Артемисия пожала плечами и безучастно произнесла:
— Греческие гоплиты отважнее всех мужчин на свете. Они сражаются, пока не упадут. И даже после этого они умудряются метнуть копье.
— Как зовут их предводителя? Фемистокл?
— Нет, Павсаний, спартанец.
— А как мои солдаты?
Сначала Артемисия не решалась ответить, но после небольшой паузы сказала:
— Твои солдаты, царь царей, были перебиты, как жертвенные животные. Лишь немногим удалось бежать на корабли и добраться до Малой Азии. Греки взяли штурмом персидский лагерь и забрали все наши сокровища: дорогое оружие, повозки и посуду, твои украшения и все дорогие одежды.
На лбу царя вздулась вена. Он обеими руками разорвал одежду на груди — в знак траура. Приближенные последовали его примеру и заплакали.
Слуги принесли золотой лавровый венок.
— Пусть придет рулевой! — крикнул Ксеркс.
Финикиец подошел, стал на колени и благоговейно молчал, пока царь водружал на его голову венок.
— За то, что ты спас мне жизнь, — торжественно объявил Ксеркс, — я дарю тебе этот венок из моих сокровищ! — Он положил руку на плечо рулевого. Но когда тот хотел встать, царь придавил его к земле и продолжил: — А за то, что ты погубил столько моих женщин и храбрых мужчин, я велю отрубить тебе голову.
Раздался ужасный вопль. Подошел начальник охраны, взмахнул кривым мечом и опустил его на шею рулевого.
Мужчины рыдали, женщины визжали и прятали лица, когда голова несчастного финикийца покатилась по причалу, как кочан капусты, упавший с повозки крестьянина.
Они шли уже два часа по заросшей тропе, двигаясь через холмы, на склонах которых цвели кустарники и деревья. На востоке поднималось солнце, пробивая своими лучами предрассветную дымку. Гермонтим предположил, что они на материке, скорее всего в Ионии. И вот в пяти стадиях от них на одном из зеленых холмов показались колонны святилища. Дафна бросилась в объятия Гермонтима, который, казалось, не замечал ее наготы.
— Это греческий храм! — ликовала Дафна. — Теперь все будет хорошо!
Гермонтим ускорил шаги, присматриваясь, не покажется ли кто-нибудь из священников. Но чем ближе они подходили, тем больше их пугала жуткая тишина.
— Именем Зевса и богов-олимпийцев, есть здесь кто-нибудь? — крикнул Гермонтим. Не услышав ответа, они осторожно открыли зеленую дверь и вошли внутрь. В таинственном полумраке Дафна почувствовала, что ее тело озябло. Когда глаза привыкли к темноте, они увидели статуи нимф, харит и муз. Пальмы и демоны земли свидетельствовали, что это храм Аполлона.
Дафна не на шутку испугалась, когда одна из статуй вдруг ожила и заговорила:
— Вы хотите оскорбить Аполлона, который ночует здесь? — Жрец посмотрел на обнаженную Дафну.
— Шторм выбросил нас на этот берег, но мы греки, как и вы, — сказал Гермонтим, оправдываясь.
Жрец застыл, будто снова превратился в статую. Лишь после продолжительной паузы он промолвил:
— Это дом Аполлона Фанея, и я берегу его как зеницу ока. Тот, кто его осквернит, будет поражен моим мечом.
Жрец быстро поднял с земли меч и пошел к Дафне, целясь ей в грудь. Но она не убежала, а упала на колени, поцеловала мрамор и с мольбой в голосе произнесла:
— У меня не было намерения оскорблять Аполлона. Я молю твоего бога, чтобы он предоставил мне убежище в его стенах.
Жрец ушел и вскоре вернулся с мужским хитоном. Пока женщина одевалась, Гермонтим спросил, обращаясь к жрецу:
— Где мы, скажи?
Недоверие исчезло с лица священника.
— Ваше прибежище Хиос, остров счастливых.
— Хиос! Слышишь, Дафна, мы на греческой земле! — радостно воскликнул евнух.
— На варварской земле, — поправил его священник.
— Да, варвары его захватили, но все равно это греческая земля.
— Вы единственные, кто выжил? — осведомился жрец.
Гермонтим не решился рассказать ему всю правду. Неизвестно, как он отреагирует, если узнает, что перед ним главный евнух гарема великого царя и одна из его наложниц. Он сказал, что они плыли на торговом судне из Эиона в Эфес. Шторм разбил судно, но Посейдон помог им добраться до берега. Скорее всего, остальным спастись не удалось.
Слова Гермонтима тронули жреца. Когда они вышли из храма на яркий свет начинающегося дня, жрец, бросив взгляд на оборванную одежду Гермонтима, сказал:
— Я принесу тебе новый хитон. К тому же вы, наверное, хотите пить и есть.
Дафна кивнула, и жрец ушел.
— Мы на Хиосе… — задумчиво повторил Гермонтим, глядя на плодородную холмистую землю. Они сели на ступени храма. У обоих была одна и та же мысль: бежать!
Дафна решилась заговорить об этом первой.
— Гермонтим! — робко начала она.
— Что? — откликнулся евнух, не глядя на нее.
— Если богам было угодно, чтобы мы оказались на греческой земле, значит, они не хотят, чтобы мы вернулись к варварам. Как ты считаешь?
