– Где написано, что знак крови должен распространяться только на одного наследника? Разве невозможно, чтобы родственники, так же как и потомки, были связаны клятвой крови? Почему я не могу разделить бремя или выгоду с двумя другими моими кровными родственниками?
Ямаррал задумался.
– Такого никогда не было, но я не вижу причин, почему не может быть так, как ты говоришь.
– Тогда пусть знак будет состоять из трех частей. Я потребую одну из этих трех частей, она понадобится мне для моих ежедневных занятий. Три части, обладающие соглашением трех связанных кровью, объединятся, чтобы получить всю силу знака. После мы разделим между собой всю выгоду, полученную от этой силы. – Ренвик пожал плечами. – Вряд ли добрый паладин будет рад этому, но, несомненно, вера поддержит его в темные времена.
Ямаррал с восхищением рассмеялся.
– Ты меня удивляешь, Ренвик Карадун! Я не ожидал от тебя такого гнусного предательства, прими это как комплимент.
– Я с удовольствием принимаю его, – солгал Ренвик. Поставив портрет Нимры на место, он взялся за пергамент и перо. – Итак, обсудим детали?
29 миртула, Год Знамени (1368 по ЛД)
Глубоководье
Для человека, чей рост не превышал и пяди, даже библиотека паладина была темным и опасным местом.
Алгоринд стоял на краю письменного стола, хмуро высчитывая расстояние до толстого калишитского ковра. В шесть, может быть, в семь раз больше его нынешнего роста. Он мог бы прыгнуть, но вряд ли без травм. И какой от этого прок? Куда бы он мог пойти, и как бы мог защитить себя от опасностей, которые, вероятнее всего, принесет его новый рост? Мышь, собиравшая крошки, рассеяные по полу, до того, как исчезнуть в стене, была, условно говоря, размером со страшного волка.
Алгоринд был оставлен на столе ранее в этот же день, чтобы дожидаться возвращения своего хозяина – или, точнее сказать, его тюремщика. Чтобы скоротать время, он изучал пространство глазами, которые измеряли знакомые вещи новым и подчас тревожащим его способом.
На гобеленах, покрывавших стены, были воспроизведены сцены знаменитых сражений, сплетенные в реалистичных оттенках красного и бронзового цвета. Всякий раз, когда сквозняк колыхал эти драпировки, изображенные на них фигуры, казалось, дрожали от нетерпения, словно желая возобновить свою резню. Две горгульи восседали над мраморным камином. Демонические статуи были так искусно вырезаны, что Алгоринд почти ожидал услышать внезапный щелчок разворачивающихся, как у летучей мыши, крыльев. Он не слишком увлекался мрачными полетами фантазии, но, учитывая его нынешние размеры, все в роскошном кабинете было чудовищным по своим масштабам, и поэтому несколько зловещим.
Однако эти мрачные аспекты менее тревожили Алгоринда, чем роскошная обстановка. Стол, на котором он стоял, был сделан из цельной доски халруанского бильбоа. Этой редкой и дорогостоящей древесиной, вырезанной в изысканной манере, также были обшиты стены. Тома в кожаных переплетах наполняли высокие книжные полки. Картина, изображающая шумную загробную жизнь, такую же можно найти в зале для торжеств в храме Темпуса, покрывала высокий потолок. Серебряная чаша для питья на столе пахла засахаренным вином и была достаточно большой, так что Алгоринд мог в ней даже искупаться. Изящная ложка рядом с ней, хотя и была достаточно большой, чтобы служить Алгоринду надежной лопатой, выглядела неподходящей для руки воина. Алгоринд, взращенный и обученный рыцарями Самулара в суровой крепости, известной как Саммит Холл, находил такие богатства загадочными и неприличными.
Но кто он такой, чтобы осуждать других людей?
Алгоринд поспешно опустился на колени рядом с ложкой и вгляделся в ее отполированное серебряное углубление. Он медленно возвращался к своим естественным размерам, но оставит ли его позор неизгладимое пятно на нем? Что смогут прочесть на его лице другие люди?
Его отражение мрачно глядело на него, миниатюрная версия его прежнего «я», слегка искаженная изгибом ложки, но все же лицо, которое он видел отраженным в полированном металле своего потерянного меча: юноша, которому не было и двадцати лет, с прямым голубоглазым взглядом и коротко остриженными волосами, почти такими же кудрявыми и светлыми, как овечья шерсть. Он был широк в плечах и силен, качества, приобретенные за годы тренировок и строгой дисциплины, но одетый так же просто, как и любой парень с фермы. Из уважения к вере, Алгоринд снял чистый белый плащ с символом Ордена: весы правосудия Тира, уравновешенные на молоте его возмездия.
Возмездия Тира.
Эта новая мысль поразила Алгоринда настолько удивительно и внезапно, что заставила его попятиться назад. Благодаря милости Тира, даже молодой паладин мог узнать правду о человеческой сущности, может быть, даже своей собственной?
Алгоринд никогда не пытался копаться в собственном сердце. Он даже не был уверен, что это возможно! Рыцари Самулара были воинским Орденом, а не монашеским. Лишь действия, но не самоанализ, поощрялись в Саммит Холле.
