– Ну и что. Мне тоже подарки через раз дарили. – Катя за весь вечер, кажется, ничего не съела. Горка оливье так и лежала в тарелке нетронутой. – И елку мы самыми последними ставили.
– Как это?
– Ну, ждали, когда соседи выбросят в начале января. Я по три раза в день на помойку бегала – смотрела. На свою денег-то не было.
Все понимающе закивали.
– Ой, да у нас же горячее готово.
Татьяна принесла кастрюлю с разваренными пельменями, поверх которых плавился слиток бледно-желтого масла. Она подмигнула Лене, откинулась на стуле и хитро улыбнулась в ожидании, кому же достанутся перченые экземпляры. Но никто не признался в собственном счастье. Когда кастрюля опустела, Таня вскинула руки и обиженно затараторила:
– Бли-и-ин, ну что, всем понравилось? Чё, прям вкусно было, что ли?
– Очень. – Миша отодвинул тарелку и погладил себя по животу. – В столовке обычно пресные делают, есть невозможно. А тут – что надо, прям как у мамы.
Новогоднее чудо какое-то.
– А пошлите на горку кататься? Там сейчас малышни нет, никто нам мешать не будет. – Вова уже порядочно захмелел и чуть не перевернул стол, когда поднимался.
Труппа высыпала в прихожую, расхватала пуховики и, пошатываясь, вылетела на улицу. Возле ледового городка ошивались две пьяные компании. Мужик в одном халате и красном колпаке прыгал вокруг елки и размахивал самодельным посохом – лыжной палкой, обернутой в дождик. Пацаны кого-то узнали, пошли здороваться. Девчонки полезли на горку. Миша переминался с ноги на ногу, не зная, куда себя деть. Ветер начал усиливаться. Снег на лету оставлял царапины под фонарями. У Кати зазвонил телефон. Она что-то ответила, пнула фигуру кабана и направилась в сторону кафе «Тополёк». Из портативных колонок играла веселая музыка. Лена стояла посреди площади и чувствовала, что очень устала. Эта усталость копилась много месяцев и настигла ее здесь, в тот самый момент, когда Вовчик схватил на руки Соню, не удержался и завалился с ней у ног ледяной Снегурочки.
– Ты мне колготки порвал, придурок!
Лена собиралась уже попрощаться и пойти домой, но подумала про Катю. Телефон не отвечал. Тогда она быстро зашагала в сторону кафе, не понимая, зачем и куда идет. «Тополёк» был закрыт на «спецобслуживание». В окнах мельтешили фигуры, и смех ударялся о стекла. Глупо все это, надо возвращаться. Вдруг она отчетливо услышала крик, но не из кафе, а откуда-то со стороны: «Руки убери, сука!» Она сразу же узнала Катин голос. Побежала на звук, поскользнулась и еле удержалась на ногах. За углом три женские фигуры в капюшонах обступили четвертую, которая стояла спиной у стены.
– Ты нам ящик пива должна, тварь. Нефиг подруг кидать.
– Мы за тебя вписались, а ты теперь тусуешься с этим дерьмом.
– Эй, что тут у вас? – Лена подошла ближе, но не увидела даже Катиного лица. Все тонуло в темноте.
– Ничего, Лен Фёдоровна. Разговариваем. Я вернусь скоро.
– О, да это училка твоя? Ты теперь за ней как собачонка бегаешь?
– Рот завали, шалава!
Одна из девиц подлетела к Кате и толкнула ее так, что та ударилась головой о стену и стала оседать. Лена кинулась к ним, но Катерина уже нашла точку опоры и с размаху заехала обидчице по лицу. Две другие тут же вступились за подругу и повалили Катю. Стало понятно, что словами делу не поможешь. Лена и сама не заметила, как оказалась в куче тел на земле, пытаясь их разнять. С Лены сорвали шапку и вдавили лицом в сугроб. Она зачерпнула колкий снег носом и ртом, чуть не подавилась. Через секунду ей удалось повернуться и схватить кого-то за волосы. Раздался пронзительный ультразвук. Потом она почувствовала острые удары по ребрам, дышать стало тяжело. Кажется, за несколько секунд Лена совсем выбилась из сил, но продолжала бесцельно махать руками.
– Девки, вы что тут устроили? – сверху зарычал голос, который показался Лене знакомым. Чьи-то руки буквально раскидали за шиворот всех участниц потасовки. – Ого! Какая встреча!
Лена подняла глаза и увидела перед собой дядю Пашу с двумя крепкими парнями.
– Неожиданно! Вышли покурить, а тут визжит кто-то. Ну, привет, Москва! С почином. – Он поднял Ленину шапку с помпоном. – Может, к нам на огонек?
– Да нет… я тут… мимо шла. Меня ждут.
Катя сидела на корточках в паре метров от них и сплевывала кровь. Больше никого рядом не было.
– Ну, ты знаешь, где нас найти. Если местные будут докапываться, сразу звони. – Он еще раз оглядел Лену и усмехнулся: – С новым счастьем!
На площадь они возвращались отряхнувшись от снега. Кроме разбитой губы, из потерь – пара пуговиц на Ленином пуховике. Еще Катя, кажется, вывихнула руку, когда падала.
– Что они хотели от тебя?
– Левые предъявы. Хотят ящик пива за то, что я к ним на Новый год не приехала.
– И что будет дальше?
– Может, они уймутся, а может, еще отпинают меня.
– Ты так спокойно говоришь, Кать.
