[1100]. Браунмиллер пишет, что заимствовала эту идею у своего старого профессора с коммунистическими убеждениями, и она действительно соответствует марксистской концепции, объясняющей поведение людей классовой борьбой[1101]. Однако, если мне будет позволено высказаться несколько предвзято, теория о том, что изнасилование не имеет отношения к сексу, кажется правдоподобной гендеру, которому трудно поверить в привлекательность безличного секса с нежелающим того незнакомцем.
Здравый смысл никогда не мог повлиять на ставшие священными нормы и табу, сопровождавшие спад насилия, и сегодня специалисты сходятся во мнении, что «изнасилование и сексуальное преступление не являются актами секса или похоти — это вопрос агрессии, власти и унижения, когда секс используется лишь как инструмент. Цель насильника — доминирование». (На что журналист Хизер Макдональд заметила: «Парни, которые зажимают девушек на пивных вечеринках, хотят только одного — и уж точно не восстановления патриархата»[1102].) Из-за этого неприкосновенного убеждения консультанты центров по предотвращению изнасилований дают студентам советы, которые ни один здравомыслящий родитель никогда не дал бы своей дочери. Когда Макдональд спросила заместителя директора такого офиса в университете, обучают ли они студенток принимать разумные решения, советуя им: «Не напивайтесь, не ложитесь в постель с парнем, не снимайте с себя одежду и не позволяйте себя раздеть», та ответила: «Мне не нравится эта идея. Получается, если [студентка] изнасилована — это может быть ее вина, а это никогда не ее вина, и то, как кто-то одет, не может быть поводом для изнасилования или нападения… Я бы никогда не позволила своим сотрудникам распространять сообщение, что в изнасиловании виновата жертва — из-за того, как она была одета, или из-за того, что недостаточно сопротивлялась».
К счастью, студентки, которых опрашивала Макдональд, не позволяют этой «сексуальной корректности» повлиять на их собственный здравый смысл. Идеологически правильная линия, которой придерживаются официальные лица в кампусах — многообещающая тема для исследования в социологии убеждений, но все это не так важно по сравнению с историческим прогрессом: расширение социальных установок и законодательные меры, предпринятые с учетом интересов женщин, в последние десятилетия снизили распространенность одной из основных категорий насилия.
Другая категория насилия, от которой страдают женщины, называется рукоприкладством, побоями, насилием семейным или со стороны сексуального партнера, бытовым или домашним. Мужчины запугивают, избивают, а в крайних случаях убивают своих нынешних или бывших жен и подруг. Самый частый мотив — ревность или страх, что женщина уйдет, хотя за этим может стоять и доминирование: мужчина «наказывает» женщину за неповиновение, если она подвергла сомнению его авторитет или не выполнила свои домашние обязанности[1103].
Семейное насилие — крайняя из мер, с помощью которых мужчины контролируют свободу, особенно сексуальную, своих партнерш. С биологической точки зрения такое поведение может иметь отношение к феномену «охраны партнера»[1104]. У многих видов, где самцы вносят родительский вклад в потомство, а самки имеют возможность спариваться с другими самцами, самец повсюду следует за самкой, изолирует ее от возможных соперников, а заподозрив, что его усилия могут не увенчаться успехом, старается незамедлительно с нею спариться. Женщин заставляют закрывать лицо чадрой или вуалью, надевают на них пояса верности, ограничивают свободу передвижения и общение с противоположным полом, производят калечащие операции на женских половых органах — все это принятые тактики охраны партнерши. Чтобы еще надежнее себя обезопасить, мужчины договариваются с другими мужчинами (иногда со старшими родственницами), чтобы те признавали монополию на партнершу их законным правом. Юридические нормы в культурах так называемого Плодородного полумесяца, Дальнего Востока, обеих Америк, Африки и Северной Европы практически идентичным образом приравнивали женщин к имуществу{90}[1105]. Измену понимали как вред, причиненный соперником мужу. Последний взамен получал право на взыскание убытков, развод (и возврат уплаченных за жену денег), а также на месть. Измена всегда определялась брачным статусом женщины; брачный статус мужчины, как и собственные предпочтения женщины, отношения к делу не имели. Вплоть до второго десятилетия ХХ в. муж имел законное право «наказывать» жену[1106].
