– Ну, боев на улицах не было, резни, оружия у всех в руках, дураков, кричащих о свободе… Ни разу за всю мою жизнь такого не было. В старые-то времена такое бывало – к примеру, в Париже народ восстал три гросса лет назад. Вот что я имел в виду. Но так уж устроен мир. Все повторяется. Я знаю. Я знаю. Пять лет Острог не покладал рук – и вот повсюду волнения, и голод, и угрозы, и крики, и оружие. Повсюду синяя холстина и ропот. Нет безопасности. Все рушится и расползается. И вот куда мы теперь угодили! Восстание, бои повсюду – и Совету приходит конец.
– Пожалуй, вы хорошо осведомлены в этих делах, – заметил Грэм.
– Я знаю то, что сам слышал. Это мне не Болтающая Машина рассказала.
– Конечно, нет, – согласился Грэм, пытаясь сообразить, что такое Болтающая Машина. – И вы уверены, что именно Острог организовал восстание и разбудил Спящего? Только ради самоутверждения, из-за того, что его не избрали в Совет?
– Думаю, каждый об этом знает, – сказал старик. – Кроме круглых дураков. Он хотел стать хозяином. Через Совет или без него. Это всем известно. И вот мы сидим в темноте, а рядом валяются мертвые тела! Но где же вы были, если не слыхали об этой сваре между Острогом и семьей Верни? И как вы думаете, из-за чего возникла эта свара? Из-за Спящего? Вы считаете, что Спящий – подлинный и пробудился сам, а?
– Я мало что знаю. Я куда старше, чем кажусь, – сказал Грэм. – И память у меня слабая – особенно на события последних лет… Будь я Спящим, я, говоря по правде, не мог бы знать меньше.
– Старше, говорите? – прокряхтел старик. – Вы не выглядите очень уж старым. Конечно, не всякий сохранит память до моих лет. Но такие важные события! А вы ведь моложе меня, гораздо моложе. Что ж, я не сужу о людях по себе. Я-то крепок для своих лет. А вы, может, состарились в юности.
– Так и есть, – сказал Грэм. – Со мной вообще случилась странная история. Я очень мало знаю. Кстати, об истории – ее я, можно сказать, и вовсе не знаю. Спящий и Юлий Цезарь – для меня одно и то же. Очень интересно слушать, как вы толкуете обо всем этом.
– Мне-то кое-что известно, – сказал старик. – Уж будьте уверены. Однако… Тише!
Они умолкли и стали прислушиваться. Прокатился тяжелый гул, от сотрясения вздрогнула скамейка. Прохожие остановились и стали переговариваться. Старика одолевало любопытство. Он окликнул проходившего мимо человека. Грэм, ободренный его примером, встал и заговорил с другими. Никто не имел понятия, что произошло.
Грэм вернулся на место и услышал невнятное бормотание старика. Некоторое время они не разговаривали.
Мысль о гигантской битве, такой близкой и в то же время такой далекой, мешала Грэму сосредоточиться. Прав ли старик, верны ли слухи о том, что революционеры побеждают? Или они ошибаются и красная полиция сметает все на своем пути? В любое время военные действия могли захлестнуть эту тихую часть города и застигнуть его здесь. Грэму не терпелось узнать как можно больше, пока есть время. Он быстро повернулся к старику, но не решился задать вопрос. Зато старик, заметив его движение, заговорил сам.
– Так вот, этот Спящий, на которого только дураки надеются… Я всю его историю знаю, я всегда хорошо разбирался в истории. Я еще мальчишкой – давно было дело – любил читать печатные книги. Вы-то вряд ли знаете, что это такое. Наверное, и не видели ни одной: они истлевали и рассыпались, и Санитарная компания их сжигала, а из золы делали облицовочные плитки. Правда, от книг хоть и была грязь, но и польза тоже. По ним учились. Эти новомодные Болтающие Машины… вам-то они не кажутся новомодными, а? Их легко слушать, а еще легче забыть, что услышал. Но я проследил всю затею со Спящим с самого начала.
– Вы вряд ли в это поверите, – тихо сказал Грэм, – но я настолько невежествен и так погрузился в свои мелкие дела – а они сложились очень странно, – что ничего об истории Спящего не знаю. Кем он был?
– Вы не знаете? – воскликнул старик. – А я знаю, я все знаю. Он был небогат, ничего собой не представлял. И связался с легкомысленной женщиной, бедняга! А потом впал в транс. Тогда, в старину, были такие штуки, такие коричневые… да, серебряные фотографии… На них можно видеть, как он лежал полтора гросса лет назад. Да, полтора гросса лет назад!
«Связался с легкомысленной женщиной, бедняга», – повторил про себя Грэм, а вслух добавил:
– Ну, продолжайте же.
– Был у него кузен по имени Уорминг, одинокий бездетный человек; он сделал большое состояние, спекулируя на дорогах, – на первых идемитовых дорогах. Но вы об этом, конечно, слышали? Нет? Почему? Он скупил все патенты и основал большую компанию. В те времена были гроссы гроссов различных фирм и компаний. Гроссы гроссов! Его дороги прикончили все старые железные за две дюжины лет. Уорминг скупил их и перевел на идемит. Он не захотел дробить свою огромную собственность или продавать акции, а завещал все Спящему и назначил Совет опекунов, членов которого сам же выбрал и подготовил. Он знал, что Спящий не проснется, будет спать и спать, пока не умрет. Прекрасно знал! А тут еще один американец, у которого оба сына погибли при кораблекрушении, тоже завещал Спящему свое состояние. И Совет опекунов с самого начала получил в свое распоряжение собственность на дюжину мириадов львов, если не больше.
