— Дозвонился? — с тревогой спросила мать Квидо.
— Через час они здесь.
Мать Квидо, которую последний месяц беременности вместе с четырьмя надетыми свитерами практически сделали неподвижной, с трудом уселась в кресло напротив сына.
— Мы здесь все перемрем, я это всегда тебе говорила.
Минут через сорок на щебеночной дороге перед «Караулкой» заскрипели колеса «скорой». Отец Квидо выбежал навстречу доктору и, к ужасу того, провел его на застекленную веранду.
— Ну и дела! — пробормотал врач, окинув взглядом помещение, и склонился над обессиленно лежавшим мальчиком. — Возможно, воспаление легких, — сказал он наконец, — но в любом случае мы увезем его отсюда. — Не веря своим глазам, он еще раз огляделся.
— Если вас не затруднит, — сказала мать, — может, вы и меня прихватите. Все равно через несколько дней мне ехать в Кутна-Гору.
— Как, уже? — воскликнул отец Квидо.
— Разумеется, — сказал врач. — А вы не хотели бы с нами? Мы и для вас что-нибудь придумаем.
— Нет, не получится, — засмеялся отец Квидо после недолгого колебания.
Мать Квидо стала собираться в путь, достав из шкафа кожаную сумку. Пришел водитель, он же санитар.
— Мамаша едет с нами, — сказал врач.
— Тем лучше, — засмеялся водитель-санитар. — Двух мух — одним ударом!
— Удачное сравнение, — сказала мама и захлопнула сумку.
Больничные корпуса, в которых лежали Квидо и его мать, разделялись примерно тридцатиметровой полосой заснеженного сада. Волею судьбы их палаты оказались напротив, но на разных этажах (Квидо — на четвертом, его мать — на втором), и лишь хвойная рощица мешала им видеть друг друга. Одна милая сестричка помогала им каждый день обмениваться записками, но, когда Квидо хотел видеть мать, ему приходилось идти в соседнюю палату.
— Добрый день, — всякий раз говорил он взрослым пациентам. — Скажите, пожалуйста, могу я из вашей палаты помахать маме?
— Помахиванию, — объяснял Квидо впоследствии, — в нашей семье придавалось особое значение.
— Разумеется, молодой человек, разумеется, — хрипел пан Главатый, пенсионер-астматик, которого очаровывала вежливость мальчика.
Квидо благодарил и несколько неуклюже взбирался на радиатор центрального отопления — иначе сквозь молочно-белые стекла окна ничего было не разглядеть. В таком весьма неудобном положении ему приходилось поначалу выстаивать довольно долго, пока мать наконец не устремляла взгляд в правильном направлении, но потом они условились на десять утром и на четыре после обеда, и несколько дней подряд у них это превосходно получалось.
Однажды утром мать Квидо в окне не появилась, не появилась она и после обеда. На следующее утро он пришел в соседнюю палату уже в половине десятого и под прозрачным предлогом побеседовать с паном Главатым простоял на радиаторе до половины одиннадцатого. Но маму так и не увидел. Разочарованный, он вернулся в свою постель и стал листать альбом Карла Плисецкого «Пражский Град», подаренный дедушкой Иржи. Вошла сестра, он спросил ее, не прислала ли мама записку.
— Какая мама? Какая записка?
Квидо понял, что сестра торопится, и, чтобы окончательно не оттолкнуть ее, он, максимально сосредоточившись, изложил ей всю ситуацию в одной-единственной, логически и стилистически совершенной фразе. Вид у него был настолько серьезный, что сестре стало жалко его. И она присела к нему на кровать.
— Если твоя мама там, — она указала на окна родильного отделения, — то, наверное, ей некогда с тобой переписываться, теперь у нее другие заботы.
Сестра не ошиблась. Когда наконец, к неописуемой радости Квидо, его мама появилась в окне, в руках у нее была большая белая подушка.
— Почему она показывает мне эту подушку? — кричал Квидо, нервничая оттого, что не понимает смысла всей сцены на противоположной стороне.
— Какая еще подушка? — прохрипел пан Главатый, которого уже начинало утомлять частое присутствие Квидо. Врач, как раз осматривавший астматика, подошел к Квидо и поглядел в указанном направлении.
— Так это не подушка, а ребенок! Ты что, паршиво видишь?
Врач как в воду глядел: на свет появился Пако, а Квидо начал носить очки.
4) Двумя днями позже в парке перед родильным отделением. Ночь.
Отец(бросает в окно камушки). Фьюю! Фьюю!
За окном возникают белесые тени ночных рубашек и лица улыбающихся женщин. Потом тени исчезают, окно открывается, и появляется мать Квидо.
Мать.
Ах, кто же ты, что под покровом ночи
Подслушал тайну сердца?[20]
Отец. Не сходи с ума!
Мать.
Смерть ждет тебя, когда хоть кто-нибудь
Тебя здесь встретит. Как ты попал сюда?
Скажи, зачем пришел?
Отец(гордо). Я не пришел. Приехал.
