– Хорошо, что большинство из вас здесь, – продолжил полковник Маркуис. – Отлично! Был бы вам признателен, если бы все вы отправились со мной к павильону. Да, все вы. У меня есть еще один гость, так что нас будет больше. Он называет себя Гэбриэлом Уайтом, хотя некоторые из вас знают его под другим именем.
Он махнул рукой, и один из пассажиров выбрался из машины. Собравшиеся молчали, и Пейдж не мог понять их реакцию на слова полковника. Появившийся перед ними Гэбриэл Уайт казался измученным и нервным.
Они гуськом направились к павильону, стараясь двигаться таким образом, чтобы не затоптать возможные следы вокруг тела. Все догадывались, что вскоре последует развязка, хотя немногие догадывались, какая именно.
В павильоне во всех комнатах горел свет, занавески были задернуты. Когда их процессия добралась до кабинета, взволнованный мистер Альфред Пенни – с очками на носу, – вскочил из-за стола судьи.
– Присоединяйтесь к нам, мистер Пенни, – предложил полковник Маркуис. – Вам наверняка будет интересно.
Он достал из разных пакетов свой арсенал из трех пистолетов и разложил их в ряд на письменном столе, от которого мистер Пенни поспешно отодвинулся. Пейдж обратил внимание на разные позы присутствующих. Ида Мортлейк стояла далеко от стола, в тени, вместе с Трэверсом. Кэролайн Мортлейк, с самоуверенным видом скрестив руки на груди, прислонилась к восточной стене. Невозмутимый, но явно забавляющийся ситуацией Дэвис находился рядом с полковником Маркуисом, словно собираясь исполнить любое его пожелание. Пенни маячил на заднем плане. Непокорный Робинсон (не собиравшийся снимать кепку) расположился около окна. Гэбриэл Уайт, который, казалось, может вот-вот рассыпаться на куски, стоял посреди комнаты, засунув руки в карманы.
А улыбающийся полковник Маркуис занял позицию за столом под лампой, выставив три пистолета перед собой.
– В этот момент, леди и джентльмены, сержант Борден кое-кому показывает тело Сары Сэмюэлс – тому, кто сможет идентифицировать его. И тем временем я, чтобы восполнить недостающие факты, хотел бы задать два вопроса… мисс Иде Мортлейк.
Ида сделала шаг вперед, решительная и собранная. На ее привлекательном лице было мало румянца и еще меньше мягкости.
– Спрашивайте обо всем, что хотите знать, – сказала она.
– Хорошо! В начале нашего расследования, мисс Мортлейк, мы слышали, что от черного хода на территорию поместья есть два ключа. У Робинсона был один, у вас как у присматривающей за хозяйством – второй. Они интересуют нас в свете событий вчерашнего дня, когда вы попросили запереть эти ворота. Робинсон запер ворота черного хода своим ключом. Где был ваш и где он сейчас?
Ида спокойно посмотрела на него.
– Он лежал в ящике кладовой дворецкого, вместе с другими ключами. И все еще там.
– Но – в продолжение первого вопроса – ключ ведь можно взять, сделать дубликат и вернуть на место, так, что никто бы об этом не узнал?
– Ну… да, полагаю. Ключ никогда не использовался. Но для чего?
– Тогда мой последний вопрос. Сегодня Робинсон сообщил нам важную деталь. Он рассказал, что недавно был переполох из-за восточных окон – тех, у которых расшатались рамы, и судья постоянно держал ставни на них закрытыми. Робинсон пояснил, что вы предложили вставить в окна новые рамы и открывать ставни, чтобы в кабинете было больше света. Хорошенько подумайте, прежде чем ответить. Робинсон сказал правду?
Ее глаза расширились.
– Ну… в каком-то смысле да. То есть именно я предложила это отцу. Но он и слышать об этом не захотел, у нас возник спор, и я оставила его в покое. Однако на самом деле это была не моя идея.
– Тогда кто предложил это вам? Вы помните?
– Да, конечно. Это…
В коридоре послышался топот, и дверь распахнулась. На пороге возник сержант Борден и отдал честь, его лицо сияло.
– Все в порядке, сэр! – сообщил он. – Это заняло на несколько минут больше времени, чем мы предполагали, потому что лицо Сэмюэлс было испачканным, и мы умыли его, прежде чем леди смогла уверенно опознать ее. Сейчас леди здесь и готова свидетельствовать.
Он отошел в сторону, чтобы дать пройти взволнованной коренастой седовласой женщине с тусклым взглядом. Она была в темной одежде и держала перед собой зонтик. Женщина показалась Пейджу незнакомой. Затем он сообразил, кто она такая. Полковник Маркуис кивнул ей.
– Тогда побеседуем сейчас, – сказал он. – Ваше имя, мадам?
– Клара Макканн, – ответила женщина, переведя дыхание. – Миссис, – добавила она.
– Чем вы занимаетесь, миссис Макканн?
– Вы знаете чем, сэр. Держу газетный киоск по адресу Гастингс-стрит, тридцать два, Блумсбери.
– Вы только что осмотрели тело Сары Сэмюэлс, миссис Макканн. Вы когда-нибудь видели ее раньше?
Миссис Макканн сжала свой зонтик и торопливо проговорила:
– Да, сэр. Теперь в этом нет никакой ошибки, как случилось раньше с фотографией. Это та леди, которая зашла в мой киоск вчера в двадцать минут шестого и спросила, нет ли у меня письма на имя Кэролайн Баэр.
