Модильяни вообще не мог спать ночью.
Анна вспоминала: «Часто, заслышав его шаги в сонной тишине улицы, я подходила к окну и сквозь жалюзи следила за его тенью, медлившей под моими окнами…»
Он останавливался – она выходила – и начиналась очередная ночная прогулка.
Как относился ко всему этому Гумилев – непонятно. Быть может, тогда он готов был терпеть от Анны все что угодно?
Из всех свиданий с Амадео особенно запомнилось Анне одно, несостоявшееся: «Как-то раз мы, вероятно, плохо сговорились, и я, зайдя за Модильяни, не застала его и решила подождать его несколько минут. У меня в руках была охапка красных роз. Окно над запертыми воротами мастерской было открыто. Я от нечего делать стала бросать в мастерскую цветы. Не дождавшись Модильяни, я ушла. Когда мы встретились, он выразил недоумение, как я могла попасть в запертую комнату, когда ключ был у него. Я объяснила, как было дело. «Не может быть – они так красиво лежали…»
Амадео верил в мистические предвидения Анны, постоянно твердил, что она читает его мысли. Поверил и в то, что она может пройти сквозь запертую дверь.
…Запертая дверь и розы на полу – символ любви Анны и Амадео: невозможной, но все же случившейся любви.
Амадео много рисовал Анну. В том числе контур ее обнаженного тела. Так ответ на вопрос – были ли они любовниками? – существует в задокументированном виде. Все рисунки он подарил ей, она увезла их в Россию, где большинство из них исчезло, видимо, было уничтожено в Ленинграде в блокаду.
«Вероятно, мы оба не понимали одну существенную вещь: все, что происходило, было предысторией нашей жизни: его – очень короткой и моей – очень длинной», – запишет Анна Андреевна уже в старости.
Роман Ахматовой с Модильяни окончился вместе с ее медовым месяцем.
Финал Модильяни был трагичен. Сам Амадео умер от туберкулеза 24 января 1920 года. На следующий день после его смерти покончила с собой его возлюбленная Жанна Эбютерн, находившаяся на девятом месяце беременности.Ольга Николаевна Гильдебрандт-Арбенина рассказывала о браке Ахматовой и Гумилева:
«Единственно, что они условились с Ахматовой, – сказать друг другу о своей первой измене. «Представьте себе, она изменила первая», – сказал он без всякой злости…»
Что он имел в виду? Наверное, роман с Модильяни…
В конце июня 1910 года Ахматова и Гумилев вернулись в Россию и поселились в Царском Селе.
Анна Андреевна Гумилева, мать Николая, вспоминала: «Ахматова была высокая, стройная, тоненькая и очень гибкая, с большими синими, грустными глазами, со смуглым цветом лица. Она держалась в стороне от семьи. Поздно вставала, являлась к завтраку около часа, последняя, и, войдя в столовую, говорила: «Здравствуйте все!» За столом большею частью была отсутствующей, потом исчезала в свою комнату, вечерами либо писала у себя, либо уезжала в Петербург…»
Николай ввел Анну в круг своих друзей поэтов, где она сразу же воцарилась – еще не как поэтесса, но уже как необыкновенно привлекательная женщина. Анна была счастлива, а Николай тяготился супружеством: все складывалось не так, как он себе намечтал. Гумилев снова решил поехать в Африку, этот континент манил его, там он воскресал душой.
В отсутствие мужа Анна перестала посещать светские мероприятия, полностью погрузилась в поэзию. Она рассказывала: «Я носила тогда зеленое малахитовое ожерелье и чепчик из тонких кружев. Я не каталась верхом и не играла в теннис».
Когда Николай вернулся, жена встретила его с новыми стихами, искренне его восхитившими. Именно тогда он наконец признал Анну как поэта, равного себе. Но для него это было нелегко. Гумилеву нужна была рядом восторженная жена-поклонница, а не равная по силе творческая натура.
