– Я понимаю, что вы чувствуете. Но с чем нам можно работать помимо ваших чувств? Я не говорю, что они ошибочные; я просто пытаюсь объяснить вам, как на это посмотрят полиция и суд.
– Но у Саймона не имелось никаких причин убивать мистера Харрисона. У него была хорошая работа. Она ему нравилось. Мы собирались пожениться. Сейчас у него нет ни работы, ни… ничего.
– Ясно. – Детектив продолжал ходить по кабинету. – Это единственный ваш козырь – отсутствие мотива. Но многие были осуждены и без мотива. И в основном справедливо. Мотивом может быть что угодно. Самое возмутительное и захватывающее французское убийство со времен Ландрю было совершено, потому что электрический тостер тем утром не работал как надо. Давайте проанализируем мотивы. Мистер Харрисон был богатым человеком; куда пойдут все деньги?
– Саймон помог составить завещание. Все направят в библиотеки и фонды. Немного слугам, конечно…
– «Немного» может изменить ситуацию. А близких родственников нет?
– Его отец еще жив. Он очень старый. Но он так богат сам, что было бы глупо оставлять ему что-либо.
Фергус щелкнул пальцами.
– Макс Харрисон! Старый капиталист, который мог бы, мягко скажем, умереть в любой момент за последние десять лет. И оставить лишь горстку миллионов. Вот и мотив.
– Какой?
– Убийца мог извлечь выгоду из смерти Стэнли Харрисона, не напрямую, если все его деньги направят в фонды, а косвенно – от его отца. Сочетание двух классических мотивов – прибыль и устранение. Кто следующий в очереди за стариком Харрисоном?
– Я знаю двух человек, которые вроде как троюродные брат и сестра или что-то в этом роде. Думаю, они единственные живые родственники. Агата и Харрисон Партридж.
Глаза Фергуса снова заблестели.
– По крайней мере, это зацепка. У Саймона Эша не было мотива, а у некоего Харрисона Партриджа имелся. Что ничего не доказывает, но для начала сгодится.
– Только… – заметила Фейт. – Только мистер Партридж тоже не мог этого совершить.
Фергус остановился.
– Послушайте, мадам. По слову клиента я готов поверить в невиновность одного подозреваемого. В противном случае у меня не было бы клиентов. Но если вы будете безоговорочно верить в чистоту души каждого подходящего…
– Дело не в этом. Не только в этом. Убийство произошло после пяти часов, как утверждает дворецкий. И мистер Партридж находился тогда со мной, а я живу на другом конце города.
– Вы уверены по поводу времени?
– Мы услышали по радио сигнал точного времени, и он завел часы.
Голос Фейт прозвучал тревожно; она старалась не вспоминать ужасную минуту, последовавшую потом.
– Он заострил на этом внимание?
– Ну… мы разговаривали, и он остановился, поднял руку, и мы прослушали сигнал.
– Хм. – Это заявление, казалось, особенно впечатлило детектива. – Ну, есть еще сестра. В любом случае Партриджи дали мне отправную точку, а это то, что нужно.
Фейт посмотрела на него с надеждой:
– Значит, вы возьметесь за дело?
– Да, берусь. Бог знает почему. Не хочу давать вам ложную надежду, потому что, если у меня когда-то и бывал бесперспективный случай, то это вот этот. Но я возьму его. Думаю, потому, что не могу устоять перед удовольствием обставить лейтенанта, наведшего меня на данное дело.
– Брэкет, эта дверь обычно была заперта, когда мистер Харрисон находился в библиотеке?
Не сказать, что дворецкий был сейчас безукоризненно вежлив; он не мог решить, является ли наемный детектив джентльменом или слугой.
– Нет, – ответил он весьма любезно, но без добавления «сэр». – Нет, и это было необычно.
– Была ли она заперта ранее? Может, была, а вы не заметили?
– Нет. Я провел туда посетителя незадолго до… ужасного события.
– Посетителя? – Глаза Фергуса блеснули. Он начал прикидывать, возможно ли запереть дверь снаружи, чтобы она оказалась запертой и изнутри. – А когда это было?
– По-моему, в пять часов. Но этот джентльмен позвонил сегодня, чтобы выразить сочувствие, и когда я упомянул про время, он ответил, что, по его мнению, он приходил раньше.
– А кто этот джентльмен?
– Мистер Харрисон Партридж.
«Черт, – подумал Фергус. – Должен быть другой вариант. Партридж наверняка пришел к Стэнли Харрисону намного раньше, если в пять часов появился у Фейт Престон. И нельзя подделать радиосигналы точного времени так же легко, как передвинуть стрелку часов. Однако…»
– Заметили ли вы что-нибудь странное в мистере Партридже? Например, в его поведении?
– Вчера? Нет, не заметил. Он нес какое-то любопытное приспособление… Я не рассмотрел его. Поагаю, это было последнее его изобретение, которое он хотел показать мистеру Харрисону.
– Он изобретатель, этот Партридж? Но вы сказали «вчера». А сегодня было что-либо странное?
– Не знаю. Это сложно описать. Но в нем было нечто… он как будто изменился, может, вырос.
– Повзрослел?
– Нет. Просто вырос.
– Итак, мистер Эш, этот человек, которого вы, как утверждаете, видели…
– «Утверждаете»! Черт возьми, О’Брин, вы тоже мне не верите?
