– Антон, тебе ужасно повезло с городом. Ты хоть каждый день можешь ходить в лучший театр страны.
– Это куда? В Мариинку, что ли?
– Нет, Антон. Я про Театр Европы. Где Лев Додин режиссер.
– А-а-а… на Рубинштейна.
Лена счастливо кивала в надежде, что Антон там бывал.
– У меня товарищ в логистике работает. Он в этот театр на фурах декорации возит. Вообще фурам по центру Питера ездить нельзя. Но для них делают исключение.
– А ты сам туда на спектакли ходил?
– Какие спектакли, Лена, когда на Рубинштейна подают лучший фалафель в городе?
Лена решила, что должна, просто обязана открыть мир настоящего искусства для своего нового спутника. В тот же вечер она включила «Фотоувеличение» Антониони. На сцене, где главный герой в упор расстреливает из фотоаппарата полуобнаженную Верушку, Антон уснул. Лена в растерянности позвонила Эжену и отрапортовала:
– Короче, уже две недели я живу с одним парнем. У нас отличный секс. Мы ни разу не поссорились. И он печет гречневые блины.
– Он точно человек?
– Ну, нимба я не заметила.
– Судя по голосу, ты опять чем-то недовольна.
– Мы вообще друг другу не подходим.
– Не понял. Секс же отличный?
– Он не знает, кто такой Лев Додин.
Ничего умнее Лена придумать не успела.
– Вот ты душнила. Еще скажи, что вам с ним не о чем трахаться.
– Эжен, это серьезно. Мы из разных вселенных. Он ни разу не был на выборах. Мне кажется, ему вообще все равно, что в стране творится. Вот Лёша…
– Что – Лёша?
– У нас была такая близость. Помнишь, когда все вышли против Димона и его уточек? Мы стояли в толпе, рядом народ хватали, кто-то кричал. А он просто держал меня за руку, и было спокойно. Мне не хотелось бежать. Я знала, что мы чувствуем одно и то же.
– Очень мило.
– Он вообще митинги не пропускает. Это круто.
– Зато легко пропускает твои дни рождения. В позапрошлом году, когда ты на даче справляла. Забыла, что ли?
Лена растянула паузу, намекая, что обиделась.
– Мать, ну не дуйся. Выключи голову. Хоть на время.
– Легко сказать.
– Ну я же слышу, как у тебя эндорфины скачут. Отпусти их на волю.
Эжен сделал все, что Лена от него ждала. Он блестяще справился с ролью человека, который стреляет из стартового пистолета. Оставалось только сделать глубокий вдох и рвануть поперек всех расчерченных дорожек.
Утром Антон мог затащить ее в кровать, когда Лена уже нарядилась на работу, поправляла укладку и красила губы. И усмехаться потом, какая она растрепанная – «чудище мое». Лена стала опаздывать в офис. Все дела померкли на фоне его внезапного вторжения. Но и они, как ни странно, двигались хорошо. Каждое утро четыре автобуса привозили из района новых строителей. Подтянулись и сами жители Крюкова. Они как будто стали ревновать, что работа в их городе уходит соседям. На грифельной доске появились примерно сто пятьдесят звезд, за полтора месяца на Сахалине Лена закрыла четверть плана и приблизила себя к свободе.
Ирина и Марина быстро смекнули, что в Лениной жизни произошли перемены, стали перешептываться за ее спиной. Догадаться было легко. Когда они уходили на обед, Антон всегда заглядывал в кабинет. Один раз они вернулись, а дверь была заперта, но не на ключ – он-то у них был. Антон закрыл дверь изнутри на швабру. Ломиться не стали, а покорно ждали минуту или две. Он вышел из кабинета как ни в чем не бывало, пожелал коллегам хорошего дня. Лена же потом не знала, куда себя деть от неловкости. Решила ничего не объяснять, было бы еще глупее. Теперь у них на четверых был общий секрет, который очень скоро перестал быть секретом для всего города.
Это ломало рабочую субординацию.
– А не выпить ли нам в пятницу? У меня дома скоро настойка подойдет на бруснике, мягонькая – «бабий бунт», – Ирина первая проявила инициативу.
– Елена Фёдоровна, соглашайтесь. Надо обмыть удачный старт. А какие к нам теперь мужчины ходят!
Лена ответила уклончиво, но про себя решила, что точно никуда не пойдет и «бабий бунт» пить не будет. Сейчас она хотела видеть только Антона и проводить с ним все свободное время. Это была необъяснимая потребность постоянно быть рядом, прикасаться, слушать голос, хоть этот голос и нес всякую чушь.
– Милая, нам нужно срочно полететь в Исландию.
– Зачем?
– Искать гагачьи гнезда, конечно.
– Что-о-о?
– Разве ты не знаешь? У гаги самый ценный пух. А сегодня я нагуглил, что одно одеяло из такого пуха стоит 15 тыщ баксов.
Как ему вообще пришло в голову гуглить гагачьи одеяла, Лена спрашивать не стала. Они возвращались из кафе, прокладывая дорогу чуть не на ощупь. Ноябрьский воздух разбух от влаги. Над землей висел туман, через который едва проступали очертания изломанных деревьев и домов. Как будто смотришь на мир сквозь толстое дно стакана. Внутри проросла оглушительная нежность.