– Как его звали?
– Грэм.
– Нет… Я имел в виду… того американца.
– Избистер.
– Избистер! – воскликнул Грэм. – А ведь я так и не узнал его имени.
– Конечно же, – сказал старик. – Конечно. Люди мало что узнают в школах в наши дни. Но я-то знаю о нем все. Он был богатый американец, выходец из Англии, и оставил Спящему даже больше, чем Уорминг. Как он сделал капитал? Этого я не знаю. Что-то вроде машинного изготовления картин. Так или иначе, капитал он нажил и завещал. Так было положено начало Совету. Поначалу это был просто совет опекунов.
– И как он сумел возвыситься?
– А! Вам невдомек? Деньги всегда текут к деньгам, и одна голова хорошо, а двенадцать лучше. Они играли умненько. С помощью денег управляли политикой, наращивали капитал, пуская его в оборот, устанавливая выгодные тарифы. Капитал все рос и рос. Годами эти двенадцать опекунов скрывали истинные размеры состояния Спящего, пользуясь подставными лицами, фирмами и тому подобными приемами. Совет распространял свое влияние, скупая документы на право собственности, закладные, акции. Они купили все политические партии, все газеты. Если вы послушаете истории тех времен, то поймете, как рос и возвышался Совет. Миллиарды и миллиарды львов – вот состояние Спящего. А начало всему – причуда Уорминга, его завещание, да еще несчастье с сыновьями Избистера.
Люди – странные существа, – продолжал старик. – Я вот удивляюсь, как это Совет так долго действовал единодушно. Целых двенадцать человек. И все с самого начала были заодно. Но и на них вышла проруха. В мои молодые годы о Совете говорили так, как люди невежественные говорят о Боге. Мы и помыслить не смели, что члены Совета могут совершить дурной поступок. Мы ничего не знали об их женщинах. Теперь-то я стал умнее.
Да, люди – странные существа, – говорил он. – Вот вы – человек молодой и ничего не знаете, а я, которому уже семесят и впору позабыть это, объясняю вам все коротко и ясно.
Семесят, – повторил он, – а я все слышу и вижу, слышу, правда, лучше, чем вижу. И голова в порядке, и слежу за всем, что вокруг происходит. Семесят!
Жизнь тоже странная вещь. Мне исполнилось дванцать, когда Острог был младенцем. Я помню его задолго до той поры, когда он пробился в руководство Управления ветродвигателей. Многое с тех пор изменилось. И я ходил когда-то в синем. А вот теперь довелось увидеть этот крах, и мрак, и бунт, и мертвые тела, которые складывают в кучи на улицах. И это все наделал он! Все он!
Речь старика превратилась в бормотание, в едва различимые похвалы Острогу.
Грэм задумался.
– Позвольте, – сказал он, – если я правильно понял, – он вытянул руку и приготовился отгибать пальцы по пунктам: – Итак, Спящий находился в летаргии.
– Подменен, – сказал старик.
– Возможно. А за это время состояние Спящего выросло в руках двенадцати опекунов до таких размеров, что поглотило почти все крупнейшие состояния мира. Эти опекуны сделались фактическими хозяевами мира, потому что они – платежеспособная власть, какой некогда был старый английский парламент…
– Ого! – оживился старик. – Неплохое сравнение. Вы не настолько уж и…
– И теперь Острог внезапно перевернул мир, пробудив Спящего, а в это не верил никто, кроме самых суеверных простых людей. И после стольких лет Спящий может потребовать от Совета свою собственность.
Старик отреагировал на эту фразу одобрительным покашливанием.
– Очень странно, – сказал он, – видеть человека, который впервые узнает о таких вещах только сегодняшней ночью.
– Да, – согласился Грэм, – это странно.
– Вы бывали в Городе Наслаждений? – спросил вдруг старик. – Я всю жизнь мечтал… – Он рассмеялся. – Даже и теперь. Хотелось бы посмотреть – хотя бы только посмотреть… – Он пробормотал что-то еще, но Грэм его не понял.
– А когда проснулся Спящий? – спросил вдруг Грэм.
– Три дня назад.
– Где он?
– У Острога. Он сбежал от Совета каких-нибудь четыре часа назад. Неужели вы ничего не знаете? Он был в рыночном зале, там и началась схватка. Весь город кричит об этом. Все Болтающие Машины. Даже те глупцы, что за Совет, – и те так говорят. Все кинулись туда посмотреть на него, и все получили оружие. Вы что, спали или были пьяны? Ну и ну! Да вы просто шутите. Наверняка притворяетесь. Чтобы не орали Болтающие Машины и люди не сбегались, они выключили электричество и наслали на нас эту проклятую тьму. Может быть, вы хотите сказать…
– Я слышал, что Спящий бежал, – сказал Грэм. – Но постойте. Вы уверены, что Спящий у Острога?
– Он его не выпустит из рук, – ответил старик.
– А Спящий? Вы точно знаете, что он подменен? Я никогда не слышал…
– Так все глупцы думают. Так они думают. Как будто нет еще тысячи других вещей, о которых они не слышали. Я слишком хорошо знаю Острога. Я говорил вам? Я с ним в родстве, хотя и далеком. Через мою сноху.