Во всяком случае, сейчас выпала передышка. Можно спрятаться, не вызывая подозрений у встречных, и понаблюдать, как будут развиваться события. Его глаза пробежали вверх по замысловатым сумеречным фасадам необозримых зданий – казалось чудом, что где-то есть солнце, по старинке заливающее мир своим светом. Он уже отдышался, и намокшая в снегу одежда высохла.
Милю за милей он шел по сумрачным улицам, ни с кем не разговаривая, и никто не заговаривал с ним – темной фигурой среди темных фигур, жадно разыскиваемым человеком из прошлого, невольным владельцем мира. Везде, где попадались огни или особо оживленная толпа, Грэм отступал или, боясь быть узнанным, прятался на лестницах, уходивших под землю с верхних и нижних уровней. И хотя стычек нигде не случалось, весь город был взволнован сражением. Один раз Грэму пришлось бежать от вооруженного отряда, прочесывавшего улицу. Казалось, все встречные участвуют в событиях. По большей части это были мужчины; они имели при себе какие-то предметы, которые Грэм посчитал оружием. Похоже, бой сосредоточился главным образом в том районе города, откуда он пришел, – с той стороны то и дело доносился отдаленный гул. В душе Грэма любопытство боролось с осторожностью. Осторожность все-таки взяла верх, и Грэм продолжил свой путь, удаляясь, насколько он мог судить, от места сражения. Шел сквозь темноту, незаметно, осторожно. Спустя некоторое время не стало слышно даже дальних отзвуков боя, люди попадались все реже и реже, и наконец циклопические улицы стали совсем пустынными. Фасады домов сделались плоскими и грубыми; наверное, это был квартал брошенных складов. Одиночество окутывало Грэма, и он убавил шаг.
Он ощутил нарастающую усталость. По временам сворачивал в сторону и отдыхал на многочисленных сиденьях верхних платформ. Но лихорадочное беспокойство, сознание того, какую важную роль он играет в этой борьбе, не давали ему нигде задерживаться надолго. Неужели сражались только из-за него?
Внезапно до этого пустынного места докатился удар, как от землетрясения. Пронесся ураганный холодный ветер, полетели стекла, с грохотом рушились стены. Масса стекла и железа обвалилась с крыши на середину улицы в сотне ярдов от Грэма. Вдали послышались крики и топот. Он тоже бесцельно засуетился и бросился сначала в одну сторону, затем, также бесцельно, назад.
К нему подбежал человек. Грэм взял себя в руки.
– Что они взорвали? – спросил человек, задыхаясь. – Ведь это был взрыв? – И, не дожидаясь ответа, поспешил дальше.
Огромные дома возвышались вокруг, окутанные сумерками, хотя полосу неба вверху уже заливал дневной свет. Грэм отметил много странных вещей, пока непонятных; он даже разобрал многие надписи, сделанные фонетическим письмом. Но что толку расшифровывать странные буквы, которые после мучительных усилий зрения и ума складывались в слова: «Здесь Идемит» или: «Бюро работы – Малая сторона». Казалось абсурдным, что эти похожие на утесы дома принадлежат ему…
Теперь стало ясно, как извращенно он воспринимал происходящее. Он действительно совершил тот прыжок во времени, который много раз описывали романисты. И когда это произошло, был готов – его ум был готов – спокойно взирать на происходящее, как в театре. Но не было спектакля, была огромная, неясная опасность, враждебные тени и завеса темноты. Смерть ищет его в этих мрачных лабиринтах. Не прикончат ли его, прежде чем он успеет все увидеть? Может быть, гибель притаилась уже на следующем углу? Огромное желание увидеть, великое стремление узнать поднялось в нем.
Теперь он боялся перекрестков. Решил, что безопасно только в укрытии. Куда прятаться, когда снова включат свет? В конце концов он уселся на сиденье под навесом на одном из верхних путей, считая, что там больше никого нет.
Грэм прижал кулаки к усталым глазам. А что, если, открыв глаза, он больше не увидит этих мрачных параллельных путей, этих нестерпимо высоких домов? Что, если все события последних дней: пробуждение, кричащая толпа, мрак и сражение – фантасмагория, новый и еще более живой сон? Это должно оказаться сном, ведь все так непоследовательно, так нелогично. Почему люди сражаются из-за него? Почему этот новый мир считает его своим Владельцем, Хозяином?
Так думал он, не открывая глаз, а потом, не доверяя своему слуху, отнял руки, почти надеясь увидеть знакомую картину жизни в девятнадцатом веке – маленькую бухту Боскасла, утесы Пентаргена или спальню в своем доме. Но фактам нет дела до людских надежд. Отряд под черным знаменем скорым маршем пересекал затененный участок, направляясь в бой, а позади вздымалась головокружительная стена, огромная и темная, с едва различимыми, малопонятными надписями.
– Нет, это не сон, – проговорил Грэм. – Это не сон. – И тяжело опустил голову на руки.
Глава XIСтарик, который все знал
Грэм вздрогнул, услышав рядом чье-то покашливание.
Он резко обернулся и, вглядевшись, заметил маленькую сгорбленную фигуру, примостившуюся в тени ограждения в двух ярдах от него.
– Есть какие-нибудь новости? – спросил хриплый тонкий голос, вероятно принадлежавший очень старому человеку.