По темному подъезду разносились голоса. Когда они с Антоном поднялись на два пролета, стало понятно, что это не голоса, а всего лишь голос – один. На ступеньках, широко расставив ноги, сидел Жека Поршень, старый Ленин знакомец, на которого она случайно наступила пару месяцев назад и который позже перепутал ее дверь со своей. Жека, естественно, был пьян, его мотало из стороны в сторону, но он технично находил баланс, чудом спасаясь от удара затылком об лестницу. Более того, он вел вслух какие-то сложные математические расчеты.
– Я ей бабки принес? Принес. Пятихатку? Пятихатку. А она мне скока дала? – Он трагично цокнул, вывернул карман штанов и достал монетку. – У-у-у, сука-а-а-а.
Антон перестал улыбаться.
– Приятель, уйди с дороги. Нам выше надо.
Жека отвлекся от своих скорбных мыслей и уставился на них. Он попытался напустить на себя угрожающий вид и чуть подался вперед.
– Это с какого перепугу?
Лена услышала, как у Антона скрипнула кожаная перчатка, но Жека не услышал. Сосед раскинул руки, как вратарь, который готовится к пенальти.
– Выше – не пущу. Я тут этот. Апостол Пётр!
– До трех считаю.
– Лижи парашу, сука!
Дальше все произошло слишком быстро. Антон за грудки отодрал Жеку от пола и хладнокровно опрокинул на ступени. Потом, громко шаркая курткой, обошел сзади, поднял за шиворот и с силой толкнул вниз. Лена вскрикнула и едва успела прижаться к стене. Жека отчаянно сопел, но принял унижение молча. Он протанцевал пару метров на полусогнутых, запнулся и чуть не клюнул носом. К счастью, вовремя успел выставить вперед ладони и не расшиб голову. Антон, сжимая кулаки, спустился к нему. И только тогда Жека завыл, прикрывая лицо руками:
– Я понял-понял, начальник. Остынь.
Лена уже не узнавала человека, с которым только что болтала об одеялах. Антон слегка толкнул Жеку носком ботинка и развернулся к ней.
– Всё хорошо, не бойся.
Лена спустилась на полпролета и наклонилась над соседом.
– Как вы? Помощь нужна?
Жека приподнялся и даже подмигнул ей.
– Я ж как таракан. Живучий. – И протянул Антону вялые пальцы. – Мир, начальник?
Тот не стал пожимать руку и скривился.
– Проспись, апостол.
Антон успокоился так же быстро, как вспыхнул минуту назад. Но Лене все еще было страшно. Казалось, что он приложил не только Жеку. Дрожащими руками она открыла дверь в квартиру.
– Зачем ты его? Он же безобидный.
Антон пожал плечами и хмыкнул.
– Бесит.
Он проскользнул на кухню, напевая под нос Леди Гагу, заглянул в холодильник и вернулся в коридор. Лена неподвижно стояла перед зеркалом в шарфе и шапке. Он улыбнулся и притянул ее к себе. Захотелось отстраниться, но тело не слушалось, Лену будто приморозило.
– Антон, давай не будем.
– Будем.
Предательское тепло разлилось от солнечного сплетения по всему телу. Мысли свернули на путь оправданий. Это только защита, Жека и сам хотел напасть. А если бы на их месте был кто-то слабее? Какая-нибудь старушка. Все версии казались неубедительными, но лишь до тех пор, пока вещи не начали падать на пол. Шарф, шапка, ее черная рубашка, потом его синяя толстовка. Когда лифчик из дорогого гипюра угодил на придверный коврик, Лене было уже все равно.
Глава 28
В середине ноября выпал снег. Антону пришлось расстаться с Дусей. Она стояла под окном, прикованная цепью к забору, под плотным кожаным чехлом и напоминала бычка, который склонил голову перед тореадором. Лена распаковала дутый пуховик, и Антон смеялся, что она теперь человек-бибендум, символ «Мишлена». Один день был похож на другой. Много смеха, много секса и много еды. Но в первый день зимы все изменилось.
Лена с большим трудом вылезла из-под одеяла, оставив спящего Антона – у него сегодня выходной. Дошла до офиса, щурясь от солнечных бликов на снегу. Дверь в кабинет была настежь открыта. Ирина и Марина сразу бросились к ней.
– А у нас ведь беда, беда, Елена Фёдоровна.
– Что случилось?
– Пропал целый автобус из Больших Уклов. Водитель выехал туда, как обычно, в пять утра, но назад не вернулся. На телефон не отвечает. Тридцать человек не вышли на смену. Обзваниваем сейчас всех по очереди, но все вне зоны доступа.
Лена застыла на месте. Шутка ли. Вдруг по дороге случилась авария, автобус перевернулся, на ее шее тридцать трупов. По телу пошла мелкая дрожь.
– А вы в администрацию Уклов звонили, в полицию обращались?
– Нет пока, не успели.
Лена решила действовать сама. Нашла номер Сергеича, главы Больших Уклов, который месяц назад отплясывал перед ней «Яблочко». Набрала.
– О, Елена Фёдоровна! Сколько лет, сколько зим. Чем обязаны?
Она быстро пересказала суть проблемы.
– Вы не волнуйтесь так. Главное, вот что скажите. У этой бригады зарплата когда была?
Лена замерла с трубкой. Пазл сложился.
– Вчера.
– Ну и всё. Что ж вы не углядели-то? Надо было им на руки не давать, а сразу женам перечислить.
– Да как же… Они же взрослые… И права человека… С ними и водитель наш пропал.