В 1970-х страны Запада аннулировали законы, которые отражали отношение к женщине как к собственности супруга. Стали более справедливыми законы о разводе. Муж, убивший любовника жены или ее саму, больше не мог заявить, что его спровоцировали и потому у него была уважительная причина. Не мог он и удерживать жену силой, не давая ей покинуть дом. Нельзя было уже и выдвинуть законное обвинение против родных или друзей, которые давали беглянке приют[1107]. Сегодня в США практически повсеместно открыты убежища, где женщины могут укрыться от агрессивных партнеров; законодательство признает их право на безопасность и криминализирует домашнее насилие. Полиция, которая старалась держаться подальше от «семейных ссор», теперь в большинстве штатов обязана арестовать супруга при подозрении в жестоком обращении. Во многих юрисдикциях прокуратура должна выписать охранный ордер, запрещающий виновному супругу приближаться к своему дому и партнерше, а затем привлечь его к ответственности. Суд не может закрыть дело, даже если жертва откажется выдвигать обвинение[1108]. Эти меры задумывались как помощь женщинам, попавшим в цикл насилия (нападение, извинение, прощение и новое нападение), но стали настолько безальтернативными, что некоторые правоведы, например Джинни Сук, считают, что сегодня это работает против интересов женщин, отказывая им в самостоятельности.
Взгляды и подходы тоже изменились. Веками избиение жены считалось нормой: в пьесе XVII в., написанной Бомонтом и Флетчером, мы читаем, что «благотворительность и побои начинаются дома»{91}, а в телесериале ХХ в. слышим, как водитель автобуса Ральф Крамден угрожает супруге: «Однажды, Элис… Бац — прямо в табло!»{92}. Всего лишь в 1972 г. респонденты помещали насилие по отношению к супругу на 91-е место в списке из 140 серьезных преступлений. (Респонденты того же опроса считали, что продавать ЛСД хуже, чем «изнасиловать незнакомку в парке»[1109].) Читателям, не доверяющим данным опросов, могу напомнить об эксперименте, который провели в 1974 г. социальные психологи Ланс Шотленд и Маргарет Стро. Студенты, заполняя опросники, якобы случайно слышали, как за дверью аудитории разгорается спор между мужчиной и женщиной (нанятыми актерами). Вот как сами авторы описали методику эксперимента:
Перепалка продолжалась примерно 15 секунд, а затем мужчина набросился на женщину и стал безжалостно трясти ее; женщина сопротивлялась и пронзительно кричала, умоляя ее отпустить. В ее возмущенных восклицаниях повторялась одна из двух фраз. В варианте «Незнакомцы» женщина кричала: «Я тебя не знаю», в варианте «Супруги»: «Не знаю, зачем я вообще вышла за тебя замуж!»[1110]
Большинство студентов выбегали из лаборатории, чтобы узнать, что случилось. Если актеры изображали незнакомцев, почти две трети студентов считали необходимым вмешаться, как правило приближаясь к паре и надеясь, что те остановятся. Если же актеры играли мужа и жену, вмешаться решалась едва ли пятая часть студентов. На стене висел телефонный аппарат, рядом был записан номер телефона полиции кампуса, но почти никто из студентов даже не потрудился снять трубку. Когда их просили объяснить свое поведение, они говорили, что семейная ссора не их дело. В 1974 г насилие, недопустимое по отношению к незнакомцу, считалось допустимым в браке.
Сегодня этот эксперимент нельзя воспроизвести из-за ограничений, которые накладывает федеральный закон на эксперименты на людях, — еще одна примета нашего не расположенного к насилию времени. Но результаты других исследований позволяют сделать вывод, что сегодня люди реже решают, что не должны вмешиваться, если муж бьет жену. В опросе 1995 г. более 80 % респондентов назвали домашнее насилие «очень серьезной социальной и юридической проблемой» (более серьезной, чем живущие в нищете дети и состояние окружающей среды), 87 % считали, что должны вмешаться, если муж бьет жену, даже если она не ранена, и 99 % были убеждены, что, если мужчина травмировал женщину, необходимо сообщить в полицию[1111]. Те же опросы, проводившиеся в другие десятилетия, показывают поразительные перемены. В 1987 г. только половина американцев думала, что мужчина не должен бить жену ремнем или палкой; десятилетием позже так считали уже 86 %[1112]. На рис. 7–12 приведены статистически скорректированные результаты четырех опросов, в которых респонденты отвечали на вопрос, одобряют ли они поведение мужа, избивающего свою жену. Между 1968 и 1994 гг. уровень одобрения упал вполовину, с 20 до 10 %. Хотя мужчины чаще женщин одобряют домашнее насилие, волна феминизма захлестнула и их, и мужчины в 1994 г. были менее снисходительны к «домашним боксерам», чем женщины в 1968-м. Эта тенденция отмечалась во всех регионах страны — как среди белого, так и среди черного и испаноязычного населения.