Дорога причудливо вилась сквозь лабиринт зданий и закончилась проходом, в конце которого через овальное отверстие Грэму на фоне сияющих закатных облаков был виден изломанный силуэт разрушенного здания Совета. Оттуда долетали крики толпы. В следующий момент они оказались на краю обрыва, на остатках крыши здания, нависающего над развалинами. Открывшаяся картина была не менее поразительна, чем изображение, которое он наблюдал в овальном зеркале.
Пространство, напоминающее грубо вырубленный амфитеатр, тянулось чуть ли не на милю. Слева оно было вызолочено заходящим солнцем, а внизу и справа накрыто светлой холодной тенью. Серый силуэт здания Совета был увенчан черным знаменем победителей, свисавшим ленивыми складками на фоне яркого закатного неба. Непривычно для глаз зияли полуразрушенные комнаты, залы и коридоры; исковерканные металлические конструкции зловеще торчали из завалов; спутанные в клубки кабели свисали, подобно морским водорослям, а откуда-то снизу доносился шум бесчисленных голосов, мощные удары и звуки труб. Гигантскую белую башню окружало кольцо разрушений: груды почерневших обломков, остатки фундамента взорванной по приказу Совета фабрики, скелеты металлических ферм, титанические массы рухнувших стен, леса мощных колонн. Внизу, между мрачных развалин, поблескивала бегущая вода, а в отдалении, среди смутно видимых громадных зданий, в двухстах футах над землей торчал перекрученный конец водопроводной трубы, извергая с громоподобным шумом сверкающий фонтан. И везде были огромные толпы людей.
Повсюду, где только можно было встать, виднелись человеческие фигурки, маленькие и четко различимые, – кроме тех мест, где закат заливал все сплошным золотом. Они карабкались на шаткие стены, гроздьями скапливались у вздымающихся колонн. Кишели по краю амфитеатра руин. Воздух сотрясался от криков, люди пробирались, продирались к середине круга.
Верхние этажи здания Совета казались покинутыми, на них не было заметно ни одного человека. Только флаг победителей тяжело свисал на фоне светлого неба. Мертвые тела либо остались внутри дома, либо их убрали. Грэм заметил всего несколько трупов в трещинах и закоулках руин и посреди водяного потока.
– Не покажетесь ли им, сир? – проговорил Острог. – Они жаждут вас видеть.
Грэм заколебался, но затем сделал несколько шагов вперед, к изломанному краю вертикальной стены. Он стоял, глядя вниз, – высокая, черная, одинокая фигура на фоне неба.
Толпа среди развалин не сразу заметила его. Как раз в это время показались небольшие группы людей в черной форме, пробирающиеся сквозь толпу к зданию Совета. Грэм увидел, что крошечные черные головы становятся розовыми, и понял, что его стали узнавать, – словно волна пробежала по всему пространству. Он решил, что должен как-то выразить им свою признательность, поднял руку и указал на здание Совета. Крики толпы слились в восторженный рев, который поднимался к нему приветственными волнами.
Пока подписывалась капитуляция, небосвод на западе успел побледнеть, сделаться голубовато-зеленым, а на юге засиял Юпитер. Вверху шли еле ощутимые перемены, приближалась ночь, безмятежная и прекрасная; внизу была спешка, суета, противоречивые приказы, остановки, перестроения, крики и замешательство. Прежде чем членов Совета стали выводить наружу, усталые вспотевшие люди вынесли под крики толпы сотни погибших в рукопашной схватке, разыгравшейся в длинных коридорах и анфиладах…
Стражи в черном оцепили дорогу, по которой должны были пройти члены Совета, и пространство руин, насколько можно было видеть в синих сумерках, заполнила бесчисленная толпа. Люди стояли везде, где удавалось поместиться, – внутри покоренного дома Совета, на развалинах окружающих зданий. Гул голосов даже в минуты затишья напоминал рокот прибоя, набегающего на галечный пляж. По приказанию Острога на высокой груде развалин спешно сооружался помост из бревен и металлических балок. Работы в основном были завершены, но гудящие и лязгающие машины все еще сияли огнями в тени этой временной постройки.
На помосте имелось небольшое возвышение, на которое поднялся Грэм вместе с Острогом и Линкольном; немного позади разместилась группа руководителей рангом пониже. Помост окружили черные революционные гвардейцы с зеленым оружием, названия которого Грэм еще не узнал. Стоявшие рядом видели, что его взгляд неустанно перебегает с людей, толпящихся в сумрачных руинах, на темнеющую массу здания Белого Совета, откуда вскоре должны были появиться опекуны, на уродливые утесы развалин и снова на людей. Крики толпы перешли в оглушительный рев.
