. База данных по международному терроризму Национального консорциума по изучению терроризма и средств противодействия ему (крупнейший общедоступный набор данных по террористическим атакам) сообщает, что, не считая атаки 9/11, между 1970 и 2007 гг. в мире случился только один крупный теракт, унесший 500 жизней[923]. Взрыв, организованный в 1995 г. Тимоти Маквеем в федеральном офисном здании в Оклахоме, унес жизни 165 человек; в стрельбе, устроенной двумя подростками в школе «Колумбайн» в 1999 г., погибли 17 человек, в остальных терактах гибло не больше дюжины человек. Не считая жертв теракта 9/11, за 38 лет по вине террористов в Америке погибло 340 человек, после 9/11 — даты, которая знаменует начало так называемой Эпохи террора, — 11.
И хотя Министерству внутренней безопасности удалось предотвратить несколько терактов, чаще всего их действия были скорее отпугиванием редких в наших местах слонов; и каждый день, в который мы со слоном не столкнулись, доказывал эффективность принятых мер[924].
Сравните число американцев, погибших от терроризма (с учетом или без учета жертв атаки 9/11) и умерших от других предотвратимых причин. Каждый год больше 40 000 американцев гибнут в ДТП, 20 000 — неудачно падают, 18 000 погибают от рук убийц, 3000 тонут (в том числе 300 — в собственных ваннах), 3000 гибнут в пожарах, 24 000 умирают от случайных отравлений, 2500 — от послеоперационных осложнений, 300 задыхаются в собственных постелях, 300 захлебываются рвотными массами и 17 000 прощаются с жизнью по причине «прочих и неуточненных нетранспортных происшествий и их последствий»[925]. Да что говорить — во все годы, кроме 1995 и 2001, американцы гибли от удара молнии, аллергии на арахис, укуса пчелы, «воспламенения пижамы» или от столкновения с оленем чаще, чем от террористических актов[926]. Число таких смертей настолько мало, что даже попытки избежать их могут увеличить риск гибели. Когнитивный психолог Герд Гигеренцер подсчитал, что за год после атаки 9/11 1500 американцев погибли в автомобильных авариях, решив ехать на машине, а не лететь на самолете — из страха, что самолет захватят террористы. Они не знали, что вероятность погибнуть при перелете из Бостона в Лос-Анджелес равна риску смерти в ДТП, если вы проехали всего 12 миль. Иными словами, число людей, погибших из страха лететь на самолете, в шесть раз превышает число жертв авиакатастроф 11 сентября[927]. Но и это еще не все: атака 9/11 втянула США в две войны, в которых погибло гораздо больше американцев и британцев (а также афганцев и иракцев), чем в теракте 11 сентября.
Несоответствие между паникой, которую порождает терроризм и количеством смертей, которые он приносит, — не случайность. Весь смысл терроризма — в создании паники, как ясно из самого его названия{78}. Хотя определения различаются (как в клише «для одного — террорист, для другого — борец за свободу»), терроризмом обычно считается преднамеренное насилие, предпринятое негосударственной структурой против мирных граждан (гражданских лиц или военнослужащих не при исполнении обязанностей) для достижения политических, религиозных или социальных целей, спланированное, чтобы надавить на правительство, запугать общество или донести до него некое сообщение. Террористы хотят вынудить правительство уступить их требованиям, подорвать уверенность граждан в способности правительства защитить их или спровоцировать массовые репрессии, которые восстановят народ против правительства и повлекут за собой хаос, в котором террористические группировки надеются одержать верх. Террористов можно назвать альтруистами в том смысле, что их мотивирует высшая цель, а не личная выгода. Они действуют скрытно и без объявления войны, а потому повсеместно считаются трусами. Они своего рода специалисты в области связей с общественностью: ищут публичности и внимания к себе и добиваются их через страх.
Терроризм — асимметричная война, тактика слабого против сильного. Террористы используют страх, чтобы нанести эмоциональную травму, которая будет непропорционально больше вреда, причиненного людям и собственности. Когнитивные психологи Тверски, Канеман, Гигеренцер и Словик показали, что восприятие человеком опасности опосредуется двумя суеверными страхами[928]. Первый — это постижимость: с понятным ужасом проще иметь дело. Люди сильнее нервничают из-за новых и непредсказуемых рисков, из-за рисков с отложенным эффектом или тех, в которых современная наука еще не разобралась. Второй суеверный страх — ожидание худшего исхода. Люди боятся худших сценариев — неконтролируемых, катастрофических и несправедливых (когда опасности подвергаются одни, а наживаются на этом — другие). Психологи предполагают, что эти иллюзии — наследство древней системы межнейронных связей в мозге, которая эволюционировала, чтобы защитить нас от естественных рисков — хищников, ядов, врагов и ураганов. Она отлично справлялась с задачей распределения бдительности в сообществах, не знакомых с высшей математикой, — а именно в них протекала жизнь человека до ХХ в., когда ученые начали собирать статистические наборы данных. Во времена научной неграмотности такие причуды психологии даже приносят некоторую вторичную выгоду: люди преувеличивают опасность, исходящую от врагов, чтобы получить с них компенсацию, привлечь на свою сторону союзников или оправдать превентивный удар (убийства из суеверного страха, которые мы обсуждали в главе 4)[929].
