Он совершенно ничего не увидел – в окружившей его темноте, казалось, мелькали всполохи, – однако услышал слабый шум, словно кто-то поставил зонт в специальную фарфоровую подставку.
– Ну, вы меня видите? – раздался голос из темноты.
Глаза Пейджа немного привыкли к темноте.
– Нет, сэр, – ответил он. – Сейчас я вижу только нечто вроде тени рядом с вазой.
Полковник Маркуис, прихрамывая, двинулся вперед, вертя в ладонях пистолет. Он вытянул руку и произнес:
– Вы заметили, инспектор, что пуля не вылетела в окно?
Раздраженный сержант Борден уже изучал свежую дырку. В оклеенной желтыми обоями стене между южными окнами виднелись теперь два пулевых отверстия. Пуля, выпущенная полковником Маркуисом, прошла близко к левому окну, однако до окна ей оставался целый фут.
– Да, но если третья не вылетела в окно, куда она делась, хотел бы я знать? – проворчал Борден. – Меня уже тошнит от пуль. Это просто какой-то дождь из пуль, причем совершенно бессмысленный.
В половине шестого того же дня инспектор Пейдж вышел из метро на станции «Вестминстер» и устало побрел вдоль набережной к Новому Скотленд-Ярду. Он добился несомненного прогресса: в его блокноте появились доказательства как для оправдательного приговора, так и для обвинительного. Но он не успел ни пообедать, ни выпить пива.
Не далее чем на расстоянии выстрела из пневматического оружия от Скотленд-Ярда находился паб, который прохожие обычно не замечают, да и вообще все делают вид, будто его вовсе не существует. Однако его посещают полицейские. Пробираясь через промозглую сырость, которую принес с реки туман, Пейдж обнаружил, что паб только что открыл свои двери. Не заходя в общий зал, он сразу прошел в отдельное помещение, где ярко горели дрова в камине, и с удивлением заметил, что она уже занята. У камина сидел человек, вытянув длинные ноги, откинув на спинку кресла седую голову с проплешинами, держа кружку пива в испещренной пятнами руке, и его окутывало облако сигаретного дыма. Человек обернулся, и Пейдж узнал усмехающегося полковника Маркуиса.
Это было неслыханно. Если помощники комиссара и ходят в пабы, то не в те, какие посещают их подчиненные, и не пьют с кем-то младше по званию, чем старший инспектор. Однако полковнику Маркуису нравилось нарушать правила.
– А, инспектор, – произнес он. – Входите. Да, это я собственной персоной, не удивляйтесь. Я ждал вас. – Он сам позаботился о заказе. – Пиво, – объявил он. – И хлебните побольше, прежде чем мы начнем беседу.
Когда принесли заказ, полковник закурил, а Пейдж принялся за пиво.
– Ну так что, – предложил полковник, – есть подвижки?
– Ох, – вздохнул Пейдж, расслабившись, – не знаю насчет подвижек, но событий хватает. Дело-то разваливается.
– Что, черт возьми, вы имеете в виду? Пожалуйста, перестаньте издавать странные звуки и ответьте на вопрос. Это печально, если инспектор столичной полиции…
– Простите, сэр. В общем, два наших предположения не оправдались. Наиболее вероятный подозреваемый, не имевший алиби, сейчас, можно сказать, полностью оправдан. Человек, кого мы считали более-менее вне подозрений… ну, теперь уже под подозрением.
– Я не удивлен, – заметил Маркуис. – Кто оправдан?
– Кэролайн Мортлейк, – сообщил Пейдж. – Хорошо бы она не отнимала у нас столько времени. Похоже, она сама того не знает, но у нее железное алиби… Кэролайн действительно ходила на Гастингс-стрит. Я сам сегодня туда отправился, чтобы прояснить данный вопрос. У меня была ее фотография. Там нет магазина канцтоваров с номером дома шестьдесят шесть, зато есть газетный киоск с номером тридцать два – и ничего ближе к указанному адресу просто не найти. Кэролайн тоже это поняла и решила попытать удачу. Женщина из киоска заметила девушку, которая бродила взад-вперед по улице, разглядывая номера домов, и вообще странно себя вела. Наконец эта незнакомка решилась, вошла в газетный киоск и спросила, нет ли тут письма на имя Кэролайн Баэр. Тогда я достал фотографию Кэролайн, и женщина уверенно признала в ней ту незнакомку.
Письма, естественно, не оказалось. Это был обман. Но Кэролайн находилась в том киоске вчера в двадцать минут шестого, в Блумсбери. Даже если бы она летала или пользовалась сапогами-скороходами, она не сумела бы добраться до Хэмпстэда к половине шестого. Кэролайн вне подозрений.
Полковник Маркуис глубоко вздохнул. Некоторое время он молча смотрел на камин, а потом кивнул.
– Во всяком случае, что-то прояснилось, – произнес он. – Что дальше? Если один человек оправдан, кто тот, кто снова подпал под подозрение?
– Сэр Эндрю Трэверс.
– Боже!
Маркуис явно этого не ожидал. Он встал со стула и принялся, прихрамывая, ходить взад-вперед, сердито постукивая тростью.
– Понимаю, сэр, – широко улыбнулся Пейдж. – Держу пари, вы подумали, будто я собираюсь сказать «мисс Ида Мортлейк»?
– Вы проницательный человек, – заметил Маркуис, глядя на него. – Явно не простофиля.