– Да вы не волнуйтесь. Все равно это лучше, чем с ними водку хлебать. Так что на четвертый день она уже сладкой кажется.
Их отсутствие, кажется, только-только заметили.
– А мы вас потеряли! Уже замерзли все, пойдемте торт пробовать. – Санины и без того румяные щеки алели от мороза, как недавно съеденный арбуз.
В теплой квартире пальцы стали оттаивать и болеть. Лена сейчас мечтала о горячем чае и рюмке коньяка. Голова кружилась. Катя уселась на диван и закрыла глаза. По ее лицу ползали разноцветные пятна от елочной гирлянды.
– У тебя кровь на губе. Что случилось? – Миша осторожно подвинулся к ней.
– Да так, поскользнулась неудачно. Ударилась о трубу.
– А руку почему так держишь?
– Вывихнула, кажется.
– Дай посмотрю.
Он аккуратно взял Катино запястье, что-то пощупал у плеча и резко дернул на себя.
– Ай!
– Ну вот. Теперь не должно болеть. Это меня на карате научили.
Он еще несколько секунд не отпускал ее руку. Потом Таня выключила свет и поставила музыку. Начались танцы. Ну, теперь точно пора. Лена нашла сумку, брошенную на кухне, попрощалась и пошла домой.
Глава 38
Первая неделя после Нового года прошла в тягучем бездействии – сладкое на завтрак, обед и ужин, сага о Гарри Поттере, потеря чувства времени и сон до полудня. Антон решил махнуть с друзьями на Кольский, гоняться за северным сиянием. Потом в Сочи на фестиваль фрирайда. Снова в Питер. Отовсюду он присылал селфи – человек, который всегда улыбается и прищуривает правый глаз, на фоне таких же красивых людей. И, конечно, в компании были женщины. С широкими бровями и сережками в носу. Лена скучала, но ничего не требовала. А на излете праздников раздался звонок из другой реальности. Ладони вспотели.
– Привет. Я в Крюкове. Увидимся?
Лена много раз прокручивала в голове этот короткий разговор, пока нетвердой рукой пыталась нанести тушь, замазать синяки под глазами. На улице она почувствовала, что наполняется неестественной веселостью, двигалась резко и по-московски стремительно. И этот звонок, и скрип снега под ногами, будто трут куски пенопласта, – все казалось постановкой. Даже вон ту визгливую чайку можно снять с неба и положить в коробку, как ненужный реквизит.
Он сидел сбоку от столика, похудевший, в клетчатой рубашке, рукава небрежно закатаны до локтей. Уголки воротника помяты. На щеках проступили не ямочки, а целые овраги. Темные глаза теперь казались еще больше. Он выглядел таким тонким, что электронные часы будто могли без проблем переломить его запястье.
– Как ты здесь? Я, мягко скажем, удивлена.
– Еду мимо. Позвали в Оху проектировать буровые.
– Серьезно? А как же Берлин? Твои собственные проекты?
Лёша перекинул ногу на ногу и сцепил пальцы вокруг колена.
– Понимаешь, я думал, что им интересны мои идеи. Но это просто благотворительность.
– Что? О чем ты вообще?
– Мы отстали от Европы лет на тридцать-сорок. Нас гладят по головке, говорят, что мы милые мальчики, даже выделяют какие-то гранты.
– Ну, гранты – это ведь прекрасно. Разве нет?
– Нами просто затыкают квоту для стран третьего мира. Это как восхищение трехлетним ребенком: «Вау, он собрал конструктор для начальной школы!» – но никто не даст этому ребенку строить ракеты.
– А ты все еще хочешь сделать что-то… м-м-м… выдающееся?
– Конечно, а какой иначе смысл? Помнишь, как в «Персеполисе»? Ты должен быть лучшим в своем деле. Даже если ты танцуешь стриптиз, это должно быть Lido, а не соседний подвал.
Он полез в карман джинсов и достал серебристый блистер с таблетками.
– Что это у тебя?
– Селективный ингибитор обратного захвата серотонина.
– Это можно мешать с алкоголем?
– Иногда.
Лёша выдавил синтетически-белое драже, закинул в рот и следом сделал большой глоток бурбона. Кубики льда с треском ударились о стакан.
– Слушай, ну, ты ведь можешь просто делать жизнь людей удобнее… Те же буровые…
– Меня от них тошнит.
Он дернулся вправо, столик покачнулся, и Лена едва успела поймать свой бокал с вином.
– Для одних я недостаточно хорош. А других я просто презираю. Но я не могу сам для себя строить из говна и палок, мне нужны хоть какие-то заказы. Понимаешь?
– Эй, дружок, полегче.
Лена протянула руку и погладила его дрожащие пальцы.
– А ты не изменяешь себе, – она кивнула на бутылку с колой zero.
– Конечно! Нам уже не двадцать, надо заботиться о здоровье.
– Ага. И запивать виски газировкой без калорий.
Он немного помолчал, уставившись на носок своего ботинка.
– А как ты? Держишься тут?
– Прекрасно. Вот купила по дороге килограмм фундука.
– М-м-м… ты боишься, что тебя заведут в лес и придется оставлять следы?
– Ну, мы готовим спектакль с местными школьниками. Им надо тренировать дикцию.
– Классно, рад, что тебе весело.
Он вложил в это «весело» столько жалости, что Лене захотелось вмазать ему по лицу.
– Я очень спешу, если честно.
– Брось, Лена, мой поезд только через три часа. Я высадился тут уж точно не ради этого разбавленного «Джим Бима».