ел.
– Так, ну а где начальник-то ваш московский, не с вами, что ли?
Коля не сдержал смех. Ванёк подвинул Лену вперед:
– Так вот начальник наш. Елена Фёдоровна.
Мужик стоял с видом, как будто это программа «Розыгрыш» и из джипа сейчас выпрыгнет Валдис Пельш и настоящий московский гость, за сорок, с пивным пузом и часами Rolex.
Лена поздоровалась и, чтобы как-то удостоверить свою личность, произнесла полную должность, которую писала только на бланках и старалась не упоминать всуе: «Заместитель директора по персоналу акционерного общества „Нефтепромрезерв“».
Это подействовало. Мужик засуетился, представился Павлом Сергеевичем, подозвал своих земляков. Попытался по памяти воспроизвести Ленины регалии, но запнулся на слове «персонал».
– Так, ну что же мы стоим-то. Вы проходите, гости дорогие, не стесняйтесь. – Он завел их в школу. – Вот сюда пожалуйте, в спортзал.
Там уже были выставлены столы буквой «П». Сергеич посадил их на места, куда обычно сажают жениха с невестой. И сам сел рядом. Только «невеста» была одна, а «женихов» теперь целых трое. Прямо над ними, как виселица, болтался гимнастический канат, заправленный одним концом за шведскую стенку.
– А может, мы сначала дела обсудим, как-то неудобно, – Лена попыталась подчеркнуть всю серьезность своего настроя. Ванёк наклонился и шепнул ей на ухо:
– Ну ты чего. Обидятся ведь люди.
Люди тем временем расселись по лавкам и уставились на Лену. Сергеич встал и поднял тост:
– Ну, за дорогих гостей, которые добрались, не побоялись, так сказать. Хорошие новости привезли, что скоро работа появится. За новый завод!
Все хлопнули по рюмке и зазвенели вилками. Лена тоже сделала глоток из вежливости. Сергеич под шумок стал представлять почетных жителей поселка Большие Уклы, которые удостоились чести сидеть с ними за одним столом. Директор школы, фельдшер, участковый, начальник филиала «Сбербанка» – «очень порядочная женщина», старожилы, которые сюда еще детьми приехали и японцев помнят, два местных предпринимателя – держат магазин и шиномонтажку, директор бюро ритуальных услуг – «без него бы не выжили».
На столе поверх клеенки в мелкий цветочек стояли блюда с пирожками, крупно порубленным салатом оливье, отдельно нарезанной докторской колбасой и сыром в дырку. Это «новогоднее» меню дополняла, конечно же, икра, разложенная в маленькие ведерки из-под майонеза. Сергеич сидел справа от Лены и незаметно подкладывал ей на тарелку местную еду:
– Вы икру-то ешьте, ешьте. Тут и молодая есть, и постарше. Мы сами солим.
Так Лену уговаривали есть бабушкины огурцы и помидоры.
– Повезло вам, каждый день – деликатесы.
– Да уж, повезло. Тридцать лет назад заходишь домой, а у тебя целый холодильник этой икрой заставлен. На хлеб денег нет, на масло – нет, зато деликатесы.
– Да, время тяжелое было.
– Тяжелое – не тяжелое, а сейчас не легче. Тогда люди помогали друг другу. Закон тайги, опять же, работал. Вот если ты на дорогу вышел, тебя первая машина подберет. А теперь что?
– Что?
– А ничего. Всем плевать, съест медведь твои глаза на десерт или передумает. Временщики понаехали. На шахтах, на буровых поработают, денег поднимут и назад, на материк. Эта земля суровая, но ведь и ее любить можно.
Почетные жители поселка начали вставать и тоже произносить тосты за завод, как будто дело было уже в шляпе и без их участия строительство точно не обойдется.
Глоток за глотком, Лена почувствовала, что начала пьянеть.
– Павел Сергеевич, может, мы все-таки поговорим о делах?
– Поговорим, конечно. Но завтра, всё завтра. Вы отдыхайте с дороги.
