[1440]. Для хищничества, напротив, самое главное — завладеть объектом желания.
Информация как ресурс, оспариваемый в борьбе за превосходство, осложняет ситуацию еще и тем, что насилие в этом случае привязано к обмену данными. Репутация — это социальная конструкция, фундамент которой — так называемое общее знание. Чтобы избежать схватки, соперники не только должны знать, кто из них сильнее, каждый из них еще должен знать, что все окружающие об этом знают, а еще — что окружающие знают, что он об этом знает и так далее[1441]. Брошенный публично вызов способен разрушить общее знание, поэтому борьба за превосходство ведется в общем информационном поле. Стычку может спровоцировать оскорбление, особенно в культуре чести и в культурах, одобряющих дуэли. Оскорбление воспринимается как физическая травма или похищение собственности, оно порождает страстное желание жестоко отомстить (и здесь к психологии доминирования примешивается психология мести, обсуждать которую мы будем в следующей части главы). Изучая уличное насилие в США, ученые установили, что для молодых мужчин, следующих кодексу чести, вероятность в течение ближайшего года совершить серьезное насильственное преступление максимальна[1442]. Кроме того, выяснилось, что в присутствии наблюдателей вероятность перерастания ссоры в драку удваивается[1443].
Когда борьба за доминирование ведется в закрытой группе, это игра с нулевой суммой: чей-то ранг растет, чей-то понижается. Доминирование чаще всего порождает насилие именно в маленьких группах — бандах или изолированных коллективах, где ранг человека полностью определяет его социальную ценность. Если же некто принадлежит к нескольким группам и может выбирать, он скорее отыщет ту, где его будут ценить, и тогда оскорбление или неуважение не будет иметь серьезных последствий[1444].
Так как единственная ценность, за которую сражаются в борьбе за превосходство, — это информация, насилие, с помощью которого определяется, кто же здесь босс, может прекратиться, не спровоцировав вендетты. Приматолог Франс де Вааль обнаружил, что большинство приматов после драки мирятся[1445]. Они берут друг друга за руки, целуются, обнимаются, а бонобо еще и занимаются сексом. Спрашивается, зачем они вообще дрались, если все равно собирались помириться, или почему они мирятся, если у них была причина для драки. Дело в том, что приматы мирятся только с теми, чьи долговременные интересы частично совпадают с их интересами. К примирению может сподвигнуть генетическое родство, совместная защита от хищников, сговор против третьей стороны или общая цель — как в эксперименте, в котором обезьяны получали пищу, только если действовали сообща[1446]. Интересы двух особей не могут совпадать полностью, так что у них всегда есть причины вступить в борьбу за доминирование или попытаться отомстить кому-то внутри группы, но и частичное совпадение не позволяет им метелить друг друга бесконечно, не говоря уже об убийстве. Приматы, чьи интересы не связаны, соперников не прощают, что приводит к эскалации насилия. Шимпанзе, например, после драки мирятся только с членами своей группы, но не испытывают потребности примириться после стычки с членами другой стаи[1447]. И, как мы узнаем в следующей главе, люди, прощая и примиряясь, тоже руководствуются наличием общих интересов.
Метафора «мериться длиной» предполагает, что пол, лучше оснащенный для подобных соревнований, будет чаще вступать и в борьбу за доминирование. У многих приматов, в том числе у людей, оба пола не стесняются в средствах ради достижения превосходства (обычно над представителями своего же пола), однако похоже, что доминирование важнее для мужчин: для них оно обретает мистический статус бесценного достояния, ради которого можно пожертвовать чем угодно. Исследования личностных ценностей мужчин и женщин показывают, что мужчины придают непропорционально большое значение профессиональному статусу по сравнению со всеми прочими жизненными благами[1448]. Они готовы идти на больший риск и демонстрируют бо́льшую самоуверенность и самонадеянность[1449]. Большинство специалистов по экономике труда считают, что эти различия между полами вносят вклад в поддержание гендерного разрыва в зарплатах и карьерном росте[1450].