Членов Совета он увидел издалека, когда они появились в свете временных светильников, отмечавших их путь, – кучка белых фигур на фоне черной арки. В здании Совета их содержали в темноте. Грэм наблюдал, как они приближались, переходя от одной электрической звезды к другой; угрожающий рык толпы, над которой они властвовали сто пятьдесят лет, сопровождал их на всем пути. Они приближались, и становились различимыми их лица – усталые, белые и взволнованные. Грэм видел, как они, мигая от яркого света, смотрели на него и на Острога. Совсем не похоже на отстраненные холодные взгляды в зале Атланта… Он узнал плотного мужчину с рыжей бородой, стучавшего по столу на Говарда, и маленького брюнета с мелкими чертами лица и удивительно вытянутым черепом. Они перешептывались и глядели на Острога. Позади них, опустив голову, шел высокий черноволосый красавец. Неожиданно он поднял глаза, его взгляд скользнул по Грэму и тоже устремился на Острога. Дорожка, подготовленная для членов Совета, была проложена так, что им пришлось пройти мимо и обогнуть помост, прежде чем они достигли дощатого пандуса, ведущего к сцене, где должна была состояться церемония капитуляции.
– Хозяин, Хозяин! Бог и Хозяин! – кричал народ. – К чертям Белый Совет!
Грэм смотрел на это множество людей, неисчислимое множество, тонущее в полутьме, взглянул на Острога, неподвижно стоящего рядом, бледного и невозмутимого. Опять перевел глаза на кучку членов Совета. Наконец посмотрел вверх и увидел знакомые звезды, изливающие спокойный свет. Сколь необычна его судьба! Неужели короткая жизнь, прожитая им двести лет назад, и эта, нынешняя – одна и та же, его собственная?
Глава XIVВид из «Вороньего гнезда»
Итак, после самых необычных отсрочек, пройдя через сомнения и борьбу, человек девятнадцатого века занял наконец свое место во главе этого сложного мира.
Очнувшись от глубокого долгого сна, который последовал за его спасением и сдачей Белого Совета, он не понял, что происходит. С усилием Грэм нашел в памяти точку отсчета, и все, что произошло, вернулось к нему, но поначалу в каком-то ненастоящем виде, словно услышанная или прочитанная в книге история. И прежде чем память окончательно прояснилась, он снова пережил и радость спасения, и изумление перед своим высоким положением. Он был владельцем мира, Хозяином Земли. Этот великий новый век в полнейшем смысле слова принадлежал ему. Он больше не пытался истолковать происходившее как сон; теперь его заботило, как убедить себя, что все это – реальность.
Подобострастный слуга помог ему одеться под пристальным надзором мажордома, напыщенного низенького человечка; с виду он был японцем, но говорил по-английски, как англичанин. От него Грэм узнал кое-что о состоянии дел. Революция стала свершившимся и признанным всеми фактом, в городе возобновилась деловая жизнь. За границей падение Совета было по большей части воспринято с восторгом. Совет не был популярен нигде, и тысяча городов Западной Америки, даже теперь, через двести лет, завидовавших Нью-Йорку, Лондону, всем восточным землям, почти единодушно восстали за два дня до известия о заточении Грэма. В Париже шли бои. Остальной мир выжидал.
Во время завтрака в углу зазвонил телефон, и мажордом доложил, что Острог почтительно справляется о его самочувствии. Грэм оторвался от еды и ответил. Очень скоро появился Линкольн, и Грэм выразил настойчивое желание поговорить с народом и подробнее ознакомиться с открывающейся перед ним новой жизнью. Линкольн сообщил, что через три часа назначена церемония представления высших должностных лиц, которые вместе с женами прибудут в Управление ветродвигателей. Желание Грэма выйти на городские пути сейчас неисполнимо из-за чрезвычайного возбуждения в народе. Вполне возможно, однако, устроить для него обзор города с высоты птичьего полета, воспользовавшись «вороньим гнездом» смотрителя ветродвигателей. Сопровождать Грэма было поручено мажордому. Линкольн сказал о японце несколько лестных слов, извинившись, что не может составить им компанию ввиду срочной административной работы.
Выше самых огромных ветряков, в тысяче футов над крышами, на металлической мачте с тросами-растяжками виднелось круглое пятнышко «вороньего гнезда». Наверх Грэма подняли в маленькой люльке, скользившей по проволочному тросу. На середине хрупкого с виду стебля мачты была устроена легкая галерея с множеством труб, казавшихся снизу очень маленькими. Они медленно вращались по круговому рельсу. Это были отражатели, связанные с зеркалами смотрителя ветродвигателей, в одном из которых Острог показывал Грэму события, положившие начало его правлению. Японец поднялся первым; они провели там час – один спрашивал, другой отвечал.
День был полон предчувствия весны. Теплый ветер касался кожи. Небосвод был ярко-синим, и широкая панорама Лондона ослепительно сверкала под утренним солнцем. Воздух, не замутненный ни дымом, ни туманом, был прозрачен и свеж, как в горах.
Кроме неправильного овала развалин вокруг здания Совета и черного флага над ним с этой высоты в гигантском городе почти не было заметно признаков молниеносной революции, за одну ночь и один день изменившей, как представлялось Грэму, судьбы мира. Множество людей по-прежнему сновало в развалинах. В отдалении, на огромных летных площадках, откуда в мирное время аэропланы отправлялись во многие большие города Европы и Америки, чернели толпы победителей. На узких лесах множество рабочих восстанавливали соединения проводов и кабелей, связывающих здание Совета с остальным городом, подготавливая переход туда резиденции Острога из Управления ветродвигателей.