Мать(изумленно). Что, ночью? Ты? А где машина?
Отец. Оставил за городом. Ты же знаешь, я не выношу стоянок.
Мать. Значит, ты ехал ночью? Ты же всегда утверждал, что в темноте у тебя куриная слепота.
Отец. Решил рискнуть. Ночь ясная. (Над хвойной рощицей взошла большая яркая луна.)
Мать(польщенная). И все ради меня?
Отец. Наибольшие опасения внушали мне лесные звери: вдруг из леса ни с того ни с сего выскочит большущая косуля! Ты можешь представить себе это кровавое месиво? Кошмар! Всю дорогу сигналил на всякий случай!
Мать. Ты ехал лесом? Каким путем ты сюда ехал?
Отец. Лесом я не ехал. Но где написано, что косули не могут быть и в поле? Во всяком случае, не думаю, что лесник привязывает их в лесу за ноги.
Мать. И то правда. Ты мой герой. Это я серьезно. Честное слово.
Отец. Пожалуй, в автошколе слишком мало часов отводят ночной езде. При том что ночная езда имеет массу совершенно специфических…
Мать(перебивает его). Люблю тебя!
Отец(оторопело). Я…
Мать. Меня ты любишь? (Мечтательно декламирует.)
Знаю, скажешь: «Да».
Тебе я верю. Но, хоть и поклявшись,
Ты можешь обмануть: ведь сам Юпитер
Над клятвами любовников смеется.
О милый мой Ромео, если любишь —
Скажи мне честно.
Отец. Не сходи сума! Как дела с мочой?
Мать(растерянно). Не кричи. Потом скажу. Нас могут услышать.
Отец. Кто?
Мать(показывает на этаж выше). Мужчины из урологии.
Отец. Ну и что? Разве я не могу спросить, в порядке ли у тебя моча?
Мать(краснеет). Тссс! (Шепчет едва слышно.) В порядке.
Отец. Что? Совсем не понимаю тебя!
Мать(краснеет еще сильнее, продолжает шептать). Моча в порядке.
Отец. Что? Черт подери, ничего не понимаю!
Мать(взрывается). О таких вещах на людях вообще меня не спрашивай!
Отец. А кровь? Про кровь я все-таки могу спросить?
Мать. В порядке.
Отец. Серьезно?
Мать. Серьезно. Кровь в порядке.
Отец(шепчет). А моча?
Мать(взрывается). Черт возьми! Говорю же, что…
Отецуспокаивающе). Ну хорошо, хорошо. Спокойно… Что делает Пако?
Мать. Сейчас? Спит.
Отец. А Квидо?
Мать. Очевидно, тоже спит. (Иронично.) Это тебя удивляет?
Отец. Он чистил вечером зубы?
Мать(иронично). К сожалению, не знаю, но завтра спрошу главного врача.
Отец. Будем надеяться, что чистил. Ты ведь знаешь его.
Мать(все с той же иронией). Будем надеяться.
Оба молчат.
Мать(преднамеренно очень громко). Должна ли я думать, что ты ехал ночью тридцать пять километров сквозь табуны косуль лишь ради того, чтобы спросить, чистил ли твой старший сын зубы? В таком случае школьный врач обязан тебе купить коробку конфет.
В палате раздается взрыв смеха.
Отец(с улыбкой). Не для того. (Принимает серьезный вид.) Я приехал сообщить тебе нечто важное.
Мать. Что случилось? (Испуганно.) Ты разбил обогреватель?
Отец. Да нет же. Я ни в коем случае не хочу драматизировать ситуацию, но тебе лучше сесть.
Мать. О господи! (Она садится и теряет из виду отца.) Надеюсь, ты не вступил в партию?! (Вполголоса к женщинам в палате.) Из-за этого человека у меня прекратится лактация! (Громко.) Ты там?
Отец(громко). Да.
Мать(резко встает). Ты вступил в партию?!
Отец. Нет, что ты дуришь? Спятила ты, что ли? Что ты все время со своей партией?
Мать. Ну так что, скажи наконец?
Отец(торжественно). Я поступил в УМЛ.[21]
Мать. Ты с ума сошел? Почему в УМЛ?
Отец(с улыбкой вынимает связку ключей). Чтобы нам дали квартиру.
Мать(потрясенная). Квартиру?
Женщины(столь же потрясенные). Квартиру?
Занавес.
— Заходи, товарищ, — встретил Шперк отца Квидо в тот памятный день в своем кабинете. — Приветствую тебя в Сазаве.
Отец Квидо несколько растерянно прошел по красному ковру и взял руку, протянутую ему улыбающимся Шперком.
— Живу тут уже более года, — заметил он. — Вернее, мерзну.
— И даже летом? — засмеялся Шперк.
— Летом, разумеется, нет, — сказал отец Квидо и поднял взгляд к дипломам и плакатам на стене, скользнул им по книжному шкафу темного полированного дерева, где на полках, кроме нескольких брошюр в красных обложках, были в основном образцы огнеупорного стекла. Он выжидал. Шперк наблюдал за ним.