— Он мертв, Кэнди, — сказал один из посетителей.
— Ты уверен?
Второй мужчина поднялся на ноги и пнул голову лежащего на полу человека.
— Похоже на то.
— Черт меня подери, — пробормотала Кэнди. — Ребята, он ваш. Я не хочу принимать в этом участия.
Я разыскал баночку, которая, к счастью, не разбилась, и уселся на диван рядом с Кэнди. В считанные минуты двое раздели труп до боксерских трусов. Один из мародеров начал стягивать и их, бормоча:
— Они вроде как почти совсем новые…
Однако он тут же остановился, заметив, что было под ними. Мы все видели, что там было, вне всякого сомнения. Мне было интересно, были ли остальные смущены увиденным так же, как я. Я всегда думал о таких вещах, несколько все идеализируя, — это было этакое мифологическое представление, передаваемое из поколения в поколение на протяжении веков. Но то, что предстало нашим глазам, было совсем не похоже на то, что я мог вообразить себе.
— Суньте его в дыру! — крикнула Кэнди, указывая на коридор, ведущий в холл. — Суньте его в эту чертову дыру!
Они оттащили тело в туалет и скинули его в подвал. Труп ударился о дно со звучным шлепком. Когда мужчины вернулись в комнату, Кэнди сказала:
— Теперь избавьтесь от остатков его шмоток, избавьтесь от машины — и избавьте меня от своего присутствия.
Перед тем как покинуть дом Кэнди, один из мужчин вернулся от машины:
— Здесь целая куча денег, Кэнди. Тебе они явно понадобятся, ты же не можешь оставаться здесь.
К моему облегчению, она взяла часть денег. Я поднялся с дивана и поставил баночку на подушку около Кэнди.
— Куда ты пойдешь? — спросил я.
— В городе полно местечек вроде этого. Без отопления, без электричества, без канализации… И без арендной платы. Я не пропаду.
— Я никому ничего не скажу…
— Я знаю, что не скажешь. Счастливо, малыш.
Я попрощался и поплелся домой, поневоле думая о том, что сейчас лежало в подвале дома Кэнди.
Я добрался до дома далеко за полночь. Мои мать и сестра, похоже, уже вернулись: я почуял вонь маминых «европейских» сигарет, едва успев войти. Отец лежал на диване в гостиной, явно измученный долгими днями работы в подвале. Вдобавок он выглядел взволнованным: его глаза были широко открыты, он качал головой, словно выражая отвращение или несогласие — или и то и другое одновременно.
— Безнадежное загрязнение… Просто безнадежное…
Эти слова помогли мне избавиться от мыслей о недавних событиях в доме Кэнди. Ко всему прочему они напомнили мне, что я хотел спросить отца о том, что он говорил тому молодому человеку в костюме из сэконд-хенда, заходившему к нам этим вечером. Однако состояние отца явно не располагало к беседе. Он ни на что не обращал внимания, и меньше всего — на факт моего присутствия. Поскольку я не был готов к противостоянию матери и сестре (я слышал их шаги где-то наверху, они, должно быть, распаковывали покупки после прогулки), то решил воспользоваться случаем и забраться в подвал, куда в обычное время доступ мне был заказан. Я думал, что это поможет мне отвлечься от последних волнующих событий.
Однако даже спускаясь в подвал, я чувствовал, что мои мысли возвращаются к темному подвалу Кэнди. Еще до того, как я достиг конца лестницы, это подземелье окружило меня атмосферой разрушения, краха и жуткого хаоса, и я обнаружил, что полностью захвачен ею. Когда же я увидел, в каком состоянии все было внизу, я страшно перепугался, чего никогда раньше не случалось.
Все было разгромлено. Казалось, что мой отец схватил топор и вдребезги разнес свой аппарат, с помощью которого он собирался осуществить какой-то ему одному ведомый замысел. Изрубленные провода и кабели свешивались с потолка, будто лианы в джунглях. Жирная зеленая масса покрывала весь пол и просачивалась в водосток. Я бродил среди усыпавшего пол битого стекла и изорванных бумаг. Я нагнулся и поднял несколько страниц, варварски выдранных из толстого отцовского блокнота. Причудливые диаграммы и графики были перечеркнуты словами, написанными толстым черным маркером. На каждой странице было слово «ЗАГРЯЗНЕНИЕ», намалеванное поверх записей, словно граффити в общественном туалете. Часто повторялись восклицания вроде «ТОЛЬКО ГРЯЗЬ», «ЗАБИТЫЕ ГРЯЗЬЮ ГОЛОВЫ», «НИЧЕГО НЕ ИСПРАВИТЬ», «НЕТ ЯСНОГО ПОНИМАНИЯ», «НЕВОЗМОЖНАЯ ГРЯЗЬ» и, наконец, «СИЛЫ ЗАГРЯЗНЕННОЙ ВСЕЛЕННОЙ».
В дальнем конце подвала я заметил странную штуку, больше всего похожую на гибрид королевского трона и электрического стула. К нему был привязан молодой человек в одежде из сэконд-хенда. Ремни охватывали все его тело — руки, ноги, даже голову. Глаза молодого человека были открыты, но взгляд его не фокусировался на чем-то конкретном. Я заметил, что зеленое желе вытекало из открытого контейнера размером с термос, стоящего рядом со стулом. На контейнере была бирка с надписью «результат очистки». Все призраки, привидения, нечисть и духи, обитавшие в голове молодого человека, теперь плыли в канализацию. Похоже, мой отец извлек все это в процессе очистки. Должно быть, они потеряли свои свойства, выдохлись вне контейнера, поскольку я не чувствовал никакого призрачного присутствия — ни враждебного, ни дружелюбного, — которое исходило бы от зеленого желе.
