Облегченно вздохнув, женщина сбросила с плеч ремни, в которых держалась корзина с недавно собранными плодами. Плоды были тяжелые, с покрытой толстой шкуркой ореховой скорлупой, и извлечение мякоти из них – довольно долгий процесс. Она отцепила от пояса небольшой тесак – необходимый инструмент для этого дела – и начала плавно водить им по точильному бруску.
– Какое будущее ждет этот маленький уголок королевства Залаторма, господин маг?
– Белая собака, – тихо сказал Урсо.
– Страшное событие, – усмехнулась она.
Он мрачно кивнул.
– Эта собака станет причиной смерти больше чем половины людей в соседней деревне.
Маленький пятнистый щенок бродил недалеко от лавки волшебника. Вилма добродушно рассмеялась.
– Это щенок шавки Даммета, и она ближайшее существо, похожее на белую собаку. В ней нет никакой угрозы.
– Несколько лет, нет, но потом эта собака уже будет бродить далеко от деревни и спарится с оборотнем-волком. Их потомок будет иметь чисто белый мех и выглядеть больше собакой, чем волком. В человеческом облике она будет миловидной девой.
Вилма ответила тонкой улыбкой.
– Наверняка мой муж Томас будет наслаждаться подобным рассказом! Пусть только он взглянет на смазливую девку – это станет его смертью. – Она бессознательно взмахнула своим тесаком, в смертоносном жесте.
– Верно, но его смерть будет не от вашей руки, – ответил Урсо.
Улыбка женщины угасла, и страх появился в ее глазах. Если волшебник – пусть даже сумасшедший волшебник – начинает говорить о смерти, значит пришло время разжигать погребальные костры.
– Если, конечно, ваш мальчик не забудет привязать свою пеструю собаку в полнолуние перед осенним равноденствием, то этой девицы никогда не будет. Это спасет нас всех от большой беды. – Урсо поднял голову, как будто прислушиваясь к голосу внутри себя. – Хотя это вызовет другую большую проблему. Эта же самая девица-оборотень могла бы принести гибель в парящий город. Это избавило бы нас от многих неприятностей. С другой стороны... – Он замолк, прерванный резким, предупреждающим тычком локтя Гнарфлинга.
Улыбка облегчения и жалости вернулась к женщине.
– Парящие города сейчас, не так ли? Здесь, в Халруаа?
Урсо пожал плечами.
– Местами да, а местами и нет.
– Ну все, хватит об этом, – многозначительно сказал Гнарфлинг.
Вилма бросила быстрый взгляд в сторону коротышки и тут же отвела его. Она с трудом терпела этого странного маленького мужчину. Каждый в Аштараххе знал много чего о других и все поголовно страдали, если не хватало информации о ком-то. Но даже самые талантливые сплетники среди них не могли придумать историю, которая могла бы убедительно объяснить, кто такой этот Гнарфлинг или установить цель его приезда в Аштарахх. Вилма же обладала ограниченным воображением и всегда относилась с явным подозрением ко всем, кого не могла понять. Она улыбнулась Урсо и, взвалив корзину на плечи, быстро вышла из лавки.
Гнарфлинг вытащил из кармана бутылку и махнул ей в сторону станка.
– Что еще ты там видишь?
Выражение горечи отразилось на лице волшебника.
– Все, – тихо сказал он грустным и бесконечно утомленным голосом. – Все.
Коротышка смущенно кашлянул, чувствуя себя неловко, видя страдание своего друга.
– Ну, тогда, как насчет того, чтобы начать новое плетение и посмотреть, что в итоге получится.
Урсо, послушно взяв маленький нож, вырезал спутанное кружево со своего станка. Затем, он исполнил сложный тайный жест, и на кривом каркасе появился новый набор вертикальных нитей. Он долго изучал нити основы, как бы рассматривая и тут же отбрасывая множество возможностей. Наконец, он взялся за челнок и начал укладывать уток.
Его руки носились над холстом с изысканным проворством мастера, добавляя новую нить здесь или другой цвет там. Вскоре начала проявляться некая закономерность. Светящиеся, серебристые нити соединились в тонкую сеть. Однако, ткань, образовавшаяся в ячейках этой сети, оставалась неопределенного темного цвета, словно тени в лунную ночь. Гнарфлинг в недоумении нахмурился, поскольку он видел, что Урсо в некоторых местах вплел ярко-красные нити. Даже этот насыщенный цвет исчез в темном мраке.
– Что это означает? – спросил он.
– Это Плетение, – ответил Урсо, намекая на магию, словно паутиной опутывающую и поддерживающую всю Халруаа, как и, Гнарфлинг знал это, весь остальной мир. – Или, по крайней мере, это место Аштарахха в этом Плетении.
Гнарфлинг, прищурившись, наклонился ближе. Несомненно, он различал слабые очертания деревни так же, как мог ее видеть с высоты парящий ястреб, словно вырезанные в плотно увязанном полотне, представлявшем собой джунгли. Более тонкие серебряные нити соединяли поля и здания, и крошечные светящиеся точки, казалось, мелькали по обширному пространству – необыкновенное изображение рыночной площади и людей, находящихся на ней.