– Никаких, – помолчав, ответил Грэм.
– Я посижу здесь, пока снова не зажгут свет, – сказал старик. – Эти синие мерзавцы тут повсюду, буквально повсюду.
Грэм невнятно пробормотал что-то. Попытался разглядеть старика, но темнота скрывала его лицо. Хотелось о многом поговорить, расспросить, но он не знал, как начать.
– Чертовски темно, – неожиданно сказал старик. – Темно и скверно. Дернуло же меня выйти из дому в такое неспокойное время.
– Да, нелегкое это дело, – отважился заметить Грэм. – Нелегко вам пришлось.
– Темнота. И старик, затерянный в темноте. Весь мир сошел с ума. Воюют, дерутся. Полиция побила их, и теперь эти мошенники болтаются здесь. Почему не вызовут негров, чтобы защитить нас?.. Нет, хватит с меня этих темных улиц. Я упал, споткнувшись о мертвеца. В компании, однако, безопасней, если это приличная компания, – продолжал старик, откровенно рассматривая Грэма.
Поднялся, подошел вплотную. По-видимому, осмотр удовлетворил его. Старик уселся, явно обрадованный, и объявил:
– Эх, что за ужасное время! Война и драка, и валяются мертвецы – мужчины, здоровенные мужчины умирают в темноте. Наши сыновья! У меня самого три сына. Бог знает, где они этой ночью, – голос у старика сорвался. Затем он хрипло повторил: – Бог знает, где они нынче…
Грэм думал, о чем бы спросить, не выдавая своего невежества. Старик заговорил снова:
– Острог победит. Он победит. Но каким станет мир при его правлении – этого никто не может сказать. Все три моих сына работают там, под ветродвигателями. И одна моя сноха когда-то была его любовницей. Его любовницей! Да, мы не из простых, хотя мне и пришлось в эту ночь бродить по улицам, рискуя жизнью… Я-то знал, к чему все идет. Намного раньше других. Но эта темнота! Подумать только: свалиться в темноте, споткнувшись о труп!
Было слышно его сдавленное дыхание.
– Этот Острог… – сказал Грэм.
– Величайший вождь, которого только видел мир, – ответил голос.
Грэм напрягся, пытаясь найти подходящую реплику.
– У Совета мало друзей среди народа, – сказал он наугад.
– Да, мало. Все затеяла беднота. Так что их время кончилось. Эх! Надо было им вести себя поумнее. Но они два раза побеждали на выборах. И Острог… Но теперь все вырвалось наружу, и они не устоят, нет, не устоят. Дважды они провалили Острога – это Острога-то, вождя! Я слышал, что он тогда пришел в бешенство – он был ужасен. Господи, спаси их и помилуй! Ведь ничто им теперь не поможет, когда он поднял против них рабочие союзы. Никто другой на это не отважился бы. Вся синяя холстина вооружилась и выступила! И теперь он победит. Теперь победит.
Старик немного помолчал.
– Этот Спящий… – проговорил он и снова умолк.
– Да? – откликнулся Грэм. – Что Спящий?
Старик перешел на доверительный шепот, бледное лицо придвинулось ближе.
– Настоящий-то Спящий…
– Ну?
– Умер много лет назад.
– Что? – переспросил Грэм.
– Много лет назад. Умер. Уже давно.
– Как вы можете так говорить?
– Я могу. Я знаю, что говорю. Он умер. Этот Спящий, который теперь проснулся, – им подменили ночью настоящего… Бедняк какой-то, одурманенный до бесчувствия. Но я не могу сказать всего, что знаю… – Он еще некоторое время бормотал нечто непонятное. Но великий секрет рвался наружу. – Я не знаю людей, которые усыпили беднягу, это было еще до меня, но знаю человека, который впрыснул ему стимуляторы и разбудил. Это было десять к одному – разбудить или убить. Видна рука Острога.
Грэм был так изумлен, что вынужден был прерывать старика и несколько раз переспрашивать, прежде чем удостоверился в смысле его бормотанья. Значит, пробуждение не было естественным! Может быть, старик выжил из ума, а может, в его словах была доля правды. Покопавшись в закоулках памяти, он вдруг припомнил что-то подходящее, что могло послужить ощущением от стимулирующего укола. Грэм подумал, что наконец ему повезло и он сможет узнать у старика кое-что об этом новом мире. Тот некоторое время сипел и сплевывал, затем продолжил задумчивым голосом:
– Сначала они провалили его. Я проследил, как это все было.
– Провалили кого? – спросил Грэм. – Спящего?
– Спящего? Ну нет! Острога. Он был ужасен – ужасен! Ему, конечно, обещали… обещали избрание в следующий раз. Глупцы – не побоялись его. А теперь весь город – его мельничный жернов, а такие, как мы с вами, – мука. Просто мука. Пока он не восстановит порядок, рабочие будут резать друг другу глотки и убивать всяких там китайцев и полицейских, но нас, пожалуй, не тронут. Что творится! Мертвые валяются на улицах! Грабеж! Мрак! Такого за последний гросс лет не случалось. Ох, худо приходится маленьким людям, когда большие дерутся! Да, худо.
– Вы сказали… не было такого… за последний гросс лет? Чего не было?
– А? – переспросил старик.
Он пожаловался, что Грэм глотает слова, и заставил трижды повторить вопрос, прежде чем ответил: