ну. По бортам стояли люди в синих и оранжевых куртках. Корабли прислонились боком к бетонному причалу, и закипела жизнь. Кто-то выпрыгнул на берег и стал привязывать сейнеры к металлическим кнехтам, кто-то – обрубать с обшивки ледяную корку. Рыбу, которая лежала на палубе сплошным ковром, с помощью гигантского металлического сита перенесли в грузовики. Дело продвигалось быстро, каждый знал свою партию наизусть. У Лены начала кружиться голова от запаха тины, гнилых водорослей. Стало быстро темнеть. Серёгин грузовик заполнили первым. Он похлопал ошарашенную Лену по плечу и велел садиться. По дороге она спросила:
– А вы сами в море ходите?
– Я-то? Не-е-е. Но с удочкой люблю посидеть. Вчера был выходной, вот ходил.
– Много наловили?
– Ну, много, не много, это неважно. Тут главное – соседа переловить. Вот в чем смысл.
Они вернулись к ледяной площадке, которую уже расчистили для заморозки новой рыбы. Лена вылезла из кабины. К грузовику подбежал рабочий и откинул заднюю стенку кузова. Навага живой рекой выплеснулась на лед. Машина медленно двинулась с места, покрывая землю ровным слоем рыбы. Через несколько минут все четыре грузовика были опустошены. Перед Леной выросло целое поле, которое извивалось и хлюпало. Как будто между рыбами шла смертельная битва. Они хлестали друг друга плавниками из последних сил, замирали, застывали с открытым ртом. Свет фонарей отражался в их блестящей чешуе. Лена отвернулась. Эта агония постепенно сходила на нет, но все еще была невыносима. Подошел дядя Паша.
– Ну как, впечатляет?
– Угу.
– Она скоро замерзнет. Сама. Представляешь, какая экономия на электричестве?
К «рыбному катку» подкрались три дворняги. Они никак не могли решиться и утащить по дохлой рыбине. Принюхивались, отбегали, снова возвращались.
– А вон охранники наши, мы уж их не обижаем. Шурик, Шарик и Рыжуля. Ну пойдем, ладно. Соберем тебе гостинец.
Лена даже не успела возразить, а просто поплелась за ним следом. Дядя Паша подошел к одной из гор мороженой наваги, которую несколько человек упаковывали в большие белые кули. Женщины смеялись и приговаривали, расталкивая добычу по мешкам. «Жуй, жуй, материк огромный».
– Так, девчонки, вот у нас тут гостья из Москвы. Давайте мы ей подарок упакуем?
– Ой, не надо, не надо, – Лена даже замахала руками и отбежала в сторону.
– Да ты, дочка, не отказывайся, не отказывайся. Строганина знаешь какая вкусная? М-м-м. А печенка? Мы в детстве только ее и ждали, пока мамка наважку потрошила. – Самая высокая из сортировщиц, в валенках и лисьей шапке, уже закинула в отдельный мешок штук десять искореженных рыбин.
– Не отказывайтесь, Лен Фёдоровна, – он сказал это так, как будто был не хозяином завода, а ее учеником.
Лена взяла увесистый мешок.
– Спасибо.
Когда она уже подходила к дому, позвонил Антон.
– Малыш, я в магазине, ты что на ужин хочешь?
– Что угодно. Только не рыбу.
Предсмертные пляски наваги все еще стояли у нее перед глазами. Она развязала мешок и высыпала все содержимое у помойки – для собак.
Глава 40
Дядя Паша сдержал слово. Ровно через три недели двадцать рабочих вернулись в строй. До праздника оставалось полмесяца. Все валилось из рук, подрядчики срывали сроки, Марина и Ирина успели повздорить. Первая настаивала, что для концерта Татьяны Бурановой нужно заказать дым-машину. Вторая переживала, что крюковский осветитель спалит ее задолго до начала торжества. Они не разговаривали полдня и на обед ушли порознь.
В город приехал Эжен. Лена встретила его у гостиницы Kryukov Grand Resort, занявшей второй этаж жилого дома. Он вышел из такси в темном кашемировом пальто, перекинул через плечо кислотно-салатовый шарф и сморщил лицо, как будто ему под нос сунули нашатырь.
– Дорогая, я, конечно, готов ехать за тобой хоть на край света. Но это место еще дальше.
– Я тоже рада тебя видеть. Вечером поболтаем, хорошо?
Лена чмокнула его в щеку и улетела в ДК на репетицию.
Через несколько часов они встретились в кафе «Тополёк». Эжен сидел за столиком и с шумом размешивал в белой чашке грязно-коричневую жидкость.
– Я погулял по городу. Как ты живешь тут? Здесь же нет ни одного кофе-поинта. Да что там кофе-поинт, здесь в центре даже нет публичного туалета. Я спросил прохожих, и мне предложили зайти в администрацию.
– И ты пошел?
– Конечно. Но там писсуар прибит на уровне, чтобы в него блевать, а не писать.
– Очень тебе сочувствую.
– Но есть и плюсы. Мне кажется, что люди меня фотографируют на телефон.
– Что же здесь хорошего?
– Возможно, они думают, что я звезда. Может быть, кто-то даже узнал меня по клипу Кати Лель. У меня там, знаешь ли, заметная роль. Я играю летчика в стиле стимпанк.
– Не хочу тебя расстраивать, но они просто считают тебя странным.
– И я тебя люблю, дорогая. Байкер твой скоро явится?
