– Нда, Андреич сказал, что ты нормальная баба, а ты совсем с башкой не дружишь.
– Андреич?
– Шеф твой. У нас с ним общие знакомые нашлись. Нормальный мужик оказался. Контракты мне помог найти в Москве. А я вот обещал тебе помогать. Живем мирно, каждый при своем.
Лена не поверила, что Корольков вот так быстро купил крюковского авторитета. И ничего ей не сказал.
– Судно – это, допустим, я. Просто подшутить над вами решил.
– Может, вам профессию сменить? В «Камеди» податься?
– Ну что ты набычилась? Притирка, рабочий момент. А местные мужики… сама подумай, на хрена они мне? Я, конечно, слежу, чтобы никто не зарывался. Но это ради их же блага, справедливость должна быть. Ты ведь уже хлебнула от них. Бухают, воруют, работать не хотят.
– Как и везде. Других нет.
– Э, не скажи. У меня вот есть план. Хочу из Северной Кореи рабочих завезти – дисциплина, желание вкалывать, а главное – дешево. А наши что? В прошлом году в конце марта, уже лед не держит – так эти идиоты все равно поперлись с удочками. И что ты думаешь? Сорок человек уплыли на льдине. Мамонтята, блин. Пришлось на катере их спасать. И так – каждый год. Тонут, уплывают, а все равно ходят. Ну какой с ними бизнес?
Кабинет дяди Паши выглядел просто, можно сказать, аскетично. Фанерный стол с ободранными краями, белый кнопочный телефон, сейф. В углу висит портрет Александра Карелина. Напротив окна – чехословацкая стенка от пола до потолка, заваленная бумагами. У Лениных родителей была похожая. На столе – золотистый кот с иероглифами машет лапкой.
– Хорошо, вы договорились с Корольковым. Предположим, что отравление – это случайность. А что это за пляски с бубнами? Что это за кровавая река, угрозы, как в девяностых?
– Ну какие девяностые? Никто тогда перья зря не распускал. Все на оголенных проводах. Люди за жизнь цеплялись. А это какой-то ребенок балуется.
Он внимательно оглядел Лену. Сегодня она, как назло, надела толстовку с вышитым единорогом.
– Я ведь тоже мечтал газировку пить и с девочкой гулять. Пока однажды не проснулся в жопе. Нет правил, нет законов. Никто не защитит ни тебя, ни ее. А на кухне только пачка макарон и вода из-под крана. – Он взял со стола листок и согнул его по диагонали. – И тогда пришлось встать на двери.
– Что?
– Мы с пацанами людей охраняли, которые пытались хоть как-то поднять рынок. Сначала ларьки, потом рестораны, потом заводы.
– А не вы ли этих людей разводили и к батареям приковывали?
– Сначала, конечно, было получалово. Но те, кто только вымогал, быстро сдохли.
Он замолчал и уставился в одну точку, куда-то поверх Лениной головы. И дальше разговаривал как будто сам с собой.
– Чтобы иметь нормальные деньги, нужно было договариваться. Нужно было вкладывать в своего бизнесмена. Мы не только угрожали, но и гарантировали. Переговоры вели с другими пацанами.
– Больше половины этих пацанов не дожили до тридцати лет.
– Да, было много междоусобиц. Но никто не хотел беспредела. Никто. Это мы, мы в конце концов придумали нормальные законы. И страна выползла из говна. Мы и есть государство.
– Что-то не видно сейчас людей в малиновых пиджаках и кожаных плащах.
– Потому что вместо пиджаков – корочки и погоны. Двадцать лет назад пришел дядя Вова и переодел нас. Раньше, чтобы до человека дошло, что он не прав, его точку сжигали. А теперь приезжают пожарники: тут у вас не по правилам построено, здесь ведра с песком нету. И все, никакого бизнеса. Те же яйца, только в профиль.
– А завод вам как трофей достался, в междоусобной войне?
Между его редких бровей мгновенно пролегла глубокая борозда.
– Завод этот загибался, пока я не пришел. Старый директор зарплату платил консервами. У людей у самих чуть жабры не выросли. Я тебе вот что скажу. Неважно, как ты собственность получил, важно, как ты ею управляешь.
– Зачем вы вернулись сюда, в эту дыру? Могли ведь и в Южном свои дела воротить. И в Москве знакомые есть.
– Ты ведь и сама знаешь. Все знают.
Он положил на стол японского журавлика, сложенного из какой-то накладной. Лена встала. Пальцы дрожали. Перед глазами танцевали черные круги.
– Ты подожди, не ходи на улицу. Посиди в приемной. Бледная как поганка. Пусть Соня тебе чай нальет с сахаром.
– Спасибо, не стоит.
Глава 35
Возле подъезда Лена замедлила шаг. Издалека она заметила огонек сигареты, который дернулся вниз и погас, как звезда в августе.
– Я не просила их Киру прессовать. Верните меня в спектакль.
Из темноты проступила фигура в куртке с капюшоном.
– Ты смотришь футбол?
– Нет. – Катя втянула пальцы в рукава.
– Там есть правило. Если косячат фанаты, дерутся на стадионе, бросают фаеры на поле, – то наказывают клуб, за который они болеют. Вот ты, считай, клуб.
– Они больше не будут.
Лена внимательно посмотрела на Катерину. Одежда явно не по сезону, губы трясутся. Сколько она тут простояла, непонятно.
– Почему вы не дали мне главную роль? Это из-за моих ног?