Вообще-то, это была первая достаточно различимая картина, которую Гнарфлинг когда-либо видел на ткацком станке Урсо. И почему-то это его беспокоило. Так же, как и напряженное выражение на лице волшебника, когда он случайным образом перемешивал цвета в узоре, тут же поглощаемые странной, темной пустотой, которая выделяла и определяла серебристое Плетение.
Проще говоря, на ткацком станке висел небольшой, но уже готовый гобелен. Урсо внимательно изучал свое творение, а Гнарфлинг, в свою очередь, изучал Урсо.
– Ты что-то видишь, так ведь?
– Все, – снова повторил волшебник, задумчивым тоном. – Все.
Ответ был такой же, но теперь в его голосе появилась новая нотка, от которой у Гнарфлинга появилось ощущение, как будто ледяные пальчики, пробежались по его позвоночнику.
Помедлив секунду, Урсо круговым движением провел рукой над полотном. Невидимые цвета переместились, образовав лицо человека в промежутке между светящимися серебряными нитями, лицо, изображенное настолько ясно и точно, что даже лучшие из ткачей Аштарахха могли бы позавидовать.
Изображенный человек был молод и чрезвычайно худощав. Его резко очерченные, острые скулы, словно бы упирались в ложбинку между ключицами, а тонкие черные усы выглядели так же трепетно и непостоянно, как будто у него над верхней губой сидел мотылек. Его лицо было чрезвычайно бледным для халруанца и резко контрастировало с лихорадочным блеском в его черных глазах.
– Неприятности начинаются, – пробормотал Гнарфлинг. Он хорошо чувствовал беду и долго водил дружбу с волшебником, который, по своему образу мышления, определял одно и то же двумя разными словами. – Когда?
В ответ Урсо просто перевел взгляд от ткацкого станка в сторону рыночной площади.
Рынок быстро заполнялся. Приезжие купцы прогуливались по тропинкам, всматриваясь в гобелены и пробуя кусочки сыра. Стук колес прибывающих повозок по бревенчатой мостовой наполнял воздух приятным гулом. Уже две из них вынуждены были свернуть с пути, и уже долго торчали возле колесного магазина, пока заменяли их сильно разбитые колеса. Искомый молодой человек стоял рядом с одной из них, споря с подмастерьями и перемежая свои упреки слишком драматичными жестами.
Гнарфлинг вперил свой взгляд прямо в тощего юношу, и его глаза сузились, когда он уловил знакомые жесты. Вновь прибывший не был похож на торговца или ремесленника. Он был высоким и худым, на вид не старше двадцати лет, и, очевидно, больше обладал количеством денег, чем благоразумием. Он путешествовал один в дорогой крытой повозке, запряженной хорошо подобранными лошадьми. Его изможденная фигура была облачена в прекрасные одеяния темно-фиолетового цвета, и драгоценности мелькали на жестикулирующих руках. Все это будто кричало, что он «волшебник».
Даже без всех этих внешних признаков, была в новичке некая сила, которая предполагала магию, но Гнарфлинг не мог ощутить никакого намека на искусство Мистры в этом молодом человеке. Его нюх на такие вещи был таким же острым, как у любой собаки, и, более того, таким же острым, как у любого мага-гончего. Эти инстинкты и постоянная маскировка, предоставляемая его невзрачной фигурой, помогли ему продержаться в живых более тридцати зим.
«Почему же тогда, – подумал он, – мне так неспокойно?»
– Он ищет тебя, – произнес Урсо, так спокойно и так по существу, словно его товарищ озвучил свои мысли вслух, – вот почему.
Коротышка резко вскочил на ноги, словно нечаянно сел на ежа. Это внезапное движение, казалось, привлекло внимание незнакомца. Искорка узнавания вспыхнула в его странно пылающем взгляде, и мгновение Гнарфлинг смотрел в лицо юноши, как заяц, загипнотизированный ястребом.
А дальше, молодой человек вдруг оказался прямо напротив лавки Урсо.
Гнарфлинг удивленно моргнул, и еще несколько раз, стараясь сфокусировать зрение. Он инстинктивно принюхивался, тщетно пытаясь уловить запах магии, но все, что у него получилось почувствовать, так это накопленные запахи, полученные в результате долгих дней в дороге: слабое благоухание влажного кашемира, затхлая вонь нестираной одежды и аромат духов, пахнувших опаснейшими травами и запахом надвигающейся грозы – запах, безусловно, был призван замаскировать другие, более земные запахи.
– Я – Мастер Ландиш, – величественно объявил молодой человек.
Гнарфлинг осмелел и сложил свои короткие руки на груди.
– Рад за тебя. Но у меня нет никаких дел с чудаками или бездарями. Ты хочешь, чтобы я поспрашивал, может тут есть кто, занимающийся этим?
Ярость в чистом виде возрастала в напряженном взгляде человека, ярость, граничащая с желанием жестоко оскорбить.
– Ты уверен, что у тебя нет никаких дел со мной? – многозначительно произнес он. – Абсолютно уверен? Скажи-ка мне, джордайн, кто я?
Гнарфлинг почувствовал, как паника овладевает им, однако быстро справился с собой. Конечно же, это открытие не было чем-то новым для Урсо Всевидящего, ведь не было никого настолько близкого к нему, чем волшебник, давно уже знавший проклятую тайну.
– Кто ты такой? – презрительно отозвался он. – Бычья задница, я полагаю.