После наступившей мертвой тишины, отозвавшейся шумом в ушах Пейджа, один человек в комнате дернулся и изменился в лице. Полковник Маркуис поднял руку.
– Инспектор, зачитайте предупреждение. Это ведь не моя обязанность. Но здесь тот, кого следует задержать.
И Пейдж произнес:
– Кэролайн Мортлейк, я арестую вас по подозрению в убийстве Чарльза Мортлейка и Сары Сэмюэлс. Должен предупредить вас, что все, что вы говорите, будет записано и может быть использовано в качестве доказательства.
Все молчали. Кэролайн Мортлейк по-прежнему стояла, прислонившись к стене и скрестив руки на груди; только ее глаза приобрели стальной блеск, да подведенные темно-красной помадой губы четче выделялись на побледневшем лице.
– Не будьте… не будьте ослом, – резко сказала она. – Вы не сумеете это доказать. – Тут она выкрикнула еще одно грубое слово и снова приняла хладнокровный вид.
– Я смогу это доказать, – отозвался полковник Маркуис. – Не сомневайтесь. А вы пока подумайте над своим ответом и линией защиты. Я оставлю вас на несколько минут, собраться с мыслями, а пока поговорю о кое-ком другом.
Он внезапно повернулся – свет отбрасывал резкие тени на его лицо. Раздался какой-то странный сосущий звук – это Гэбриэл облизал губы, пытаясь их смочить. Уайт стоял не так прямо, как Кэролайн. И именно его лицо дернулось и изменилось, а не лицо Кэролайн Мортлейк.
– Да, я про вас, – произнес полковник Маркуис. – Про любовника Кэролайн Мортлейк. Про Гэбриэла Уайта, или лорда Эдварда Уайтфорда, или как вам угодно себя называть. А вы красивая пара, вы оба!
– У вас на меня ничего нет, – заявил Уайт. – Я не убивал его.
– Знаю, что вы этого не делали, – кивнул полковник. – Однако могу отправить вас на виселицу как сообщника.
Уайт шагнул вперед, но сержант Борден положил руку ему на плечо.
– Следите за ним, Борден, – велел полковник. – Не думаю, что сейчас он на что-нибудь решится, но он меткий стрелок – и однажды избил женщину в табачной лавке до полусмерти только за то, что в кассе у нее оказался всего фунт или два, когда ему нужны были деньги. Старый судья был прав. Кажется, имелись разногласия по поводу того, кто Уайт на самом деле – святой или негодяй, но старый судья давно уже знал ответ на данный вопрос.
Маркуис посмотрел на присутствующих.
– Полагаю, некоторым из вас я должен все рассказать, – продолжил он, – и проще всего будет объяснить, откуда я узнал, что Уайт лгал с самого начала – постоянно, лгал даже в тех вещах, в которых он признался. В этом, как он считал, и заключалась хитрость его плана. Да, Уайт намеревался убить судью. Он убил бы судью, если бы не вмешалась его возлюбленная. Но он не собирался идти за это на виселицу.
А теперь вернемся к пулевым отверстиям. В данном деле была одна отправная точка, одна предпосылка, в какую мы поверили с самого начала. Мы сами взяли это за основу. Речь о двух выстрелах, прозвучавших здесь, – из револьвера «Айвер-Джонсон» тридцать восьмого калибра и из «Браунинга» тридцать второго калибра, – выстрелах, которые не убили судью. Мы приняли заверение Уайта в том, что первый выстрел был произведен из оружия тридцать восьмого калибра и второй – из тридцать второго. Мы поверили этому заявлению. На этом и строилась защита Уайта. И это заявление было ложью.
Но даже на первый взгляд, если вы посмотрите на вещественные доказательства, история Уайта покажется неправдоподобной по тем самым пунктам вины, которые он признал. Взгляните на эту комнату. Взгляните на план. Какова была история Уайта? Он сказал, что ворвался в комнату, размахивая пистолетом тридцать восьмого калибра. Судья, стоявший около открытого окна, обернулся и что-то крикнул. И в этот момент, пока судья все еще был у окна, Уайт выстрелил.
Что случилось с той пулей тридцать восьмого калибра? Та пуля, которая, по словам Уайта, вылетела из его оружия, как только он сюда вошел, разбила трубку диктофона и попала в стену более чем в шести футах от окна, где стоял судья. Теперь это кажется невероятным. Невозможно поверить, что даже самый неопытный стрелок, неспособный отличить пистолет от капусты, мог стоять всего в пятнадцати футах от цели – и промахнуться на шесть футов.
Что из этого следует? За окном – по прямой линии от окна – растет дерево, и в его стволе мы обнаружили пулю от «Браунинга» тридцать второго калибра. Иначе говоря, пуля от «Браунинга» находилась именно в том положении, как и можно было бы ожидать, если бы Уайт, войдя в комнату, сделал свой первый выстрел из «Браунинга» тридцать второго калибра. Он не попал в судью, хотя и промахнулся ненамного; пуля прошла через открытое окно и застряла в стволе дерева.
Следовательно, становится очевидно, что его первый выстрел был произведен из «Браунинга». В качестве подтверждения отметим, что рассказ Уайта о таинственном выстреле из «Браунинга» – выстреле втором, когда стреляли якобы сзади и справа, из того угла, где стоит желтая ваза, – неправда. Пуля не могла сначала описать кривую, а затем вылететь в окно и попасть в дерево по прямой траектории. Это ложь, и Уайт сам прекрасно знал это.