— Я здесь, дорогая.
Дочь зашла в беседку и села рядом с Морин, на деревянную скамью, укрытую не слишком мягкими подушками, — только такие удалось купить. Фонарик Кейтлин погасила, экономя заряд.
— Только что исчезло Солнце.
— Да, точно по расчетам.
Издалека доносились громкие голоса, улюлюканье, звон бьющегося стекла.
— Кто–то веселится по полной, — усмехнулась Морин.
— Так же было во время затмения, — заметила Кейтлин. — В Корнуолле, помнишь? День выдался облачный, и мы, конечно, ничего не видели, но, едва небо потемнело, все пришли в полный восторг. Наверно, какие–то древние инстинкты.
— Пить не хочешь? Я прихватила с собой термос с чаем. Молока, боюсь, больше нет.
— Спасибо, мам, не хочу.
— Я рано встала и даже успела высадить луковицы даффодилов. На клематисы времени не хватило, правда. Но в целом сад готов к зимовке.
— Я очень за тебя рада.
— Лучше быть здесь, чем в доме, ты как думаешь?
— Полностью согласна.
— Я думала взять одеяла. Но не знала, будет ли холодно.
— Вряд ли. Воздух остыть не успеет.
— Еще я пыталась провести сюда электричество, но его все равно нет уже много дней.
— В любом случае факелы надежнее. Я бы раньше приехала. Но около церкви огромная пробка. Думаю, все храмы забиты до отказа. Да и бензин у меня кончился за пару миль до твоего дома. Уже давно машину не заправить.
— Ничего. Я рада, что ты здесь. Я и не думала тебя увидеть, даже позвонить не могла.
Сотовые сети не работали уже много дней. По мере приближения конца все медленно выходило из строя, ломалось, рушилось. Потому что люди бросали работу и спешили домой, к близким и родным.
Морин осторожно спросила:
— Как Билл и дети?
— В этом году Рождество мы встретили раньше срока, — отозвалась Кейтлин. — Оба пропустят дни рождения, но мы решили, что уж Рождество–то они должны отметить. Утром устроили все как положено. Носки, елка, украшения, гирлянды, подарки, много подарков. Пир горой. Индейку достать не смогли, но у меня была припасена курица. Потом дети пошли спать. Билл растворил их таблетки в лимонаде.
Морин понимала, о каких таблетках речь: Государственная служба здравоохранения раздала маленькие синие капсулы каждой семье.
— Билл лег с ними. Он сказал, что подождет, пока не будет уверен абсолютно… ну, ты понимаешь… Что они не проснутся и не придут в ужас от происходящего. Потом он собирался выпить свою таблетку.
Морин взяла дочь за руку:
— Почему ты не осталась с ними?
— Я не хочу никаких пилюль, — с горечью в голосе ответила Кейтлин. — Я всегда хотела дождаться самого конца, думаю, это говорит во мне ученый. Мы из–за этого спорили. Поругались, если честно. Но в результате решили, что так будет лучше.
Морин подумала, что где–то в глубине души Кейтлин до сих пор не верит, что ее детей больше нет, иначе бы она вела себя совсем по–другому.
— Что ж, я рада, что ты здесь, со мной. И пить эти таблетки я тоже не собираюсь. Правда, хотела спросить: будет больно?
— На короткий миг. Когда земная кора начнет разрушаться. Будет похоже, что мы сидим на вершине извергающегося вулкана.
— Что ж, ты отметила Рождество раньше срока. То же будет с Ночью Гая Фокса.
— Похоже, что так. Я хотела дойти до конца, — повторила Кейтлин. — Ведь я когда–то начинала с изучения сверхновых звезд.
— Не надо думать, что в происходящем есть твоя вина.
— Но я так считаю, немного, — призналась дочь. — Глупо, правда?
— Как же убежище в Оксфорде, ты решила не ехать?
— Подумала, лучше я буду здесь, с тобой. Ах да, чуть не забыла. — Кейтлин сунула руку в карман пальто и вытащила сферический предмет, не больше теннисного мяча.
Морин взяла его в руку. Предмет был тяжелый, черный и гладкий.
— Из такого материала делают обшивку для космических шаттлов. Он способен поглощать огромное количество тепла.
— Другими словами, он переживет Землю.
— Такова идея.
— Внутри что–то есть?
— Да. Сфера будет собирать информацию о происходящем до тех пор, пока Разрыв не достигнет сантиметровой границы и не разрушит прибор. Тогда высвободится облако мельчайших сенсоров, мы зовем их «соринками». Это нанотехнологии, мам, машины размером с молекулу. Они продолжат сбор данных, пока расширение не охватит молекулярный уровень.
— И как долго они протянут с момента, как сферы не станет?
— Всего лишь микросекунду или около того. Мы не можем быть уверены на сто процентов, что работа приборов продолжится после.
Морин взвесила в руке сферу.
— Отличная штука. Жаль, собранная информация никому не понадобится.
— Как знать, — пожала плечами Кейтлин. — Некоторые исследователи утверждают, что это всего лишь переход, не конец. Вселенная и раньше переживала подобное, — например, перешла из состояния волнового излучения в состояние, где основой всего является материя и где смогли существовать мы. Может, в начинающейся эре темной энергии тоже появится жизнь.
— Но не по образу и подобию человека.
— Боюсь, нет.