– Не волнуйтесь так. Главное для вас, что мисс Престон вам верит, и, по-моему, этого достаточно. Вернемся к человеку, которого вы видели. Он вам никого не напомнил?
– Не знаю. Всё думаю об этом. Я его не разглядел, но было что-то знакомое…
– Вы говорите, что у него была какая-то машина?
Саймон Эш внезапно обрадовался:
– Получилось! Вот оно.
– Вы о чем?
– О том, кто это был. Или кто это был, на мой взгляд. Мистер Партридж. Он какой-то там кузен мистера Харрисона. Чокнутый изобретатель.
– Мисс Престон, мне придется задать вам еще несколько вопросов. Слишком много табличек указывают в одну сторону, и даже если это тупик, я должен туда проследовать. Когда мистер Партридж заходил к вам вчера днем, что он с вами сделал?
– Со мной сделал? – Голос Фейт дрогнул. – Что, во имя всего святого, вы имеете в виду?
– По вашему поведению было заметно, что случилась какая-то сцена, о которой вы хотели бы забыть.
– Он… Нет, я не могу. Мне обязательно рассказывать об этом, мистер О’Брин?
– Саймон Эш говорит, что тюрьма не так плоха, как он считал, но все равно…
– Хорошо, я отвечу. Но это было так странно. Я давно уже знала, что мистер Партридж был… ну, можно сказать, влюблен в меня. Он намного старше меня, и он никогда об этом не говорит – ну, не говорил, и я особенно об этом не думала. Но вчера показалось, как будто… как будто он был одержим. Все это разом вырвалось наружу, и он попытался меня схватить. Ужасно, и я просто не могла там оставаться. Я убежала. Вот и все, что произошло. Но это было ужасно.
– На сей раз ты мне удружил, Энди.
Лейтенант Джексон усмехнулся:
– Так и знал, что ты оценишь это, Фергус.
– Слушай, что ты имеешь против Эша, кроме его нахождения в запертой комнате? Старейший штамп в криминальной литературе, но в жизни редко встречается.
– Объясни мне, как все распутать, и твой мистер Эш окажется на свободе.
– Давай пока это отложим. Посмотри на моего подозреваемого, которого мы ради разнообразия назовем X. X., – кроткий, безобидный человек, кому смерть Харрисона принесет несколько миллионов. Он появился в библиотеке незадолго до убийства. Он – сумасшедший изобретатель и принес один из своих приборов. Осознанно создает себе алиби. Старается убедить дворецкого, что приходил с визитом в более ранее время. Демонстративно привлекает внимание свидетеля к сигналу точного времени по радио. А главное, меняется психологически. Перестает быть кротким и безобидным. Пытается применить к девушке физическое насилие. И дворецкий заметил, что он стал другим человеком, мол, он «вырос».
Джексон пододвинул к себе блокнот.
– Твой X. заслуживает как минимум допроса. Но удивляет твоя сдержанность, Фергус. К чему все эти намеки? Почему ты не советуешь мне пойти и арестовать его?
Фергус действительно не проявлял своей обычной уверенности.
– Потому что алиби, о котором я упомянул, – оно действительно убедительное. Я не могу к нему придраться. Оно безупречно.
Лейтенант Джексон отложил блокнот.
– Тогда не морочь мне голову, – устало произнес он.
– Но, с другой стороны, это ведь может быть фальшивкой? – не сдавался Фергус. – Например, он заложил какое-то устройство для воспроизведения этих криков в пять часов, чтобы скрыть истинное время убийства?
Джексон покачал головой:
– Харрисон допил чай около четырех тридцати. Анализ желудка показал, что пища переваривалась около получаса. Нет, он умер в пять часов, это точно.
– Значит, алиби X. безупречно, – повторил Фергус. – Если не… если не… – Он моргнул от внезапной догадки. – Боже мой… – тихо пробормотал он.
Мистер Партридж считал свою жизнь приятной. Конечно, это был лишь переходный этап. Сейчас он находился в переходной стадии между коконом и полностью развитым насекомым. Как это называется – личинка? Имаго? Куколка? Вне сферы его научных интересов мистер Партридж был не слишком эрудирован. Это нужно исправить.
Однако оставим метафоры. Скажем просто: он был сейчас в процессе перехода от кроткого червяка, каким являлся мистер Партридж, в Великого Харрисона Партриджа, который выйдет победителем, когда двоюродный дедушка Макс умрет, а Фейт забудет об этом несчастном, глупом и обреченном юноше.
В приятном состоянии мистер Партридж даже легче переносил Агату, но все равно прочно обосновался в своей лаборатории.
Агата тоже была в приподнятом настроении от перспективы стать наследницей и выразила это, купив роскошный траур по кузену Стэнли – самую дорогую одежду, какую только приобретала за последнее десятилетие. Ее жесткий нрав, казалось, смягчился – или это мистер Патридж все теперь видел в радужном свете? Через приятную дымку, напоминавшую опьянение.
В разгар своих мечтаний мистер Партридж бездельничал в лаборатории, перед ним стоял поднос с непривычным виски со льдом, а в это время по радио объявили результат четвертой гонки в Хайалиа. Он рассеянно отметил, что лошадь Карабали принесла сорок восемь долларов и шестьдесят центов на каждые вложенные два доллара. И уже почти забыл об этом, когда зазвонил телефон.