Или просто – ей нравилось мистифицировать окружающих?
В ее знаменитой книге «Мои часы идут иначе» (изданной на русском языке издательством «Вагриус» в 1998 году) не меньше половины – вымысел… Описала не существовавший голод в Москве в 1915 (!) году, отца произвела в министры путей сообщения, историю с самоубийством Владимира Чехова приписала своей матери – дескать, застрелился «дядя Володя» от любви к прекрасной и неприступной Елене Юльевне, – а себя сделала актрисой МХАТа, одной из «Трех сестер». Впрочем, там присутствовали фальшивые – но весьма экзотические – подробности не только из ее собственной жизни, но и из жизни совершенно посторонних ей людей, например – Царской Семьи. При этом она умолчала о многом важном, значительном…
Возможно, все это делалось в коммерческих целях – чтобы привлечь читателя, покупателя. «Мемуары» действительно принесли Ольге Чеховой неплохой доход. Впрочем, об этом – впереди…
Но куда более достоверно звучат воспоминания Владимира Владимировича Книппера в его книге «Голоса в тишине старого дома»: «После 1917-го дядя Костя – управляющий Алтайской железной дорогой, и.о. начальника Омской железной дороги. Сибирские военные годы сказались на здоровье. Обострилась болезнь сердца, язва желудка. Дядя Костя подает заявление с просьбой о поездке в Москву, чтобы показаться врачам. Приходит телеграмма, разрешающая Константину Леонардовичу отпуск по болезни, и он вместе с Лулу едет в Москву. Приезжают они в недобрый час. Из Москвы исчез сын Лева, тете Оля оказалась с группой Качалова в тылу белых, что-то должно было произойти с Олей-младшей, ушедшей от Миши Чехова… И последнее, самое горькое. Умерла мама дяди Кости, моя бабушка Анна Ивановна. Умерла за год до возвращения в Москву Константина Леонардовича».
Приехав в Германию, красивая и целеустремленная «русская аристократка» легко завоевала светские салоны, богемный круг и была приглашена играть в кино – немом, по-немецки она еще плохо говорила. Первая же роль принесла ей успех. Она действительно волшебно смотрелась в серебристом сиянии экрана. Ольга Чехова начала все чаще сниматься: она отличалась редкостной работоспособностью – и на экран выходили один за другим фильмы, где она играла аристократок и авантюристок, преимущественно – иностранок, а в сущности – себя саму. Она была так загадочна, эта русская с холодными глазами… Чаще всего ее снимали в «костюмных» фильмах. Она действительно была несколько несовременна: роскошная женщина, тогда как в моде господствовал стиль «сорванец» – короткая стрижка, костлявые плечи, узкие вихляющиеся бедра. Но она обладала неким таинственным очарованием, ее взгляд, ее смех – завораживали! И вот у Ольги – такой «немодной» – появилось огромное количество поклонников, в том числе – очень состоятельных людей, очень знаменитых и обладающих очень большой властью.
Ольга развелась со своим австрийцем.
Встретилась после долгой разлуки с братом Левушкой, жившим теперь в Германии и рвавшимся домой.
Получила приглашение играть на сцене – это было серьезным рубежом в ее карьере, ведь в России она о сцене и мечтать не могла, в России принято было (и до сих пор отчего-то принято) считать, что красивая женщина никак не может быть талантливой актрисой, и талантливыми неизменно провозглашали дурнушек.
Тетя Ольга Леонардовна приезжала в Германию и видела Ольгу на сцене, но особых восторгов по поводу ее талантов не высказала. И вообще в ее письмах того времени очень мало упоминаний о творческой деятельности Ольги, удачливой актрисы, и гораздо больше – о творческой деятельности Льва, начинающего композитора.
Из письма Ольги Леонардовны Книппер-Чеховой к брату Владимиру Леонардовичу Нардову-Книппер (Фрейбург, 27 июня 1923 года): «Приехала я после 12-дневного плавания и после адовой работы в Америке разбитая, ничего не помнящая и не знающая, куда себя девать… Решила ехать поюжнее, к Леве, там же и Станиславские. Пока живу с Левой (он переехал из санатория на квартиру). У Левы комната с роялем. Он пишет, но музыку очень крайнего направления, я еще мало слышала, но разберусь. Занимается, выглядит не то чтобы очень хорошо, но не жалуется. Оля была как раз свободна, и мы с ней побродили, посидели. Она отлично устроила свою квартиру… Поклонников, кажется, очень много. Знаю, что наш Бертенсон имеет на нее серьезные намерения и делал ей предложение, но ничего не вышло и она держит его около себя в качестве друга. Он ее очень любит и будет делать все, что она ему прикажет. (C.Л. Бертенсон был секретарем дирекции Художественного театра, заведовал труппой, ради Ольги Чеховой остался в Европе, после прихода к власти нацистов переехал в Америку, где впоследствии и скончался. – Прим. авт. ) Она мне сама говорила, что без чувства не свяжет больше свою жизнь ни с кем. После Америки все кажется маленьким, миленьким и уютным, а Берлин весь зеленый, пушистый – прямо красив. Здесь во Фрейбурге же чудно: тихо, никто никуда не идет, не спешит, только люди для собственного удовольствия живут. Я сплю как убитая. Птицы поют. Живем в прекрасной вилле».