Хорошо известно, что ошибки в восприятии рисков искажают общественную политику. Пишутся законы, запрещающие пищевые добавки, тратятся огромные средства на предотвращение попадания химических примесей в водостоки, хотя они представляют исчезающее малую, не поддающуюся измерению угрозу здоровью. В то же время меры, которые, вне всякого сомнения, спасают жизни, к примеру введение жестких ограничений скорости на автострадах, вызывают сопротивление[930]. Иногда раздутый прессой несчастный случай становится пророческой аллегорией, зловещим предзнаменованием апокалипсиса. Радиационный инцидент 1979 г. на атомной электростанции Три-Майл-Айленд не повлек человеческих жертв и, скорее всего, не повлиял на заболеваемость раком, но остановил развитие ядерной энергетики в США и еще внесет свой вклад в глобальное потепление, повысив потребность в сжигании ископаемого топлива.
Атака 9/11 зловещим образом повлияла на сознание американцев. Крупные теракты представляли собой небывалую стратегию, нападение было неожиданным, катастрофическим (по сравнению с прежними) и ничем не спровоцированным, а потому запредельно пугающим и непонятным. Способность террористов добиваться психологического преимущества, инвестируя минимум средств в разрушение, стала полной неожиданностью для Министерства внутренней безопасности США, которое превзошло само себя, нагнетая панику и ужас. Философия этого учреждения гласит: «Сегодня террористы могут ударить когда угодно, куда угодно и практически любым оружием». И это не ускользнуло от Усамы бен Ладена, который злорадствовал: «Америка переполнена страхом с севера до юга, с запада до востока». Потраченные им на атаку 11 сентября $500 000 обернулись для Соединенных Штатов триллионом долларов экономических потерь[931].
Компетентные лидеры изредка осознавали арифметику терроризма. Джон Керри во время президентской кампании, на минуту забывшись, сказал журналисту The New York Times: «Нам нужно вернуться назад, туда, где жизнь не крутилась вокруг террористов, где они были лишь досадной неприятностью. Как бывший сотрудник правоохранительных органов, я знаю, что мы никогда не положим конец проституции или нелегальным азартным играм. Но мы можем укротить организованную преступность и остановить ее рост. Терроризм не угрожает нам ежеминутно; да, мы продолжаем бороться с ним, но он не разрушает самого строя нашей жизни»[932]. Как говорят в Вашингтоне, самая страшная оплошность политика — случайно сказать правду, и Джордж Буш с Диком Чейни вцепились в это высказывание, назвав Керри «непригодным на роль лидера» и вынудив его срочно отыграть назад.
Взлеты и падения терроризма — важнейшая часть истории насилия, и не по числу убитых, а по тому, какое влияние психология страха оказывает на общество. Безусловно, если когда-нибудь террористы взорвут ядерную бомбу, число жертв будет чудовищным. Но к проблеме ядерного терроризма мы обратимся в следующем разделе, а пока ограничимся реальным, а не гипотетическим насилием.
Терроризм — не новость. Когда 2000 лет назад римляне завоевали Иудею, группа бойцов сопротивления исподтишка нападала на римских чиновников и сотрудничавших с ними евреев, надеясь заставить римлян удалиться. В XI в. секта мусульман-шиитов использовала террористов-смертников; те подбирались поближе к лидерам, которые, по их мнению, отошли от веры, и убивали их на глазах у всех, зная, что сами тут же будут убиты телохранителями. С XVII по XIX в. последователи одного индийского культа задушили десятки тысяч путешественников в жертву богине Кали. Все эти группы не преследовали никаких политических целей, но оставили в истории свои имена: зелоты, ассасины и тхаги-душители[933]. И если слово «анархист» ассоциируется для вас с одетым в черное бомбистом, вы не ошибаетесь — так на рубеже ХХ в. называли себя члены движения, практиковавшего «пропаганду действием». Они взрывали бомбы в кафе, парламентах, консульствах и банках и убили десятки политических деятелей, в том числе русского царя Александра II, президента Франции Сади Карно, короля Италии Умберто I и президента США Уильяма Маккинли. Живучесть таких образов и символов демонстрирует, какие глубокие корни пустил терроризм в нашем культурном сознании.