— Да. Теперь все понятно. Знаю некоторых коллекционеров. Если бы я раньше выразил восторг, Елизавета Петровна не смотрела бы на меня год, как на полено, из которого еще не сделали Буратино.
У них был по-настоящему теплый, приятный, семейный ужин. Сырники, похожие на какие-то экзотические пирожные, конечно, исчезли как сон. Елизавета Петровна срочно допекала следующую партию. Поставила на стол все, что оказалось в холодильнике. Салат, нарезку колбасы, йогурт, конфеты. Таня толкнула локтем Антона: «Посмотри». Елизавета Петровна давала Вероне по кусочку сырник. Та деликатно принимала. Увидев, что они на них смотрят, Елизавета Петровна сказала, как будто оправдываясь:
— Это очень интеллигентная, кроткая собака. Все остальные такие нахальные.
Антон и Таня, по очереди приняв горячую ванну, пришли к себе, мечтая только о сладком провале в сон. Но не получилось без близости. Вроде бы и не расставались в эти дни, а как будто встретились после тяжкой разлуки. И тот же раскаленный рай…
— Хорошо сегодня как все было, — пробормотала Таня, засыпая.
Антону показалось, что всего через секунду он ее увидел уже стоящей у кровати и натягивающей «собачьи» джинсы. О боже! Неужели утро? Это невозможно!
— Только не вздумай вставать, — сказала Таня. — Еще очень рано. Мы погуляем с Вероной, потом, может, у меня получится еще немного доспать.
Он пытался на нее смотреть, но глаза просто бастовали, веки слипались. С облегчением натянув повыше одеяло, он успел сказать: «Получится. Я даю нам выходной. И всем позвоню. Сегодня ведь пятница, а у нас порядок». И уснул.
Антон успел проснуться до их возвращения и даже позвонить сотрудникам. Остался лежать в надежде, что они с Таней будут досыпать, как она собиралась. Когда она вошла в комнату, ему показалось, что он не просыпался. Это сон!
Верону Таня оставила в прихожей, поскольку ее нужно было помыть. А в руках она держала грязного серого щенка, который с любопытством его разглядывал.
— Что это? — проговорил Антон.
— Щенок! — взволнованно ответила Таня. — Понимаешь, у нас накопились всякие коробки из-под корма, пакеты, то, что в мусоропровод не проходит. Мы с Вероной пошли выбрасывать все это на помойку. А там ползает этот песик. Ищет еду. Посмотри: у него отрезан по-живому хвостик. Еще кровь идет. Какие-то негодяи хотели его, наверное, продать как кавказскую овчарку, он похож, они не знали, что кавказцам купируют уши. Не получилось, выбросили, как испорченный товар. Представляешь?
— Нет. Но я понял, что он хотел есть и что у него отрезан хвост. Я прошу тебя: покорми его, намажь ему чем-то ранку и отнеси назад. Пока не проснулась твоя мама. Да и я тут размечтался. Ты понимаешь, что у нас за год брака был всего один спокойный вечер, когда всех не трясло и не клинило из-за недоверия друг к другу? Ты понимаешь, что тебе нельзя выносить мусор? С завтрашнего дня это буду делать я.
— Ты сошел с ума, — удивленно пожала плечами Таня. — Ты считаешь, я способна выбросить щенка на верную гибель?
— Я считаю, что у нас накрылись как минимум спокойные выходные. Если я не прав, сходи еще раз на помойку, найди там камень и брось в меня. А пока я сплю. На мне дело вообще-то. Мне нужен отдых. Мой заместитель распоряжается свободным временем, как считает нужным.
Антон повернулся к воплощающей собой живую скульптуру Каппе жене со щенком, подумав, кстати, что подобная скульптура хорошо бы смотрелась. Если бы он не разозлился, сфотографировал бы и продал мастеру сюжет. Но он натянул одеяло на голову и велел себе: спать. И тут же выполнил свой приказ. Проснулся через час. Прислушался. Тишина. В интеллигентной семье при подобных обстоятельствах это гораздо хуже, чем громкая ссора. Хотя… Может быть, Елизавета Петровна ушла кормить своего британца. Маленькая такая надежда. Он встал, надел спортивный костюм, направился в ванную, по дороге заглянул в кухню. Надежда не сбылась. Таня сидела за маленьким столиком, разложив какие-то книги, и что-то крошила в плошку. Она собиралась кормить щенка. Верона уже поела и с изумлением разглядывала пушистое, вьющееся вокруг ножки стола существо. У другого стола, включив кофеварку, стояла спиной к ним Елизавета Петровна. Такая знакомая позиция: прямая, несгибаемая, как восклицательный знак. Щенок был уже помыт, но высохнуть еще не успел. Когда Антон вошел в ванную, он понял, что теща увидела то же, что и он. Таня не успела почистить ванну. Удивительно, как на таком маленьком существе поместилось столько грязи. Но пахло отличным шампунем. Не только Антону и Елизавете Петровне, но даже душевому шлангу было понятно, что после подобного мытья никого не отнесут на помойку.
«Ничего, — подумал Антон, — в моем роду, кажется, были и крепостные. Помыть ванну — это самый маленький пустячок в этой ситуации. А вдруг все как-то сложится? Верона большая, но она умудряется быть незаметной. Очень деликатная. А этот… Он пока меньше кошки. Из чего делать проблему?» Душ совсем успокоил Антона, он вышел уже в нормальном настроении. Вошел в кухню.