Гермонтим не ответил. Дафна смотрела на него умоляющим взглядом. Она мало знала его, поэтому не могла угадать, как он отнесется к ее предложению.
Жрец принес хитон, положил его на ступени рядом с Гермонтимом и опять ушел.
— Ты хочешь вернуться в Грецию, где камня на камне не осталось? — спросил евнух.
Дафна кивнула.
— Тебе было бы неплохо при дворе царя, — заметил Гермонтим.
— Может быть. Но греку хорошо там, где свобода. Варвары не знают, что такое свобода. Поэтому они всегда будут чужими для нас, греков.
Гермонтим молчал. Взгляд Дафны скользил по зеленому острову. Ее стали одолевать сомнения. Она подумала, что, возможно, ее тянет к мужчине, оставшемуся в Аттике. И еще теплилась надежда, что жив ее отец. Отсюда до Магнезии — день пути. Правда, нельзя забывать, что это страна варваров.
В глубине души она осознавала, что больше всего ей не хватает Фемистокла. Дафна вспоминала его пронзительный взгляд, нежные прикосновения и мечтала о счастье быть рядом с ним. Это было выше тех чувств, которые она когда-либо испытывала. «Почему гетера не имеет права влюбиться?» — вдруг подумала она, и по ее лицу пробежала улыбка. Мужчины всегда были для нее игрушкой и средством для существования. Независимо от их положения, образованности и характера все кончалось в ее постели.
Ей не было противно с ними, но к Фемистоклу она испытывала совсем другое чувство — преданность и защищенность. И оно было сильнее, чем все остальное.
Жрец принес кувшины с водой и вином, лепешки и козий сыр.
— Вот, подкрепитесь! Это вам не помешает!
Они жадно набросились на еду. Красное вино было таким сладким, что его невозможно было пить без воды.
— Ты один охраняешь храм? — спросил евнух, вытирая рот.
— Нас трое. Двое других пошли в столицу. Два дня пути отсюда. Плохие нынче времена. Раньше здесь жили тридцать человек. А теперь… Мы рады, что варвары пощадили нас и не разрушили храм. Уединенность святилища настроила их на мирный лад. Но всех крепких священников они забрали с собой. Остались только старики, такие, как я.
— А куда их отправили? — спросила Дафна.
— Не знаю. В столице есть один работорговец. Его имя Панионий.
— Замолчи! — крикнул евнух.
Старик не понял его и продолжил:
— Он торгует юношами. Сначала он их кастрирует, а потом в Сардах или в Эфесе продает за большие деньги в качестве евнухов для варварских гаремов.
Дафна увидела, как задергались уголки рта Гермонтима. Он закрыл глаза, опустил голову на колени и заплакал.
Жрец вопросительно посмотрел на Дафну.
Она нежно погладила евнуха по затылку.
— Его постигла та же участь, — сказала она, оглянувшись на священника.
Старик испугался. Он не хотел обидеть гостя.
— Прости мою бестактность, — сочувственно произнес он.
Гермонтим вытер слезы и сказал:
— Ты не мог этого знать, жрец. Я из Карий. Когда-то я хорошо зарабатывал у одного состоятельного человека, но потом мой хозяин умер от загадочной болезни, а меня продали в рабство. Так я попал в лапы этого негодяя…
— Могу я тебе чем-нибудь помочь?
— Помочь? Я был мужчиной, а он сделал меня никем! Никем! Понимаешь? Если хочешь мне помочь, скажи, где живет этот Панионий.
— У него самый красивый дом в порту. А ворота высотой с этот храм.
Дафна перебила жреца:
— Если ты действительно желаешь нам добра, то помоги добраться до Афин.
Священник посмотрел на солнце, которое поднималось все выше, и сказал:
— Гавань охраняется варварами, так что оттуда не сбежишь. Но жители Хиоса ненавидят варваров. Есть один рыбак. Зовут его Филак. Он живет на гористом западном берегу. Лодка у него старая, но выдерживала не один шторм. Он часто подолгу остается в море, когда его сети пусты.
— Ты думаешь, Филак рискнет переплыть Эгейское море?
— У него семеро ребятишек. Немного золота и серебра ему не помешает!
— Но откуда нам взять золото и серебро? — в отчаянии спросила Дафна.
— Идемте. — Старик повел их за храм и стал спускаться по узкой тропе вниз. Там они увидели обитую бронзой дверь.
— Когда варвары пришли, вход был засыпан, — объяснил жрец и толкнул дверь. Внутри небольшого помещения они увидели ценную утварь и посуду: кувшины, сковородки, миски, золотые чаши, стеклянные графины. Старик открыл один из дюжины сундуков из эбенового дерева. — Вот, берите. За это он довезет вас до столбов Геракла![126]
Гермонтим получил в подарок еще и кинжал. Дафна пообещала после удачной поездки вернуть золото храму Аполлона в Дельфах.
Рыбак оказался замкнутым человеком и не сразу проникся доверием к незнакомцам. Разговорить его удалось только тогда, когда они сказали, что золото для поездки им дал жрец из храма Аполлона.
— Знаете, на острове полно шпионов, с тех пор как здесь появились варвары, — произнес он, занимаясь починкой сети. — Скажите, сколько Зевс будет терпеть это?
— Боги иногда ходят дальними тропами. Но будь уверен, Греция не падет. Наши боги сильнее персидских.