Морин встала и опустила сферу посреди лужайки. Воздух сделался прохладнее, и траву усыпали крупинки росы.
— Здесь нормально?
— Думаю, да.
Земля внезапно задрожала, и раздался звук, словно глубокоглубоко в ее недрах хлопнула гигантская дверь. Включились сигнализации автомобилей и домов — отдаленные скорбные завывания. Морин забежала назад в беседку. Села рядом с Кейтлин, и они крепко прижались друг к другу, схватившись за руки. Молодая женщина хотела было разглядеть время, которое показывали наручные часы, но вдруг передумала.
— Думаю, обратный отсчет нам не потребуется.
Земля вздрогнула сильнее; последовал странный шум, как будто волны тянут за собой береговую гальку. Морин выглянула наружу. Одна стена ее дома обвалилась, и на том месте красовалась груда кирпичей.
— Теперь строителя уж точно не найти, — хотела пошутить Кейтлин, но голос ее выдал страшное волнение.
— Думаю, нам лучше выйти.
— Хорошо.
Они покинули беседку и остановились на газоне, рядом со сферой, крепко обнявшись. Еще один спазм заставил почву содрогнуться, и посыпавшаяся с крыши дома черепица с жалким звоном разбилась вдребезги.
— Мам, еще кое–что.
— Да, дорогая.
— Ты сказала, что не стоит расшифровывать сигналы.
— Ну да. Я всегда думала, что их содержание вполне очевидно.
— Что–что?!
Морин попыталась повторить.
Но земля вдруг разверзлась, словно лопнула. Покрытая росой лужайка взлетела вверх, а сама женщина упала лицом во влажную траву. Дома, люди, деревья, все плавало в воздухе, подсвеченное красным светом, идущим снизу, из раскаленных, распоротых недр.
Морин все еще держала зажмурившуюся в ужасе Кейтлин за руку.
— Прощайте! — прокричала она. — Они говорили «прощайте»! Но вряд ли дочь ее услышала.
…конец
Аластер РейнольдсДочь санника
Аластер Рейнольдс часто публикуется в «Interzone», а также в «Asimov's Science Fiction», «Spectrum SF» и других изданиях. Его первый роман «Космический Апокалипсис» («Revelation Space») был признан одной из лучших научно–фантастических книг года. Вскоре за ним последовали «Город Бездны» («Chasm City»), «Ковчег спасения» («Redemption Ark»), «Отказ в прощении» («Absolution Gap»), «Вековой дождь» («Century Rain») и «Торговля льдом» («Pushing Ice») — масштабные космические оперы, ставшие бестселлерами и закрепившие за Рейнольдсом славу одного из лучших фантастов последних лет. Среди других книг писателя сборник повестей «Алмазные псы, бирюзовые дни» («Diamond Dogs, Turquoise Days»), новые романы «Префект» («А Prefect») и «Дом Солнц» («Ноше of Suns»), а также два новых сборника — «Галактический север» («Galactic North») и «Голубой период Займы» и другие рассказы» («Zima Blue and Other Stories»). Профессиональный ученый с докторской степенью по астрономии, Рейнольдс родился в Уэльсе, но живет в Голландии, где работает в Европейском космическом агентстве.
Работы Рейнольдса всегда отличались масштабностью: в рассказе «Галактический север» («Galactic North») описывается беспощадная погоня одного космического корабля за другим, растянувшаяся на сотни тысяч световых лет, а в рассказе «Тысячная ночь» («Thousandth Night») сверхбогатые бессмертные берутся за проект, требующий перестановки всех звезд в галактике. В представленном ниже произведении мы оказываемся несколько ближе к дому, в полуразрушенной цивилизации, пострадавшей от столетий войн и катастроф, и видим молодую девушку, столкнувшуюся с самой обычной в нашем понимании проблемой, однако нашедшую для нее совершенно уникальное решение.
Завидев впереди Двадцатиарочный мост, она остановилась и положила мешки — две свиные головы и свечной воск на сорок пенсов оттянули руки. Отдыхая, Кэтрин поправила тесемку на шляпе, опустила поля так, чтобы закрывали лоб от
солнца. Воздух был по–прежнему прохладным, но свет стал по–новому яростным, и на лице от него высыпали веснушки.
Кэтрин собралась уже идти дальше, но горло перехватило, и ей пришлось переждать еще немного. До сих пор она старалась не думать о переходе через мост, но вот он уже перед глазами, и не замечать его невозможно. Либо идти по нему, либо — длинный крюк до Нового моста, а той дорогой ей до темноты никак не поспеть.
— Дочь санника? — окликнул ее грубый голос с другой стороны дороги.
Кэтрин резко обернулась на крик. В дверях дома стоял человек в фартуке и вытирал им мокрые руки. Лицо у него походило на обезьянье: спереди обожжено докрасна, по бокам белые полоски, а наверху розовая пролысинка.
— Твой отец ведь Брендан Линч, верно?
Она покорно кивнула, но промолчала, закусив губу.
— Так я и думал. Я ведь не из тех, кто забывает хорошенькое личико. — Мужчина поманил ее к дверям своей мастерской. — Иди сюда, девонька. У меня есть кое–что для твоего отца.
— Сэр?
— Я думал сам зайти к нему на прошлой неделе, да работа задержала. — Он кивнул на раскрашенную деревянную вывеску над притолокой. — Я Питер Ригби, колесник. А ты, помнится, Кэтрин?