, вместо того чтобы проводить ее в свою комнату.
Рулиган закатил глаза. Слишком длинный день.
Разоблаченные, боевые волшебники больше не заботились о том, чтобы скрывать свою магию, и тщательно проработали заклинание, чтобы смочить дороги настолько, чтобы унять пыль, но не принести грязь. Поэтому все собравшиеся в Халтейле могли отчетливо видеть десятки всадников, переходящих с рыси на галоп, чтобы прибыть к крыльцу Шестисвечника в высшем свете.