– По крайней мере, не всегда, – отозвался Пейдж, подумав. – Знаю, вы считали, что я упускаю ее из вида. Вы приведете улику – нестыковку во времени. Уайт говорил, что она находилась в доме, разговаривала с дворецким около половины шестого – как раз перед тем, как сам Уайт примчался в павильон. Результат – алиби. Дэвис же заявил, что Ида беседовала с ним в двадцать минут шестого, и после этого дворецкий оставил ее одну. Результат – нет алиби.
– Да, я размышлял об этом. Официант! Еще пива!
– Я бы сказал, что в этом преступлении чувствуется женская рука. И, несомненно, очень старались бросить подозрение на Кэролайн Мортлейк. Но мое прежнее мнение об Иде остается неизменным. И добавлю кое-что еще, – продолжил Пейдж и постучал по столу. – Идея этого преступления принадлежит мужчине.
– Согласен. Но давайте о Трэверсе. Почему он снова под подозрением?
– Наверное, это преждевременное заявление. Сэр Эндрю сообщил, что был в своих апартаментах весь вчерашний день и оттуда нет другого выхода, кроме как через комнату клерка… Ну, сэр, это банальная, плоская, очевидная ложь. Есть и другой выход. В задней части здания находится пожарная лестница, и она тянется как раз мимо окна кабинета Трэверса. Сэр Эндрю мог бы по ней спуститься. Я не утверждаю, что он действительно это сделал…
Маркуис снова сел и внимательно посмотрел на каминную полку.
– Поблизости расположены офисы, – произнес он. – Полагаю, зрелище дородного и величавого адвоката в цилиндре, спускающегося по пожарной лестнице средь бела дня, вызвало бы какие-нибудь комментарии, если не сказать веселье. Черт возьми, Пейдж, что-то здесь не складывается. В данном случае сэр Эндрю Трэверс, как и его пистолет, по замечанию сержанта Бордена, становится похожим на нарост. Как он вписывается в эту картину? Каков у него мотив для убийства приятеля? Как он проник на территорию поместья, что зоркий Робинсон его не заметил? Нет, я не считаю, что этот важный джентльмен замешан в подобном деле.
– Я думал, у вас уже сложилось представление о том, кто убийца, сэр? – проговорил Пейдж. Он сказал это не без умысла – и задел Маркуиса.
– Вы совершенно правы. Я знаю убийцу и понимаю, как было совершено преступление. Но мне нужны факты и доказательства, и, кроме того, у меня достаточно здравого смысла, чтобы допускать вероятность ошибки, хотя эта вероятность настолько мала, что не должна нас смущать. Давайте разберемся с фактами. Сегодня вы еще что-нибудь выяснили?
– Лишь то, что касается алиби. Взять, например, Дэвиса. – Пейдж внимательно посмотрел на полковника, Маркуис выглядел предельно любезным. – Его алиби в том, что он находился в кухне с кухаркой и горничной между двадцатью и сорока пятью минутами шестого, более-менее подтверждено. Я говорю «более-менее», потому что, по словам кухарки, Дэвис спускался в подвал за пивом примерно в половине шестого и отсутствовал в течение трех минут. Вопрос в том, успел бы он проскользнуть в павильон, совершить преступление и вернуться обратно? Остается еще старый Альфред Пенни. У него нет алиби – в смысле, его невозможно подтвердить. По словам Пенни, он вышел из библиотеки Гилдхолла в пять часов и поехал домой на метро, но из-за пропуска поездов на паре пересадок и из-за задержек вернулся домой лишь без четверти шесть. Труднее всего отслеживать передвижения того, кто ездит на метро. Лично я уверен, что он говорит правду. – Пейдж захлопнул блокнот. – Вот так, сэр, – заключил он. – Это все, кто связан с нашим делом. Убийцей должен быть один из них. У меня есть еще два факта, которые дополнят мой отчет, и я расскажу о них, если хотите, но они только доказывают, как сузился круг подозреваемых.
– Выкладывайте.
– Да, сэр. Я попытался выяснить, кто подделал эти отпечатки обуви десятого размера и женские следы. Получил разрешение осмотреть все шкафы в доме. Женский след – это отпечаток правой туфли четвертого размера. И Ида, и Кэролайн носят четвертый размер. Но ни на одной из их туфель я не нашел ни следа грязи, если не считать простых дождевых брызг, которые можно получить на обычной прогулке. Это факт номер один. Факт номер два касается мужских ботинок. Только один человек в доме носит десятый размер…
– Кто же? – резко спросил полковник.
– Пенни.
По выражению лица Маркуиса Пейдж не понял, был он воодушевлен или же разочарован, но какая-то реакция определенно возникла. Полковник наклонился вперед в свете камина, щелкнув длинными пальцами. Его глаза сияли. Но поскольку он промолчал, Пейдж продолжил:
– У Пенни две пары обуви, не более. Это точно установлено. Коричневая и черная пара. Черные ботинки он обул вчера, и они промокли. Но ни на одной паре нет пятен грязи, а ведь грязь трудно оттереть полностью, чтобы не осталось следов.
Он сделал паузу, потому что обслуживавший их официант в этот момент осторожно заглянул в дверь с довольно загадочным видом и подошел к ним.
– Простите, – произнес он, – вы полковник Маркуис? Вас просят к телефону.
Помощник комиссара резко поднялся, и Пейдж заметил, что впервые за вечер он выглядит встревоженным.