Я не знал, был ли молодой человек жив — в любом смысле этого слова. Пожалуй, он мог быть живым. Как бы то ни было, его состояние подсказывало, что моей семье стоило начать подыскивать дом для переезда.
— Что там случилось? — спросила моя сестра с другого конца подвала. Она сидела на лестнице. — Похоже, еще один папочкин проект зашел в тупик.
— Похоже на то, — сказал я, возвращаясь к лестнице.
— Как ты думаешь, у этого парня было много денег?
— Не знаю. Может быть. Он собирал пожертвования для какой-то организации.
— Вот и славно. Мы с мамой вернулись без копейки, хотя вроде бы ни на что особо не тратились.
— Куда вы ездили? — Я присел на ступеньку рядом с ней.
— Ты же знаешь, что мне нельзя об этом говорить.
— Но я не могу не спросить.
Немного помолчав, она прошептала:
— Дэниэл, ты знаешь, что такое гермафродит?
Я старался никак не выдать своей реакции на вопрос сестры, даже несмотря на то, что он вызвал у меня массу воспоминаний и эмоций. Вот что смутило меня в теле детектива: я всегда полагал (во всяком случае, воображал), что разделение половых органов у мужчин и женщин было строгим и однозначным. А у детектива, как я уже говорил, было и то и то… В общем, все было перемешано.
Спасибо тебе, Элиза.
Несмотря на то что мать запрещала ей о чем-либо мне говорить, сестра всегда находила способ рассказать мне — пусть и полунамеками — о том, что они делали.
— Почему ты об этом спрашиваешь? — прошептал я. — Ты что, видела кого-то такого, когда была с мамой?
— Вовсе нет, — ответила она.
— Ты должна сказать мне, Элиза! Мама… Мама говорила обо мне… Говорила обо мне с тем человеком?
— Я не знаю. Я не знаю, правда, — сказала Элиза и пошла вверх по лестнице.
Дойдя до верхней ступеньки, она остановилась и спросила:
— Когда все это закончится, Дэниэл? Между тобой и мамой? Каждый раз, когда я заговариваю о тебе, она просто молчит как рыба. Это же бессмыслица!
— Это силы загрязненной вселенной, — сказал я патетически.
— Что-что? — переспросила сестра.
— Ничто из того, что заставляет человека совершать какие-либо поступки, не имеет смысла, если ты это еще не заметила. Причина всего — в наших головах, как любит говорить папа.
— Что бы это ни означало, тебе лучше помалкивать о том, что я тебе рассказала. Я больше ничего не собираюсь тебе говорить, — закончила она и пошла на второй этаж.
Я последовал за сестрой в гостиную. Отец уже сидел на диване рядом с матерью. Та открывала многочисленные коробки и вытаскивала из сумок разные вещи, видимо, показывая, что именно они с Элизой приобрели за время своей прогулки. Я устроился на стуле напротив них.
— Привет, малыш, — сказала моя мать.
— Привет, мам, — ответил я и обратился к отцу: — Пап, можно я кое-что спрошу?
Он по-прежнему выглядел так, будто был слегка не в себе.
— Папа?..
— Твой отец очень устал, солнышко.
— Знаю, знаю. Я просто хотел кое-что у него спросить. Пап, когда ты говорил с тем парнем, ты что-то сказал про три… Ну, ты назвал их принципами.
— Страны, божества, — сказал отец, словно выныривая из своей депрессии. — То, что мешает ясному постижению мира.
— Ага. Но есть же еще третий принцип. Ты никогда не говорил о нем.
Но отец уже замолчал и смотрел в пол безнадежным взглядом. Мать же почему-то улыбалась. Она-то уж точно слышала обо всем этом не один раз.
— Третий принцип? — переспросила она, выпуская сигаретный дым в мою сторону. — Что ж, третий принцип — это семья, дорогуша.
Морин Ф. МакхьюПриношение мертвым
Морин Макхью является автором четырех романов: «Чжан с Китайской горы» («China Mountain Zhang»), «Полдень — это ночь» («The Half of Day is Night»), «Дитя предназначения» («Mission Child»), «Некрополис» («Nekropolis»). Рассказы писательницы публиковались в таких журналах, как «Asimov's», «Intersections», «Tales of the Unanticipated», «Starlight», «The Magazine of Fantasy & Science Fiction», «Trampoline».
Морин Макхью является лауреатом премий «Хьюго», «Лямбда», премии имени Джеймса Типтри-младшего. Большую часть жизни она провела в Огайо, но жила также и в Нью-Йорке, и даже, в течение целого года, в Китае. Сейчас она проживает вместе со своим мужем и парой собак неподалеку от молочной фермы, и черно-белые голштинские коровы порой заглядывают за ограду ее дома.
«Приношение мертвым» впервые было опубликовано в «SCI FICTION», и мы рады возможности включить эту удивительную историю о посмертном путешествии в нашу антологию.
После смерти Рейчел жила одиноко. У нее был свой, сколоченный из досок домик и двор, полный серых гусей, которых корми не корми, они всегда будут довольны. В открытые двери кухни проникал пурпурный свет восходящего солнца. С тех пор как Рейчел умерла, здесь всегда стояло раннее летнее утро. Поначалу ей было интересно — не есть ли это некое подобие католического представления о загробной жизни. Ни присутствия Бога, ни его отсутствия она не ощущала, а застывшее во времени утро не пробуждало ни волнения, ни любопытства.