Сергей Константинович Маковский писал: «Трещина в их любви обозначилась с первого года брака. Они были слишком «разные». В плане поэтическом, может быть, только дополняли друг друга, но в жизни… С отрочества Гумилев мнил себя «конквистадором». После поездки в Африку пышным цветом расцвели его экзотические восторги, и так хотелось ему увлечь жену мечтой о далеком волшебстве мира, о красоте пустынь под небом Южного полушария с созвездием Креста и о первобытном человеке, божественно-сильном, неистертом так называемой цивилизацией, живущем в согласии с природой и ее тайнами. От Анны Андреевны он требовал поклонения себе и покорности, не допуская мысли, что она существо самостоятельное и равноправное. Любил ее, но не сумел понять. Она была мнительно-горда и умна, умнее его; не смешивала личной жизни с поэтическим бредом. При внешней хрупкости была сильна волей, здравым смыслом и трудолюбием. Коса нашла на камень… Гумилев был еще «одержим» впечатлениями от Сахары и подтропического леса; с ребяческой гордостью показывал он свои «трофеи», вывезенные из «колдовской» страны: слоновые клыки, пятнистые шкуры гепардов и картины-иконы на кустарных тканях, некое подобие большеголовых романских примитивов. Только и говорил он об опасных охотах, о темнокожих колдунах, о крокодилах и бегемотах – там, в Африке, доисторической родине человечества, что висит «исполинской грушей» на дереве Древней Евразии. Анну Андреевну не очень увлекала эта экзотическая бутафория. На жизнь она смотрела проще и глубже. К тому же во время отсутствия мужа она сама выработалась в поэта вдохновенно-законченного, хоть и по-женски ограниченного собой, своею болью. Гумилев должен был признать право ее на звание поэта, но продолжал раздражаться все больше ее равнодушием к его конквистадорству. Никакой блеск собственных его рифм и метафор не помог убедить ее, что нельзя вить семейное гнездо, когда на очереди высокие поэтические задачи. Помощница нужна ему, нужен оруженосец, спутник верный, любовь самоотречения нужна, а не женская, ревнивая, к себе самой обращенная воля. Что делать? Он даже готов покаяться, обуздать свой нрав, только бы чувствовать ее частью самого себя, воплощенной грезой своей… Но она безучастна, хотя еще любит его, чужда ему в завоеванной им славе…»Анна Ахматова, Николай Гумилёв, Лев Гумилёв. 3 апреля (по старому стилю) 1915 года
Осенью 1911 года Гумилев с друзьями организовали «Цех поэтов», из которого потом выросло движение акмеизма. «Акмэ» – острие копья, вершина совершенства, цветущая сила – как только не переводится это слово! Акмеисты заявляли, что будут писать самые прекрасные стихи, каких не было прежде. И некоторые из акмеистов действительно потрясли поэтическую Россию, в первую очередь – сам Николай Гумилев и его супруга Анна Ахматова, чей первый сборник «Вечер» вышел весной 1912 года скромным тиражом 300 экземпляров, но был благожелательно принят критикой, еще благожелательнее – публикой. У нее сразу появились подражательницы: этих поэтесс так и называли «подахматовки».
1 октября 1912 года у Анны и Николая родился сын, окрещенный Львом. Анна никакого тяготения к материнству не испытывала, и даже при виде младенца в ней не пробудился могучий древний инстинкт. Она была слишком значительный поэт, чтобы стать хорошей матерью. Ребенка забрала бабушка, мать Гумилева, Анна Ивановна, у которой Левушка прожил шестнадцать лет, лишь изредка встречаясь со своими знаменитыми и блистательными родителями.
Супружество Ахматовой с Гумилевым все больше напоминало сожительство двух друзей, объединенных общей идеей и общим увлечением, и вместе с тем – не прекращалось их поэтическое соперничество, выматывавшее нервы им обоим.
В начале весны 1913 года Николай Гумилев отправился в свое последнее путешествие по Африке: на этот раз – в качестве начальника экспедиции, организованной Академией наук.
Анна без него не скучала, много писала, вела активную светскую жизнь, принимала поклонение влюбленных мужчин и восторженных женщин.
Ее превозносили как величайшую поэтессу современности. С ней дружили выдающиеся поэты – Александр Блок, Осип Мандельштам, и с каждым из них она обменивалась стихами, и с каждым из них ей приписывали роман… Но если романы и были, то только духовные, воображаемые.
Для Анны дружба и любовь казались чувствами неотделимо-близкими: многие отмечали, что в стихах она чаще пишет «друг», «подруга», чем «возлюбленный», «любимая»: «О нем гадала я в канун Крещенья, Я в январе была его подругой…» или «Прав, что не взял меня с собой, И не назвал своей подругой». «Души высокая свобода, Что дружбою наречена» для нее была святее других человеческих чувств.«Для Анны дружба и любовь казались чувствами неотделимо-близкими: многие отмечали, что в стихах она чаще пишет «друг», «подруга», чем «возлюбленный», «любимая»: «Души высокая свобода, Что дружбою наречена» для нее была святее других человеческих чувств».
Духовное в дружбе и любви доходило до неких запредельных высот.
А вот телесное – этого она, кажется, вовсе не ценила.
Зато Гумилев, вернувшись из экспедиции, закрутил вполне плотский роман с Ольгой Высотской, и она родила ему сына Ореста.
Законный сын Лев был старше незаконного Ореста всего на год.
И оба они пострадали из-за отца – Анне Ахматовой и Ольге Высотской предстояло встретиться в очереди возле тюрьмы в конце 30-х.Ольга Высотская была не единственной любовницей Николая Гумилева.
У него имелся обширный донжуанский список.
В 1908 году, будучи влюбленным в Анну Ахматову и сватаясь к ней, он пережил страстный роман с Лидией Аренс.Портрет Анны работы Модильяни. 1911 год
В 1909 году, не оставляя надежд жениться на Ахматовой, увлекся поэтессой Елизаветой Дмитриевой, творившей под псевдонимом Черубина де Габриак, предлагал ей руку и сердце, и кончилось все дуэлью с Максимилианом Волошиным 22 ноября, на Черной речке, на месте дуэли Пушкина… Никто на этой дуэли, к счастью, не пострадал. А Черубина через три года вышла замуж за инженера Васильева.
В 1912 году, уже будучи женатым, отчаянно влюбился в смертельно больную барышню Марию Кузьмину-Караваеву, посвящал ей стихи и говорил: «Машенька, я никогда не думал, что можно так любить и грустить…»
Пережил страстный роман с сестрой поэта-акмеиста Георгия Адамови