— Я хочу мои игрушки–заколки! Верните мою стойку, сейчас же!
— Игрушки–заколки — это для девочек от девяти до пятнадцати лет. Ты уже переросла эту рыночную нишу. Тебе следует серьезно подумать о сережках.
Руки Джованицы взлетели к мочкам ушей.
— Вы хотите сказать — проколоть уши? Борислав кивнул.
— Давно пора.
— Мама не позволит.
— Я могу поговорить с ней. Ты уже девушка. Вскоре тебе придется отгонять мальчишек палкой.
Джованица уставилась на трещины в тротуаре.
— Не буду.
— Будешь, — заверил ее Борислав, задумчиво помахивая тростью. До этого момента цыган Флека с интересом наблюдал за ними. Теперь он заговорил:
— Не плачь о своих красивых вещицах, потому что Бутсы — Король Киосков. Он может достать тебе все красивые вещи, какие есть на свете!
— Не слушай цыгана, — возразил Борислав. — Знаешь, Джовани–ца, мне очень жаль, но твое старое дерево с заколками для волос ушло навсегда. Тебе придется начать с совершенно новым деревом. И оно ничего не будет знать о твоих желаниях.
— Это ужасно!
— Не горюй. Я предлагаю тебе интересное дело. Ты ведь не просто большая девочка, ты очень ценный покупатель, так сказать, потребитель со стажем. Поэтому в следующий раз ты хорошо сэкономишь. Я тебе буду платить только за то, чтобы ты обучала дерево с игрушками. Ну просто думай о том, что хочешь купить.
Флека уставился на него.
— Что ты несешь? Ты хочешь платить ей за покупки?
— Правильно.
— Она всего лишь девчонка!
— Я не девчонка! — немедленно обиделась Джованица. — А ты грязный старый цыган!
— Джованица — первый потребитель заколок–игрушек, Флека. Она лидер здешнего рынка. Другие девочки приходят и покупают те заколки–игрушки, которые выбрала Джованица. Поэтому я собираюсь… взять ее на работу. Мне уже давно следовало это сделать.
Джованица захлопала в ладоши.
— Можно мне получать заколки–игрушки, а не просто глупые деньги?
— Конечно. Непременно. Флека изумился:
— Ты, должно быть, сошел с ума, если продал разом все свои товары.
Район Искусств никогда не испытывал недостатка в зеваках. Привлеченные этим маленьким спектаклем, четверо из них обступили киоск Борислава. Поймав его сердитый взгляд, они сделали вид, будто им нужна вода из фонтана. Фонтан, по крайней мере, еще работал.
— Вот идет моя мама, — объявила Джованица.
Ее мать, Ивана, стремительно выбежала из обшарпанных дверей соседнего многоквартирного дома. Она была одета в домашний халат, подпоясанный ремнем, вязаную накидку, толстый шарф и яркие вязаные шерстяные домашние тапочки. Она потрясала битком набитой наволочкой.
— Слава богу, они не причинили тебе вреда! — запричитала Ивана. Клубы пара вырывались из ее рта. Женщина приоткрыла наволочку. В ней были паровой утюг, фен для волос, старое зеркало, никелированная походная фляга, рваная меховая накидка и сотейник с крышкой.
— С мистером Бутсы все в порядке, мама, — успокоила ее Джова–ница. — Ничего не украли. Он все продал!
— Ты продал свой киоск? — спросила Ивана, и в глазах ее отразились обида и потрясение. — Ты нас бросил?
— Это бизнес, — пробормотал Борислав. — Извините за причиненные неудобства. Но все скоро наладится…
— Честно говоря, мне эти вещи не нужны. Если они тебе пригодятся, можешь взять их обратно.
— Мама хочет, чтобы вы продали все эти вещи, — предложила Джованица с навязчивой услужливостью подростка. — Тогда у вас появятся деньги, чтобы снова открыть магазин.
Борислав смущенно похлопал по картонной стенке киоска.
— Ивана, у этого старого киоска довольно неприглядный вид, он пуст и зияет большой дырой… но мне отчасти повезло.
— Госпожа, вы, наверное, замерзли в домашних тапочках, — заметил Флека. Он изящно махнул рукой в сторону стеклянного, с позолотой фасада кафе «Три кота». — Позвольте предложить вам горячего «капучино»?
— Вы правы, господин, здесь холодно. — Ивана неловко сунула свою подушку под мышку. — Я рада, что у тебя все наладилось, Борислав.
Ивана угрюмо зыркнула в сторону прохожего, который не отрывал от нее заинтересованного взгляда.
— Мы уходим, Ница!
— Мама, мне не холодно. Небо прояснилось.
— Мы уходим! И они ушли.
Флека почесал затылок.
— Итак, маэстро. Что здесь сейчас произошло?
— Она славная девочка. Правда, иногда капризничает. Молодые все такие. Тут ничего не поделаешь. — Борислав пожал плечами. — Давай зайдем внутрь и там поговорим о делах.
Он заковылял к своему пустому киоску. Флека зашел вслед за ним и ухитрился захлопнуть дверь.
— Никогда раньше не был внутри, — заметил Флека, осматривая все обнаженные швы на предмет возможного взлома воровской фомкой. — Я подумывал открыть собственный киоск, да только… ну, это такое хлопотное дело.
— Все дело в потоке товаров, поделенном на площадь. С этой точки зрения, киоск — сверхприбыльное предприятие розничной торговли. Но это предприятие для одного человека. Здесь можно вести дела только в одиночку.