Из письма Ольги Константиновны Книппер-Чеховой к брату Владимиру Леонардовичу Нардову-Книппер (Фрейбург, 31 августа 1923 года): «…из Левы получается что-то интересное. В половине сентября он перебирается в Берлин и хочет работать и слушать побольше музыки. Страшно только за его здоровье. Месяц, что мы жили вместе, он хорошо занимался, по утрам играл упражнения и много Баха – он очень любит Баха. Радует, что вернулась к нему память; родные, конечно, не судьи, но по-моему, его композиции интересны. Я чувствую, что это не белиберда. Вот повидаюсь с ним, послушаю и напишу о нем. Он познакомился со многими молодыми композиторами и был наверху блаженства, что попал в артистическую среду. Он очень верит в себя. Дай Бог ему! Володя, меня очень беспокоит состояние здоровья Кости. Напиши мне, очень прошу. И скажи ему, чтобы он порадовался за Леву и не волновался за него. Олюшка очень ослабла и устала. Жалко мне ее – она одинока».
Из письма Ольги Константиновны Книппер-Чеховой к брату Владимиру Леонардовичу Нардову-Книппер (Париж, 10 октября 1923 года): «У Оли своя премьера, с большим успехом. Передай хоть по телефону Косте и Лулу мои объятия и поцелуи за их милые письма. Неужели я когда-нибудь буду в Москве?!» Письмо длинное, все о красотах Парижа, а о племяннице Оле, которая «так одинока», и о ее большом успехе – одна строчка! Почему такое невнимание? Почему так мало радуют знаменитую тетку успехи ее пока еще только известной племянницы?
Зато Ольга потом еще долго писала тете смиренные письма, в которых удивлялась всему этому «чуду», которое с ней случилось – случается ежеминутно! Михаил Чехов, напротив, был горд и счастлив тем, что жена приобретает мировую славу под его фамилией. И – завидовал, смертельно завидовал…
Тем временем умер отец Ольги. Все оставшиеся члены семьи – мать, дочка, сестра и появившаяся к тому времени племянница – приехали к Ольге в Германию. Наконец после долгой разлуки Ольга снова знакомилась со своей дочерью… И полюбила ее еще сильнее! Она купила прелестную квартирку в центре Берлина, роскошно обставила ее и стала еще больше работать, теперь уже – чтобы обеспечить безбедную жизнь всем своим дорогим, чтобы вознаградить их за все лишения, которые они претерпели в России! Она одна обеспечивала всю семью – и считала это своим долгом.
Правда, вскоре сестра Ада вышла замуж. Первый брак ее, как и у Ольги, был неблагополучен – а в новом браке, с немцем, и сама Ада, и дочка ее Марина обрели наконец покой и довольство.
И в конце концов, только брат Левушка – один из семьи – остался в России. Вернее, вернулся в Россию после долгих лет пребывания за границей вместе с другими офицерами побежденной и выброшенной из страны белой армии. Впоследствии он станет известным советским композитором: Лев Книппер – он написал «Полюшко-поле». А в воспоминаниях Льва Константиновича Книппера, изданных в начале 80-х, имена сестер Ады и Ольги будут упомянуты всего один раз. Вообще все контакты между «русскими» и «германскими» Книпперами были оборваны вскоре после прихода Гитлера к власти. Владимира Владимировича Книппера вспоминал в своей книге «Голоса в тишине старого дома»: «О своей двоюродной сестре Оле Чеховой я знал очень мало. Когда я был крохой, она мне прислала из Германии немецкий букварь, потом подарила нарядный свитер и костюм, потом гномика, в больших глазах которого при нажатии кнопки с треском загорались кремниевые искры. Я спросил как-то папу: «От кого эти подарки?» – и папа показал фотографии красивой молодой женщины в легком белом платье с крылышками и объяснил, что она моя сестренка и много снимается в кино. Потом я узнал, что германская Оля хотела подарить мне самолетик, летающий под любым потолком любой квартиры и с помощью нехитрого радиоуправления сбрасывающий светящиеся звездочки, похожие на бомбочки. Но они не взрывались, а исторгали музыку – «Полет Валькирий» Вагнера. Папа рассвирепел, громко и долго говорил, что они там, в Германии, сходят с ума, спрятал пакет с фотографиями на дно письменного стола и наказал о летающем «звездомете» и об Оле с ее сестрой Адой, у которых, как я знал, есть дочери Оля и Марина, не заикаться, пока в Германии у власти стоят мракобесы».
Слава Ольги Чеховой была столь велика, что ее пригласили в Голливуд. Она плыла за океан, преисполненная радужных надежд, но все окончилось горьким разочарованием: «империя грез» показалась ей тошно-бездушной… Нет, она не могла здесь жить и работать – даже ради того, чтобы вытащить маму и Аду из Европы, из Германии, где снова было как-то неспокойно… Не могла – и все!
Не много было того, чего она в своей жизни не могла.
Вернувшись в Германию, Ольга решила создать собственную киностудию и попробовать себя в качестве режиссера. Нашлись «компаньоны», поддержавшие ее… Правда, деньги вкладывала только она и занимала – под заклад дома.В 1928 году в Германию приехал Михаил Чехов с женой – с той самой девушкой, с которой он изменял Ольге едва ли не в ее присутствии! Он пожелал увидеться с дочерью. Ольга разрешила. А потом – сочувствие ли это было или желание хоть немного повластвовать над некогда так жестоко оскорблявшим ее человеком, унизить его, облагодетельствовав? Или она все еще каким-то краешком сердц