Бесспорно, мужчины — гораздо более агрессивный пол. Во всех обществах именно мужчины, а не женщины дерутся понарошку и всерьез, задираются, владеют оружием, любят жестокие развлечения, фантазируют об убийстве и убивают, насилуют, начинают войны и участвуют в них[1451]. Этот гендерный разрыв универсален, а запускающий его механизм почти наверняка биологический. Разница проявляется в раннем детстве, она обнаруживается у большинства других приматов и, кстати, характерна и для тех мальчиков, которых (из-за аномалии развития гениталий) воспитывали как девочек[1452].
Мы уже знаем, почему возникает это различие: самцы млекопитающих размножаются быстрее (могут иметь значительно больше потомства), чем самки, поэтому самцы конкурируют за репродуктивные возможности, в то время как цель самок — обеспечить выживание себе и потомству. Мужчины могут позволить себе более агрессивное соперничество, поскольку без отца потомство еще может выжить, а вот без матери — вряд ли. Это не значит, что самки всегда избегают насилия (еще Чак Берри пел, что Венера Милосская потеряла руки, борясь за кареглазого красавца{118}), но оно выглядит для них менее привлекательным. Женская тактика конкуренции — это физически менее опасная социальная агрессия вроде распространения слухов и остракизма[1453].
Теоретически жестокая конкуренция за партнера и агрессивная борьба за доминирование не обязательно должны быть связаны между собой. Не нужно прибегать к идее доминирования, чтобы объяснить, почему Чингисхан оплодотворил так много женщин, что его Y-хромосома для сих пор распространена в Центральной Азии; достаточно знать, что он убивал отцов и мужей этих женщин. Но, учитывая, что приматы, ведущие общественный образ жизни, регулируют уровень насилия, уступая доминантным индивидам, доминирование и сексуальный успех на деле идут рука об руку в истории нашего вида. В негосударственных сообществах доминирующие мужчины имеют больше жен, подружек и больше романов с женами других мужчин[1454]. Для шести империй Древнего мира и Средневековья корреляцию между статусом и сексуальным успехом можно определить точно. Лаура Бетциг подсчитала, что императоры часто имели тысячи жен и наложниц, принцы — сотни, аристократы — десятки, мужчины из высшего класса — менее дюжины, а мужчины из среднего класса — от трех до четырех[1455]. (Отсюда математически следует, что многие мужчины низшего сословия не имели ни одной жены — и это сильный мотив выбиться наверх.) Недавно, с появлением надежной контрацепции и благодаря демографическому переходу, эта корреляция ослабла. Но богатство, власть и профессиональный успех все еще увеличивают сексуальную привлекательность мужчины, а самый очевидный признак физического превосходства — высокий рост — все еще дает мужчине преимущество в экономической, политической и романтической конкуренции[1456].
Если инструментальное насилие опирается на поисковую и вычислительную системы мозга, то контур доминирования задействует систему, которую Яак Панскепп назвал «межсамцовой агрессией». На самом деле ее стоило бы называть внутриполовым соперничеством, поскольку она есть и у женщин. Мужчины, как правило, тоже вкладывают в ребенка некоторую долю родительских инвестиций, а значит, эволюция должна была наградить и женщин склонностью конкурировать за партнера. Тем не менее как минимум один участок цепи внутриполового соперничества, расположенный в передней преоптической зоне гипоталамуса, у мужчин в два раза больше[1457]. И вся система межсамцовой агрессии напичкана рецепторами тестостерона, которого в крови мужчин в 5–10 раз больше, чем у женщин. Вспомните, что гипоталамус контролирует гипофиз, который выделяет гормоны, приказывающие семенникам или надпочечникам продуцировать больше тестостерона.
Хотя в обыденном представлении тестостерон выступает причиной мужской драчливости, — «вещество, которое заставляет мужчин вести себя типично по-мужски: вставать в позу, толкаться, вопить, рыгать, драться и играть на воображаемой гитаре», как писала журналист Натали Анжье, — биологи не уверены, что в агрессивности мужчин виноват именно этот гормон[1458]. Повышенный уровень тестостерона действительно заставляет большинство птиц и млекопитающих вести себя более буйно, а пониженный их усмиряет — это знает любой владелец кастрированного пса или кота. Но у людей, по ряду скучных биохимических причин, влияние этого гормона измерить труднее, с агрессией он связан только косвенно — и причина этого психологическая и довольно интересная.
Насколько ученым известно, тестостерон не делает мужчин универсально агрессивными, но готовит их к борьбе за доминирование