Он вскочил с рюмкой в руках и закричал:
– А что это мы все без музыки сидим? Ирина Игнатьевна, выносите.
И тут вынесли его. Лена даже не ожидала, что все выйдет настолько ортодоксально. Директор школы вышла из спортзала и вернулась с баяном. Сначала она играла песни, которые Лена не знала, что-то комсомольское. Потом завела «Клен ты мой опавший», «У церкви стояла карета» и добила «Сиреневым туманом». Комок подступил к горлу. Лена наконец осушила рюмку до дна. В детстве взрослые частенько пели эти песни за столом. Лучше всех – отец с бабушкой. Но тогда Лене становилось скучно, она протискивалась за спины певцов, сидящих на диване, чувствовала их тяжелое дыхание, неприятную одежду из синтетики, а потом все-таки засыпала. А сейчас и рада бы за спины спрятаться, да не к кому.
Потом начались пьяные танцы. Лена осталась за столом. К ней подходили по одному, здоровались, спрашивали, как там Москва, стоит еще? Предлагали выпить за столицу. Тогда Лена заводила шарманку про «муравейник», пробки, даже в метро, и островитяне довольно кивали – у них-то пробки разве что у банкомата в день выдачи пенсии.
Подошла старушка, из старожилок, Калерия Петровна.
– Ну, как вам у нас нравится?
– Очень нравится, красота.
– Вот и мамочке моей в пятьдесят первом году говорили, что красота. Вы приезжайте, говорят. Здесь коммунизм – и палтусá, и копченый окунь. И холодное копчение, и горячее – жир течет. Вот мамочка моя приехала, доктором, со мной маленькой на руках. А тут камни одни, ничего не растет, солнца нет. Так она денег скопила и корову купила, чтобы мне хоть какие-то витамины были. Вырастила с божьей помощью. А потом и я своих деток вырастила, тоже на молочке. А они своих уже в достатке ро́стят, все по городам разъехались, я одна осталась.
– А вы к ним не хотите переехать, в город?
– Нет, что вы. Стариков нельзя увозить, они заболевают. Это страшная болезнь – ностальгия.
– Здоровья вам, Калерия Петровна.
– И тебе здоровья, девочка. – Она взяла Лену за руку. – И семья твоя пусть здоровой будет.
Сзади подкрался Павел Сергеевич, уже с трудом державший равновесие:
– А что это вы, Елена Фёдоровна, не танцуете? Ну-ка, пойдемте, пойдемте.
И он вытащил Лену в круг, неровный, но яростный. И она, уже не понимая до конца траекторию своего тела, пыталась вместе со всеми притоптывать в такт. А потом захотелось обнять всех этих людей, как они сейчас ей нравились.
Стало жарко. Лена накинула куртку и вышла на воздух. Обошла кругом школу, за которой начиналось маленькое футбольное поле. Она посмотрела на уютный свет из окон школы, на всполохи рук и голов в танце, а потом улеглась на траву. Холод и влага мгновенно добрались до кожи, но Лена не вставала. Ей хотелось сейчас чувствовать так остро, как только возможно.
– Ты чего тут разлеглась, принцесса на горошине. Вставай, жопу застудишь. – Над ней, уперев руки в боки, стоял Ванёк.
– Не хочу.
– Да кто тебя тут спрашивает-то.
Он подхватил ее под мышки и поставил на ноги.
– Пойдем уложим тебя. Нам ключи от дома выдали. Там хозяин сейчас на вахте.
– А что, Коля нас не отвезет?
– Во-первых, Коля еще больше бухой, чем ты. Можно опьянеть только от взгляда его. Во-вторых, у Коли, как я понял, другие планы. Его баба из «Сбербанка» увела.
– Нашего Колю?
– Нашего Колю.
– Так пойдем заберем.
Лена вырвалась и понеслась вперед. На удивление, довольно быстро. Выбежала на улицу и очутилась в полной темноте. Ни одно окно не горело.