Необходимость познать новое отметала все отговорки. Алгоринд склонил голову в горячей, тихой мольбе. Когда он молился, его посещало чувство покоя и безмятежной радости, ощутимое так же, как благовония в обители. Тревожные события последней десятидневки отошли на второй план. Тир все еще был с ним.
Когда Алгоринд погрузился глубже в исцеляющее безвременье, странные видения затмили его разум. Чахлые поля замерли под темным опускающимся небом. Вересковые заросли и, в изобилии растущие, вредные сорняки медленно удушали последние полезные растения. Солоноватая вода собиралась в провалах и впадинах, а черные птицы-падальщики кружили над головой в терпеливом молчании, ожидая свое жуткое пиршество.
Видение отвлекло Алгоринда от молитв. Когда он вскочил на ноги, огромная рука – рука воина, огрубевшая с возрастом и покрытая шрамами, полученными во многих сражениях – сомкнулась вокруг него.
Юноша инстинктивно потянулся за мечом, но обнаружил лишь издевку в форме пустых ножен. Беззащитного, его оторвали от стола и подняли на большую высоту.
Прошло мгновение, прежде чем он понял, что за огромная, похожая на скалу, фигура стояла перед ним. Он смотрел в ярко-голубые глаза сэра Гарета Кормейра, одного из величайших паладинов, живой легенде.
– Ты взывал к Тиру.
Голос старого рыцаря раздался в ушах Алгоринда словно раскат грома, как приговор самого Тира. Первым побуждением Алгоринда было рассказать обо всем великому паладину – нетрадиционная молитва, тревожные видения, последовавшие за ней. Но какой-то, неизвестный Алгоринду, инстинкт заставил его сохранить все в тайне.
– Я молился, – признался он. Подозрение на лице сэра Гарета, усилившееся из-за возможных нюансов, требовало большего, поэтому он добавил: – Меня очень беспокоят мои недавние ошибки.
Совесть Алгоринда восстала против этого замечания, но сэр Гарет, казалось, был доволен. Он опустил Алгоринда на стол, затем взял глубокий стул и уселся в него так, чтобы их глаза по-прежнему были на одном уровне.
– Тебе понадобится совет божий, но и мой тоже, если ты надеешься на благоприятное решение мастеров Саммит Холла, – быстро сказал он. – Нам нужно многое обсудить до слушания твоего дела, и у нас мало времени для подготовки.
Алгоринд в замешательстве нахмурил брови. Готовиться к суду? Что за странная идея? Правда была донесена и решение было принято; что еще надо?
– Я верю в справедливость Тира.
Сэр Гарет набожно склонил голову, предоставляя Алгоринду полюбоваться вспышкой нетерпения, отраженной на лице старого рыцаря.
– Как и все мы, но твой суд имеет большое значение, твое дело затрагивает глубочайшие тайны, касающиеся Рыцарей Самулара. Тебе будет дозволено ответить на предъявленные обвинения, но некоторые факты, ради Ордена, должны остаться недоступными.
– Но, конечно, никаких секретов от мастера Лахарина!
– Владыка Саммит Холла будет не единственным человеком за столом Совета. Будут присутствовать и представители Арфистов, а также свидетели из числа простого народа.
Алгоринд нехотя кивнул.
– Что же ты хочешь, чтобы я сказал?
– У тебя было задание: доставить Кару Дун, ребенка из рода Самулара, под защиту Ордена. С этой целью ты доставил ее в Глубоководье. Далее она была украдена Арфисткой, известной под именем Бронвин, сестрой отца ребенка – жреца Цирика, называющего себя Дагом Зоретом. Ребенок был увезен в Терновый Оплот, крепость Ордена, не так давно отвоеванный в битве Дагом Зоретом и удерживаемый Бронвин и ее союзниками-дварфами.
Растерянность молодого человека возрастала по мере того, как он слушал это частичное изложение событий.
– Но Бронвин сказала, что она вызволила ребенка с невольничьего корабля, направляющегося на юг.
– Что из того? Она – Арфистка, та, кто вмешивается в дела ее не касающиеся! Она охотник за сокровищами, которая разоряет склепы усопших старцев. Она выполняет поручения Жентарима, и она передала одно из колец Самулара Дагу Зорету. Она не исповедует ни одного бога, по крайней мере, открыто. Она – легкая юбка, перебравшая множество мужчин, никогда не будучи замужем. Насколько я знаю, этой девке нельзя доверять.
– Может быть и так, – осторожно произнес Алгоринд, ведь он достаточно долго был с Бронвин, чтобы заподозрить, что та правда, которую поведал о ней сэр Гарет, больше походила на сплетню об этой девушке, – но пятьдесят дварфов, которых она освободила с невольничьего корабля, скажут другое.
Сэр Гарет мрачно улыбнулся.
– Мы не можем запретить девке-арфистке выступить на суде. Однако, дварфы могут оказаться в другом месте.
Холодок пробежал по позвоночнику Алгоринда. Это ему почудилось, или действительно эти слова содержали зловещее значение?
Он заставил себя слушать с уважением, пока сэр Гарет излагал те пункты, на которые Алгоринд должен обратить особое внимание, и те, которые он должен избегать. Наконец старый рыцарь кивнул, довольный тем, как молодой человек произносил тщательно выбранные факты.