Антон не слишком-то рвался на эту встречу, но Лена настояла. Он зашел в кафе, за руку поздоровался с барменом и что-то сказал официантке. Она издала дельфиний писк и оперлась на барную стойку, нарочито выкатив бедро. Эжен похлопал Лену по руке.
– Я опоздал, простите. Вы заказали уже?
– Думаем.
– А чего тут думать? Возьмите ребрышки свиные. С чесноком – просто улет.
Эжен посмотрел на часы.
– О, нет. В такое время я могу позволить себе только стакан зеленого фреша. Девушка, подойдете?
Официантка медленно отлепилась от стойки, достала из фартука засаленный блокнот и сняла с нагрудного кармана одну из трех ручек, которые торчали, как патроны на черкесске.
– Слушаю.
– Можно мне сок из сельдерея?
Девушка растерянно перевела взгляд на Антона.
– У нас есть только яблочный.
– А какой? Из «гренни смит»?
Она сдула с лица пушистую прядь.
– Из тетрапака.
– Тогда мне воды. Бутылку.
Уголок ее рта презрительно пополз вверх. Лена поспешила заказать салат, чтобы московский гость не успел что-нибудь прокомментировать. Антон попросил ребра и пиво. Сразу два.
– Ну, Эжен, рассказывай. Что у тебя нового?
– Сходил тут к Кирюше Толмацкому, – он с усилием выдохнул. – На похороны.
– Да, ушла легенда. Вы были знакомы? – Лена случайно опрокинула подставку с зубочистками и теперь пыталась построить домик.
– Не то чтобы. Но там были все нужные люди из андеграунда.
– А кто этот Толмацкий? – Антону принесли пиво, и он с облегчением откинулся на кожаный диван.
– Это же Децл. Ты ведь помнишь: «Пепси, пейджер, MTV, подключайся-я-я»? – Лена изобразила нелепый кач руками.
– Еще бы. Поц со школьным рэпом и макаронами на голове.
– Со школьным рэпом? Вообще-то, он давно пишет экспериментальный регги-дэнсхолл-хип-хоп. – Эжен перевел взгляд на Лену. – Точнее, писал.
Она почувствовала, как Антон придавил диван к полу, но продолжал дружелюбно улыбаться.
– Женя, а не хочешь съездить в лес? Тут такая природа!
– Спасибо, Антош. Но меня и так по жизни окружают одни дрова.
Лена пожалела, что эта встреча вообще состоялась. По дороге домой Антон недвусмысленно молчал. Она опасалась, что начнутся претензии вроде: «Скажи мне, кто твой друг». Но вместо этого перед сном он спросил.
– Децл – легенда? Ты серьезно? Он же не Фредди Меркьюри!
– Во-первых, все знают его песни. А во-вторых, он драматическая личность, сепарировался от отца…
– Угу, сепарировался… Пятнадцать лет назад мы с пацанами бегали на подпольные рок-концерты. И когда музыканты долго не выходили, угадай, что мы орали?
– Что?
– «Децл – лох».
Эжен заглянул на репетицию в ДК, когда Лена прогоняла сцену жертвоприношения. Он был одет в тяжелые ботинки на высокой шнуровке, оливковую куртку с нашивками и напоминал французского легионера. Из рюкзака торчал прибор, похожий на лыжную палку. Вся труппа то и дело оглядывалась на гостя. Репетиция оказалась на грани срыва.
– Это Евгений Владими… – Лена поймала возмущенный взгляд друга. – Эжен. Мой товарищ из Москвы. Будет вести наш концерт.
Таня что-то зашептала Кире на ухо, и та прыснула в кулак.
– А что это у вас за штука такая? – Вовчик ткнул пальцем в «лыжную палку».
– О! Это металлоискатель. Я собираюсь искать сегодня на пляже японские древности. Монеты, посуду… золото!
– Возьмите меня, – выпалил Саня.
– И меня, меня, меня!
– Возьму всех, кто будет хорошо репетировать.
После этого дела пошли гораздо лучше. Старались все. Даже Вовчик вел себя покорно и не комментировал постановочный поцелуй Леля и Купавы.
Через час команда золотоискателей отправилась на городской пляж. Лена оттянула Эжена за рукав.
– Где ты взял эту бандуру?
– Да купил на Avito перед отъездом. У бывшего копателя. Ему на мине руку оторвало.
Прозрачная короста, покрывавшая снег, с треском ломалась под ботинками. На берегу валялись деревянные коряги, похожие на сказочных драконов, крошево из бутылочного стекла, цветные этикетки. Вскоре добрели до скошенного пирса. Каждая его опора в пачке из ледяных перьев выглядела хлипко, но Вовчик все равно вскарабкался на скользкие доски и изобразил серфера. Эжен, окруженный группой поклонников, обшаривал каждый метр пляжа. Через полчаса металлоискатель пронзительно запищал. Подростки зашумели: «А-а-а! О-о-о! Что там? Что там?» Эжен доверил Сане лопату и велел раскидать снег. В мокрой земле у самой поверхности лежала серая монета, облепленная грязью.
– Ур-ра-а-а-а! Мы нашли клад.
На монетке были выдавлены листья, колосья и какие-то иероглифы. Соня повертела ее в руках.
– Надо отнести в краеведческий. А то так ничего непонятно.
По дороге монетку передавали из рук в руки. Каждый хотел прикоснуться к сокровищу. Толпа с гомоном ввалилась в музей. Женщина на кассе высунула голову из окошка, как черепаха из панциря, и тут же втянула назад. По дисковому телефону она вызвала Катушкина.
– Андрей Ильич, тут к вам. Целая делегация.