– Что?
– У меня ноги как у мужика. 42-го размера. Никто со мной из-за этого встречаться не хочет.
– Ну при чем тут твои ноги? Я даже не заметила.
– А почему тогда? – Катя начала всхлипывать. – Потому что у рыжей мать – библиотекарша? Конечно, ее все любят, по головке гладят.
Фонарь выхватил ее лицо. С крупной челюстью, чернотой под глазами от дешевой туши. Верхняя губа покраснела и расплылась.
– Зачем тебе этот спектакль?
Катя опустила голову, как будто собиралась сказать что-то неприличное.
– Я… я хочу стать актрисой.
Сопли нависли под Катиным носом, как сталактиты. Лена подошла и крепко обняла ее. У Кати было больше шансов найти клад в пещере, чем попасть на сцену.
– Слушай, я готова вернуть тебе роль. Но решение буду принимать не я.
– А кто? Миссис Поттер?
– Чего?
– Ну, Светлана Гарьевна.
– Нет, не она. Ты вернешься в спектакль, если Кира будет не против. Поговори с ней. Сама.
Катя вздохнула.
– Ладно, извинюсь перед рыжей. Я не хотела ведь, чтобы ее…
– Я знаю, Кать.
– У вас есть ее номер?
Катя отошла в сторону, села на железную трубу и достала потертую раскладушку. До Лены доносились какие-то обрывки и всхлипы: «ну косяк», «да блин», «тёлки», «дуры», «извини». Через два дня вся труппа снова была в сборе.
Лена перерыла все подсобки в ДК. С костюмами оказалось туго. Она нашла облезлые боа, брезентовые пилотки и плащ-палатки, юбки из золотой фольги, чулки и панталоны, видимо, для исполнения Шекспира. К счастью, откопала одну украинскую вышиванку – пойдет в дело, все равно никто не отличит ее от русской косоворотки. Декораций тоже кот наплакал. Из подходящих – фанерная избушка Бабы-яги, которой придется выломать куриные лапы или замаскировать их картонными кустами. Все остальное нужно строить: и сосны, и озеро, и трон царя Берендея.
Лена обратилась к подросткам:
– Друзья, мне нужна ваша помощь. Можно сказать, сила.
– У нас Славян самый сильный. Он на прошлой неделе дверь в спортзале выломал.
Слава толкнул Вовчика локтем.
– Я за мячом бежал, придурок.
– Короче, нам надо построить лес. Кто поедет со мной на рынок за досками и фанерой?
– А зачем за ними ехать? – Миша пожал плечами. – У папы целый сарай. Без проблем даст сколько надо.
Он тут же позвонил отцу. Ким-старший не возражал и даже пообещал на своем фургоне привезти в ДК все, что Лена выберет. Через пару дней она отправилась на ферму изучать ассортимент.
Лена не сразу узнала Мишу. На нем были калоши с меховой оторочкой и куртка не по размеру. Он провел ее за ворота.
– Вот тут я и живу, Лен Фёдоровна.
Перед Леной открылось абсолютно ровное белое поле. Казалось, на нем не было и бугорка – можно засеять английский газон. Четыре одноэтажных строения с блестящей малиновой крышей расставили в шахматном порядке. А за ними виднелся жилой дом из желтого кирпича.
– Отец хотел поздороваться. Пойдем?
Они обогнули крепкие хозпостройки. И Лена увидела низенький хлев, возле которого под косым снегом ковырялись овцы. Они вытягивали травинки из-под ног мокрыми черными губами. На ушах с тонкой кожицей, как сережки, болтались желтые и голубые бирки.
Ким закидывал сено в деревянные ясли. Его вилы пронзительно бились о железный козырек, который защищал корм от летящих хлопьев. Лену аж передернуло.
– Здрасьте, здрасьте. Уже всё выбрали?
– Да нет. Только собираемся.
– Ну, Миша покажет.
Шоколадная овца с мокрой шерстью на пузе уткнулась мордой в коленку. Лена сняла варежку и погладила ее вельветовый нос.
– Какая милаха. Ей не холодно?
– Да вы что. Если ее в тепле держать, заведутся вши. Начнет терять вес и сдохнет.
Овца развернулась и потопала к яслям, подняла голову и лизнула красную шайбу, подвешенную за бечевку.
Лена спросила:
– А зачем она камни ест?
– Да это соль такая. Лизунец.
Ким похлопал овцу по загривку.
В ближайшем сарае нашлись доски и фанера на любой вкус. Они были рассортированы по размеру и лежали аккуратными стопками. Лена выбрала подходящие для декораций и вместе с Мишей отложила их в угол.
– Ну, я поеду, Миш. Спасибо.
– Как это? Родители ждут вас на обед. Да меня неделю кормить не будут, если я вас отпущу.
Лена расстроилась, что приехала с пустыми руками. В начале второго они поднялись на крыльцо большого дома. Внутри почти не было мебели. Только два комода и стол, ниже, чем Лена привыкла. А ламинатный пол как будто драила бригада матросов. Можно было легко скользить в носках.
Ким-старший тут же поднялся из-за стола.
– Миша, ты опоздал.
Лена глянула на экран телефона. Время 13:03. Он отодвинул для нее стул и жестом пригласил сесть, продолжая стоять, пока Лена не устроилась и не разложила на коленях белую салфетку.
В комнату вошла женщина, похожая на черно-бурую лису, с ежиком темных волос вперемешку с сединой. Ким кивнул.