– Эй, стой, ну ты совсем отшибленная. – Ванёк бежал за ней следом, выловил почти на ощупь. – Ты что, песню не знаешь? Если гулять после программы «Время», можно кастетом в темя запросто схлопотать! Не отходи от меня, поняла?
– Как скажешь, Вань.
Лена не понимала, куда именно они идут. Зато точно понимала, чего сейчас хочет – курить и целоваться. Но только чтобы рядом был кто-нибудь другой. Пусть даже Антон. Ей показалось, что Ванёк как-то уж очень крепко прижал ее к себе.
– Полегче на поворотах, парень.
– А что я тебе, не нравлюсь?
– Слушай, ну, я, во-первых, старше тебя намного, а во-вторых… – Что было «во-вторых» Лена забыла.
– Ну и что, что старше. У Макрона вообще жена на двадцать пять лет старше. Может, поэтому он и до президента дорос в тридцать девять, что ему плевать на все эти условности.
– Ого, да ты, оказывается, про политику знаешь. Сегодня что-то там еще про Гумилева толкал.
– Было обидно сейчас.
– Ну извини. Но я правда думаю, что ты далеко не дурак. Не хочешь в университет поступить?
Он не ответил, заглянул в телефон, что-то сверил.
– Мы пришли, вот этот дом.
Внутри скрипнули половицы, запахло сырым деревом. Лена прошла не разуваясь.
– О, вот это моя комната будет, смотри, какая тут кровать, Вань. Железная, с балдахином. И три подушки.
– Знаешь, мне тоже эта кровать нравится. И ты нравишься.
– Ты очень хороший, Вань.
– Ладно, я понял, не продолжай. Пойдем, покажу, где туалет. Тебе пригодится.
– Слушай, а сигареты и зажигалку дашь?
Он посмотрел исподлобья, но все-таки протянул.
– Только спички. В форточку дыми, хорошо?
– Хорошо.
Лена кое-как умылась. Все нужные вещи остались в машине. Вернулась в свою маленькую комнату, с хрустящими накидками на подушки, тканым половиком, вязаными салфетками и шторами из батиста. Она уселась на пол и закурила. И эта была очень сладкая сигарета, а потом еще одна и еще. Лена давно бросила, еще до встречи с Лёшей, но сегодня что-то произошло, она и сама не могла объяснить, что именно, кто дал ей зеленый свет, чтобы вот так сидеть в чужом доме на краю света и чувствовать счастье, поджигая спичку за спичкой.
Она проснулась оттого, что кто-то потащил ее из комнаты. Ну неужели Ванёк? Она ведь ясно дала понять. Пару секунд пыталась разобраться, что происходит, а потом почувствовала жар и боль. Горячий дым обжег лицо. Сквозь черную пелену Лена увидела, как огонь мечется по занавескам, по брошенным на полу накидкам, по самому полу. Она пыталась глубоко вздохнуть, но тщетно. Едкие комья отравленного воздуха впивались в горло. На несколько секунд Лена полностью потеряла ориентацию в пространстве, и только чья-то уверенная рука тащила ее из горящего дома. Ванёк с силой вытолкал Лену на крыльцо в одной футболке, а следом выбросил куртку и ботинки. Она задыхалась, никак не могла откашляться. К ним уже бежали люди. У кого-то в руках был огнетушитель, у кого-то мешок с песком. Худощавый парень снял с себя спортивные штаны и отдал Лене. Громко кричала соседка, вцепившись в забор костлявыми пальцами, что ироды сейчас и ее погубят. От дома напротив десять человек выстроились в цепочку и передавали ведра с водой, которые опрокидывали в открытое окно. Щуплый мужичок, крайний в цепи, кажется, опускал руки в самое пекло. Это была по-настоящему слаженная работа, без лишних слов. Пожар удалось быстро усмирить. Лена коснулась лба и почувствовала, что лицо покрыто жирной сажевой пленкой. Вокруг них с Ваньком собралась толпа людей. Кашель был уже не такой мучительный. Лена стояла босиком на асфальте и тряслась от холода. Толпу прорезал участковый, еще не протрезвевший. В штатском.