Флека посмотрел на него мудрыми круглыми глазами.
— Эта девочка, которая так плакала из–за своих волос… Она не твоя дочь, а?
— Что? Нет.
— А что случилось с ее отцом? Его унес грипп?
— Она родилась намного позже, но ты прав, ее отец умер. — Бори–слав закашлялся. — Он был моим добрым другом. Солдат. Очень красивый парень. Его девочка просто милашка.
— Значит, ты ничего для этого не делал. Потому что ты не солдат, и не богат, и не красив.
— Ничего не делал — для чего?
— Такая женщина, как Ивана, она не ждет красавца–солдата. Или богатого босса. Такая женщина, как она, хочет красивое платье. Или капельку духов. А главное — иметь в своей постели кое–что получше бутылки с горячей водой.
— Ну, у меня киоск и сломанная нога.
— У всех нас, мужчин, сломанная нога. Она подумала, что тебя ограбили. И прибежала прямо сюда, прихватив все, что могла, запихнув вещи в наволочку. Значит, ты не урод. Ты — глупец. — Флека ударил себя кулаком в грудь. — Я урод. У меня три жены: одна в Бухаресте, одна в Люблине, а та, что в Линце, даже не цыганка. Они закопают меня живым, маэстро. С этим ничего нельзя поделать, потому что я мужчина. Но это не про тебя. Ты — глупец.
— Спасибо за бесплатное предсказание судьбы. Ты все знаешь, да?
Она и я были здесь в тяжелые времена. Вот в чем дело. У нас с ней своя история.
— Ты фанатик. Ты шут. Я вижу тебя насквозь, как витрины этого киоска. Тебе нужно строить жизнь. — Флека ударил кулаком по обоям киоска и громко вздохнул. — Послушай, жизнь грустна, правильно? Жизнь — печальная шутка, даже когда она есть. Итак, Бутсы. Теперь я тебе расскажу о своем фабрикаторе, потому что у тебя есть деньги и ты его у меня купишь. Это красивая машина. Очень плодовитая. Она из больницы. Ей полагалось делать кости. Эта инструкция посвящена изготовлению костей, и это плохо, потому что никто не покупает кости. Если ты глухой и хочешь получить маленькие черные косточки для ушей — вот для чего эта машина. И еще: эти черные игрушки, которые я с ее помощью сделал, я их не могу раскрасить. Они слишком твердые, поэтому краска сразу же слетает. Что бы ни изготовил этот фабрикатор, оно будет твердое и черное, и ты его не сможешь раскрасить, этой вещи положено находиться внутри больного… К тому же я не умею читать глупые инструкции. Ненавижу читать.
— Он работает от стандартного напряжения?
— Я его запускал от постоянного тока, подключая к аккумулятору своего автомобиля.
— Где сырье?
— Оно упаковано в большие мешки. Порошок, желтый порошок. Фабрикатор каким–то образом склеивает его, при помощи искр или еще как–то, он делает порошок блестящим и черным и связывает его очень быстро.
— Я беру сырье вместе с машиной, по одной цене.
— Это еще не все. Помнишь тот раз, когда я поехал в Вену? Мы собирались заключить сделку. Мы уже ударили по рукам, а я это дело провалил. Из–за Вены.
— Правильно, Флека. Ты полностью его провалил.
— Значит, это моя цена. Часть моей цены. Я продам тебе машину для производства игрушек. Мы сейчас достанем ее из автомобиля и затащим в киоск в целости и сохранности. Когда представится случай, я привезу тебе мешок с угольной соломкой. Но мы забудем о Вене. Мы просто о ней забудем.
Борислав ничего не сказал.
— Ты простишь тот мой проступок. Вот чего я от тебя хочу.
— Я это обдумаю.
— Это часть сделки.
— Мы забудем прошлое, и ты отдашь мне машину, сырье и еще пятьдесят баксов.
— Ладно, продано.
6.
Когда фабрикатор оказался внутри киоска, у Борислава не осталось места для самого себя. Ему удалось переписать инструкции из черного молчаливого фабрикатора в свой ноутбук. Солнце уже взошло. Хотя все еще было сыро и зябко, официанты из «Трех котов» уже расставляли белые стулья, сложенные на ночь стопкой. Борислав сел за стол. Он заказал кофе и начал внимательно читать неуклюжий машинный перевод польского руководства.
Сельма пришла ему надоедать. Она была замужем за школьным учителем, славным малым, имевшим постоянную работу. Сельма называла себя художницей, делала украшения и одевалась, как лунатик. Школьный учитель был высоко мнения о Сельме, хотя она спала со всеми подряд и ни разу не приготовила ему приличного обеда.
— Почему твой киоск пуст? Почему ты торчишь здесь без дела? Борислав отрегулировал угол наклона экрана.
— Я осваиваю средство производства.
— Что ты сделал со всеми моими браслетами и ожерельями?
— Я их продал.
— Все?
— Все до единого.
Сельма села, словно ее ударили клюшкой.
— Тогда ты должен угостить меня бокалом шампанского! Борислав нехотя достал телефон и послал сообщение официанту. Поднимался резкий ветер, но Сельма, гордая собой, все сидела над
стаканом дешевого итальянского красного.
— Не жди, что я быстро пополню твои запасы! На мои художественные произведения большой спрос.
— Спешить некуда.
— Я прорвалась на рынок предметов роскоши, за рекой, в «Межконтинентальном». Этот отель берет все