Огонек в три часа
В холодные предрассветные часы телефонист коммутатора принимает много необычных звонков. Но едва ли Шульц ожидал тот красный сигнал[39], который означает убийство.
Над щитком с переключателями и разъемами судорожно тикали маленькие часы. В этих звуках чудилась неуверенность, словно после каждой отсчитанной минуты часы ожидали, будто что-то произойдет. Словно предвидели нечто безжалостное и неумолимое, гораздо более зловещее, чем проливной дождь за окном.
Маленькие белые стрелки показывали 2:53. Казалось, часы были единственным работающим механизмом в комнате. Под ними дремала темная панель, на ней не горела ни одна лампочка.
Вскоре, разумеется, лампочки замигают. Мать вызовет врача для ребенка. Мужчина позвонит женщине, обожающей ночные свидания. Раздастся междугородний звонок из Милуоки. Люди соберутся уезжать из Аллан-Корта, даже в такой час и в сильный дождь.
В отличие от часов Эдди Шульц не работал. Он спал, откинувшись на спинку стула, и на его лбу блестел металлический ободок наушников.
Шульц был очень молод и романтичен, и как раз в этот момент ему снилась рыжеволосая официантка с призывным взглядом и волнующей походкой от бедра. За свою работу – ночного телефониста в крупном отеле на Шеридан-роуд – Шульц получал не слишком большое жалованье. Зато он мог спать – и видеть сны.
Внезапно среди притихших рядов лампочек вспыхнул и замигал красный огонек. Раздалось жужжание зуммера, долгое и настойчивое… Оператор продолжал спать, словно не желая прерывать романтичное сновидение. Жужжащий звук становился все громче и настойчивее. Комната будто наполнилась этим звуком, и в воздухе явно повисло напряжение.
Эдди Шульц резко перенесся в Аллан-Корт. Он моргнул, дернулся вперед и торопливо нащупал тумблер, нашел штекер и вставил его в гнездо. Красный кружок мигнул и погас.
– Дежурный. – Панель молчала. Наверху тикали часы. – Дежурный, – повторил Эдди Шульц.
Нет ответа. Затем, возможно, это было лишь плодом его воображения, раздался звук трубки, возвращаемой на свое место. Красная лампочка вновь загорелась. Очень раздосадованный, Эдди выдернул штекер и мысленно выругался.
Он наклонился вперед и внимательно посмотрел на раздражающий огонек и соответствующий ему разъем. Эдди слышал собственное дыхание, пугающе близкое и тревожно громкое. И почувствовал неприятный холодок на шее.
«Боже! – подумал он. – Это был вызов из номера двадцать два! Хотя нет, наверное, из двадцатого. Да, наверняка из двадцатого». Эдди откинулся назад и с облегчением выдохнул.
Снова – жужжание. Опять загорелась маленькая красная лампочка. И на сей раз ошибиться с номером было невозможно. Цифры в прорези внизу были четко видны – двадцать два. Эдди Шульц предпочел бы остаться на месте – на своем кресле, в безопасности. Но это красное свечение – знак ожидания соединения, и звук зуммера…
Одним быстрым рывком Эдди вставил штекер в гнездо и повернул переключатель. Лампочка мигнула, быстро и тревожно. Он снова обрел дар речи и произнес отчетливо:
– Дежурный!
Из наушников, прижатых к его уху, донесся звук, который наполнил его внезапным ужасом. Это был звук сглатывания. Щелкнул переключатель, и перед его глазами заплясали красные блики незавершенного соединения.
Эдди выдернул штекер из гнезда и медленно поднялся, не сводя глаз с ровного ряда электрических лампочек. И прошептал пересохшими губами:
– Двадцать второй. Я в это не верю. Двадцать второй. О боже…
Стонущий порыв ветра пронесся мимо окна полуподвального этажа. Дождь хлестал по стеклу, словно направляемый чьей-то гигантской призрачной рукой с недобрым умыслом. На улице не было никакого движения, ни одной машины. Район казался необитаемым. Весь мир представлялся черным, мокрым и мертвым.
Как и апартаменты под номером двадцать два…
Стрелки часов показывали 2:58. Эдди только что провел самые страшные пять минут в жизни. Эта работа того не стоила.
Эдди вздохнул и медленно сел. Он должен остаться. Иначе перестанет себя уважать. Черт побери, не нужно так нервничать. Призраков не бывает. Любой дурак это знает. Когда люди умирают, с ними покончено. Даже в эту темную ночь в большом U-образном здании, когда дождь льет как из ведра…
Снова зазвучал зуммер.
Эдди мысленно крикнул: «Не буду смотреть! Ей-богу, мне не нужно смотреть. Этого просто не может быть! Тот номер…» Но он уставился на огонек, словно под действием злых чар. Маленькая плоская лампочка в среднем ряду освещала все вокруг своим красно-розоватым сиянием.
Губы Эдди дернулись. Он помедлил, собираясь с духом для последней попытки. Это ведь нетрудно. Надо лишь вставить штекер в гнездо – вот! Сигнал погас. Это было легко. Почему он позволил себе поверить…
И тут до него донесся тот самый жуткий шепот. Казалось, теперь он звучит ближе. Несколько секунд Эдди не мог ни говорить, ни шевелиться. Затем услышал собственный крик:
– Дежурный! Отвечайте – дежурный!