— Доброе всем утро. Привет пришельцам из мусорного бака. Интересно, здесь всем дают завтрак? Я могу на него рассчитывать?
Да, как-то сложится… Теща слегка повернулась и холодно кивнула. Таня прижала палец к губам, чтобы он помолчал. Она слушала кого-то по мобильному телефону.
— Да, спасибо. Я поняла. Это все есть. Это сейчас куплю. Обязательно приедем на осмотр, перед этим дам глистогонку, чтобы сделать прививку…
На слове «глистогонка» Елизавета Петровна резко отодвинула свою чашку кофе и удалилась. Через какое-то время она прошла через холл и вышла из квартиры. Без верхней одежды. Значит, к коту.
— Антон, — умоляюще сказала Таня. — Я пока не могу прерваться. Мне нужно во всем разобраться и выбрать дозу. Понимаешь, этот щенок только кажется толстеньким, у него очень длинный мех. Но на самом деле у него практически дистрофия. Все косточки прощупываются. Даже не могу возраст определить. Зубки вроде не менялись еще. В холодильнике есть яйца и бекон. Ты не сделаешь себе омлет?
— Почему нет, — бодро сказал Антон. — У меня пока нет дистрофии. Тебе тоже сделать?
— Оставь немножко. Я потом поем. Кстати, его зовут Чарлик.
— Очень приятно. Когда он тебе об этом сообщил?
— Я сразу поняла, как только его увидела.
Так. Когда ситуацию нельзя исправить, ее можно только принять. Антон пожарил омлет на двоих. Сварил кофе. Поел сначала сам, потом к нему присоединилась все еще возбужденная жена. Они позавтракали. Таня сказала:
— Я сбегаю в аптеку. Ты пока поспи, хорошо?
— Мы собирались вместе досыпать. Но это уже не так важно. Хорошо. Я вообще думаю, не устроить ли мне сегодня себе день сурка?
— Хорошая идея, — машинально кивнула Таня, и он понял, что она просто сейчас думает о другом.
Тем не менее они вместе помыли посуду, затем она ушла в аптеку. Верона продолжала наблюдать за пришельцем. Антон вернулся в спальню и лег, мечтая проснуться как минимум через сутки.
Такие скромные мечты никогда не сбываются. Когда Антон проснулся и посмотрел на часы, выяснилось, что прошло всего полтора часа. В квартире раздавались странные звуки. Были слышны голоса жены и тещи, но они произносили не слова, а междометия. И даже издавали стоны. Вставать и выходить было реально страшно. В течение года ни в какой ситуации ни одна из этих женщин не говорила «ах» или «ох». Они были не из тех, кто кудахчет по пустякам. Но он вышел. Увидел Таню, еще в куртке, которая стояла на пороге комнаты матери, уронив на пол пакеты. У нее были огромные, потрясенные глаза, рот она закрыла руками. Антон шагнул к ней, как на передовую. Да, это покруче Хичкока. На полу комнаты, паркет которой был обычно натерт до зеркального блеска, — не было ни одного свободного кусочка. В облаках из меха и шерсти и в обломках фарфора лежало множество разноцветных стеклянных глаз. И они все смотрели на Антона. Прислонившись к стене, стояла Елизавета Петровна. Она была олицетворением несчастья. Антон быстро отвел взгляд.
— Так, — произнес он храбро. — Я вижу почти целую таксу и не совсем разбитого хозяина. Хорошо, что это вижу я, а не Каппе. Но, мне кажется, статуэтку можно восстановить.
Он сделал шаг в комнату, но тут подала голос Таня:
— Подожди! Мне нужно собрать все глаза! Ты посмотри! Они крепились иголками. Если щенок эти иголки проглотил, хотя бы одну, он погибнет!
Она оттолкнула Антона и почти упала на пол, под ее коленом захрустел очередной обломок произведения искусства.
— Что ты делаешь, — тихо, с ненавистью произнесла Елизавета Петровна. — Ты — идиотка. Ты — сумасшедшая. Мне нужно было еще в детстве поставить тебя на психучет.
— Минуточку, — не выдержал Антон. — Вы можете оскорблять свою дочь, но вы не можете оскорблять в моем присутствии мою жену. Произошла неприятность. Что-то поправимо, что-то, к сожалению, нет, но все же не стоит в такой степени терять над собой контроль. Это отвратительно, то, что вы сказали, Елизавета Петровна.
— Да кто бы говорил! — саркастически произнесла она. — Нормальный мужчина выбросил бы с балкона этого мерзкого щенка вместе с его глистами. Но как моя дочь могла выбрать нормального мужчину?!
— Так. Поддерживать базар подобного рода я не собираюсь.
Антон резко развернулся и ушел в спальню. Остановился посреди комнаты, чувствуя, что все его мышцы как будто свело судорогой. Он, наверное, превращается в такую же статую, как Елизавета Петровна. Что делать?
Он даже не понял, много или мало времени прошло, когда в комнату влетела Таня. У нее в руках был пакет с этими проклятыми глазами.
— Я все собрала, кажется. Вроде бы везде иголки на месте. Но не исключено, что Чарлик проглотил и глазки вместе с иголками. Надо срочно везти его на рентген.
— Где эта сволочь? — почти спокойно спросил Антон.
— Да вот, смотрит на нас из-под кровати.
Антон опустил взгляд. Действительно смотрит. Морда, надо себе признаться, очень симпатичная. С балкона он его не выбросит, но ситуацию нужно решить как-то резко. Иначе конец их семье. К своим родителям он двух собак, одна из к