Переключатель щелкнул, огонек снова замигал, и…
С Эдди было достаточно. Он вскочил, сорвал с головы наушники и швырнул их на пол. Стремительно пересек маленькую темную аппаратную и распахнул входную дверь. Дождь обрушился на него черными, упругими струями. Эдди поднял воротник пальто и замер. Он не смог выйти. У него просто не хватило духу выбежать из-за угла и пересечь двор под таким ливнем. Не надо слишком много от него требовать. Ему не хватило смелости, и было безразлично, если кто-нибудь об этом узнает.
Эдди осторожно пробрался обратно к коммутатору, широко раскрыв глаза и глядя по сторонам. Потом поспешно вставил штекер в гнездо с пометкой «4» и щелкнул крышкой тумблера. До боли в пальцах надавил на красный рычажок. Позвонить. Ему необходимо позвонить. Никто в мире не вынес бы это в одиночку.
Эдди поднял с пола наушники и надел их.
Удивленный сонный голос произнес:
– Алло, слушаю. Алло. Алло…
– Мистер Эдвардс!
– Да?
– Это Эдди Шульц… – Он мгновение помедлил, сердце его бешено стучало.
– Ну, в чем дело?
И тогда Эдди заговорил:
– Мистер Эдвардс, я увольняюсь! Увольняюсь! Я не хочу здесь работать. Это для меня слишком. Мистер Эдвардс, вы должны немедленно спуститься сюда. Если вы не придете, я разобью коммутатор. И пойду домой. Нет, я не сошел с ума. Слушайте, спускайтесь вниз… Это квартира двадцать два! Там кто-то есть. Три раза он звонил оттуда и вешал трубку, когда я отвечал. Но сначала задыхался и сглатывал! Это правда! Да, я знаю, что там никого не должно быть. Знаю, знаю. Мистер Дункан мертв. Но как раз в это время прошлой ночью его и убили. Мистер Эдвардс – этот огонек снова загорелся!
Вскоре на пороге появился Мэтт Эдвардс – без шляпы, в пальто и брюках, надетых прямо поверх пижамы. Он хмуро посмотрел на бледного дрожавшего Шульца.
– Ну и что тут, черт возьми, происходит?
– Ничего, мистер Эдвардс. Я имею в виду… Ну, огонек. Он продолжает загораться. И вы знаете…
Управляющий – стройный и бодрый, несмотря на свой странный наряд, – шагнул к панели и наклонился, чтобы осмотреть ряды лампочек.
– Сейчас он не горит.
– Да, он погас как раз перед вашим приходом. Но подождите, загорится снова.
– Кто говорит прямо сейчас? Сорок пятый подцепил себе кого-то со стороны? А Тридцать восьмой переспал с Седьмой? – Эдвардс быстро повернул один переключатель, а потом другой.
Мужской голос спокойно произнес:
– Что ж, нагрейте немного воды и давайте ей ее в чайной ложке, если она не возьмет бутылочку.
Почти сразу же какая-то женщина мстительно проговорила:
– Если ты еще раз пойдешь играть в покер на этой неделе, не надейся снова увидеть меня. Ладно, оставайся там и проигрывай…
Эдвардс скорчил гримасу щелкнул переключателями и повернулся к Шульцу.
– Ничего особенного. Вы уверены, что не ошиблись?
– Я могу отличить одну лампочку от другой, – заметил Шульц.
Эдвардс нахмурился, постукивая рукой по спинке кресла.
– Послушайте, квартира была наглухо заперта изнутри, все двери и окна, когда мы ворвались туда с полицией прошлой ночью. Точнее, вчера в три часа утра. Ключ Дункана был с внутренней стороны входной двери, и нам пришлось ее взломать. После этого я вставил в дверь новый замок. Единственный ключ от нее – у меня в кармане. Задняя дверь заперта на засов и на цепочку. Как бы кто-то мог…
– Мистер Эдвардс, все это записано, – перебил его Эдди. – Четыре раза загорался огонек и жужжал зуммер.
Повисла пауза, и тишину нарушал лишь шум дождя снаружи – глухой звук, чем-то напомнивший Шульцу сочившуюся из старой усыпальницы воду. Эдвардс отчаянно бодрился.
– Давайте сядем и посмотрим запись, – предложил он. – Я не хочу сомневаться в ваших словах, Шульц. Если огонек снова загорится, и я увижу все своими глазами, мы поднимемся в эту квартиру.
Шульц съежился на скамейке. Эдвардс сел в кресло около коммутатора и закурил. Его лоб прорезали морщины, когда он просматривал записи предыдущих двадцати четырех часов, пытаясь найти какое-то объяснение произошедшему.
Дункан, арендатор апартаментов под номером двадцать два, прожил в Аллан-Корте три года. Он был богатым и обходительным, хотя вел жизнь почти отшельническую. Не состоял ни в каких клубах и редко посещал театры. Ездил на импортном «Родстере»[40]. К нему редко кто-либо заходил, и его вкусы казались обычными, даже стандартными.
Еще Дункан был страстным коллекционером старинных бутылей и стеклянной посуды и считался специалистом по раннему американскому стеклу. Руководство разрешило ему за свой счет установить множество шкафов для хранения стеклянных сокровищ. Высокий, седовласый и худощавый, Дункан казался идеальным воплощением степенного джентльмена.
Незадолго до трех часов предыдущего утра жильцы соседних апартаментов были разбужены выстрелом. Звук донесся из квартиры мистера Дункана. (Здание было старым, хотя его реконструировали и модернизировали, и толстые стены создавали звукоизоляцию, так что расслышать происходящее за стенкой было нелегко.) Несколько минут спустя женщина из квартиры выше услышала, как по переулку проехал автомобиль. Обо всем этом сообщили управляющему. Несколько звонков в квартиру номер двадцать два не дали никакого результата, и Эдвардс вызвал полицию.